Тёмные дни (СИ) - Екатерина Михайлова

Мамин кулон. Он был связан с Ютой невидимой пуповиной. И теперь, когда его отобрали, Юта ощущала, будто у неё вырвали кусочек её души. — Отдайте… — Горькие слёзы душили. Юта с новой силой ощутила верёвки, терновыми лозами опутавшие запястья.

Вандегрид словно прочитал её мысли. Вероятно, потому, что страдание ясно отражалось у неё на лице.

— Я могу прекратить твою боль. Только скажи, как попасть в Город Богов.

— Я же сказала, что не знаю этого, ты, мразь, — неожиданно для самой себя с отвращением выплюнула Юта.

Она постаралась вздёрнуть подбородок, насколько это было возможно в её положении. Крупная капля скатилась вниз по щеке. Юта попыталась вложить в слова всю ненависть, какую испытывала к этому человеку:

— Ты убил мою мать до того, как я успела пройти посвящение. Так что мы вместе умрём здесь, на этой планете. — Юта натужно рассмеялась. Смех быстро перешёл в кашель.

Вандегрид пристально смотрел на неё. В этом взгляде Юта ощущала новую боль, которую этот человек способен причинить ей. Он неожиданно улыбнулся — только губами.

— Ты мне нравишься. Ты ошибаешься в том, что ничего не знаешь. Ты настоящая жрица. О, да. Я вижу это в твоём непокорном вгляде. Ты гораздо ценнее, чем предполагаешь. Я думаю, ты укажешь мне дорогу к Вечному Городу. Да, да. Ты приведёшь меня к нему.

Вандегрид будто говорил сам с собой. Он начал расхаживать по комнате взад-вперёд. И в этом нервном движении, в его странных словах Юта уловила нотку безумия.

— Да, да, ты поможешь мне. — Он по-прежнему не обращался к Юте.

Правитель города подошёл к железной двери и постучал в неё. В комнату вошёл высокий человек, с кривым сломанным носом и жестоким взглядом. Юта похолодела.

— Это Джазир, мой верный пёс. Не такой сообразительный, каким был Лэнс. Да, тот самый, которого убил твой друг, прошлый глава Серого Отряда. Зато Джазир безоговорочно предан мне. Джазир, голос! — внезапно скомандовал Вандегрид.

— Слушаю, господин.

— Видишь? — Правитель рассмеялся. — Верный пёс.

Юту стало подташнивать. То ли от боли, то ли от этой отвратительной сцены.

Джазир был очень высокого роста, под два метра. При этом мускулист и широк в плечах. Он не сутулился, как многие высокие люди. Наоборот, держался прямо и надменно. Из-за этого казалось, что это не человек, а просто гигант.

Но поразил Юту не его рост. На плоском лице со свороченным набок носом не отражалось ни одной живой эмоции. Как будто смотришь на бездушную куклу с лицом человека. Лишь маленькие тёмные глазки полыхали какой-то жестокой злобой. Казалось, Джазир люто ненавидит всё, на что только падает его взгляд.

Вандегрид тем временем отдавал приказы:

— Развяжи её и отведи в комнату для гостей. Не вздумай обидеть! Мы должны подобающим образом обращаться с той, кто станет нашей союзницей.

Джазир равнодушно окинул Юту взглядом, от которого она содрогнулась, как будто оказалась нагой на холодном ветру.

«Верный пёс» отточенным движением вытащил из ножен огромный нож. Он резко взмахнул им у Юты над головой. Девушка ахнула и мешком свалилась на пол. Новая волна боли пришла неожиданно и обидно. Юту замутило и вдруг стошнило прямо Джазиру на сапоги.

Он длинно выругался. Вандегрид расхохотался громким ухающим смехом. Кажется, эта картина от души его позабавила. Новый глава Серого Отряда закинул Юту на плечо и, как обмякшую тряпку, поволок куда-то по коридорам. Уже за поворотом Юта снова услышала странный «совиный» смех.

***

Глава Серого Отряда оставил Юту одну, одарив её перед выходом жутким оскалом, как бы говорившим: «Наш глава добрый человек. Вот если бы меня поставили заниматься тобой, ты бы узнала, что такое настоящая боль. Впрочем, всё ещё впереди».

Под этим взглядом Юта забилась в угол кровати, на которую Джазир швырнул её, как мешок с картошкой. Её новая комната была небольшой, но вполне благообразной. Тут была кровать, стол со стулом и даже обои в мелкий цветочек. Напротив кровати была прибита полка с книгами. В дальнем углу стояло оцинкованное ведро. Окон, впрочем, не было и здесь. Что ясно давало понять, что эта комната — лишь более комфортабельная разновидность тюремной камеры.

Рядом с оцинкованным ведром Юта разглядела таз с водой, видимо, для умывания. Но сил встать не было. Юта всё ещё не чувствовала своего тела. Всё, чего ей хотелось — это свернуться эмбрионом и перестать существовать. Привычным жестом она протянула руку к груди. Неосознанно, как делала всегда в трудную минуту. Ощущение тёплой бронзы, нагретой её телом, изгиб узоров под пальцами всегда приносили успокоение. Как будто это мама касалась её, утешая.

Но теперь её оберега не было с ней. И это усилило ощущение беды и физического страдания. Саднящяя боль в запястьях долго не давала забыться, но в конце концов Юте удалось провалиться в зыбкий, полный жутких картин сон.

Когда Юта очнулась, то совершенно потерялась во времени. Она не могла сказать, сколько времени провела в забытье. Она то выплывала из него, напуганная страшными видениями, то снова погружалась в тьму кошмаров. Ей снился то Корт, срывающийся с обрыва, то какие-то жуткие железные щипцы, терзавшие её тело, то неизвестно откуда взявшиеся воспоминания о том дне, когда ей сообщили, что родители мертвы.

Юта с трудом села. Она хотела пойти умыться, когда заметила на столе воду и поднос с едой. Несколько бутербродов, апельсиновый сок, фрукты. Юта не помнила, когда нормально ела в последний раз, но от вида еды её затошнило. Она взяла бутылку с водой и залпом выпила половину.

Осторожно держась за стену — всё тело ныло и крутило от перенесённого напряжения — Юта сумела дойти до таза с водой. Неуклюже она смыла кровь с запястий и предплечий. Раны саднили, но холодная вода приятно остужала горящую кожу. Именно сейчас ей отчего-то вспомнилось, как Корт однажды перебинтовывал её пораненную руку. Юта осмотрелась, но в комнате не было ни полотенец, ни простыней. На кровати лежал только голый матрас. Она оторвала от края своей футболки две полоски ткани и кое-как, шипя от боли, замотала раны.

После чего легла на кровать и, заставляя себя ни о чём не думать, стала смотреть в потолок.

Через неопределённый промежуток времени — Юта не могла сказать, сколько пролежала: двадцать минут или два часа — щёлкнул дверной замок. Юта подскочила и села. В комнату вошёл правитель города. Такой же элегантный и «дорогой»,