Пройти чистилище - Чингиз Абдуллаев

Но речь идет о крупных офицерах разведки, вставших на путь предательства ради корыстных целей, продающих по существу секреты своей родины. И, независимо от того, на кого они работали, будь это американцы Джонни Уокер или Олдридж Эймс или русские Олег Гордиевский и Олег Пеньковский — они самые настоящие предатели. Никакие высокие мотивы не могут оправдать предательство своей страны. В истории шпионажа даже самые громкие имена будут именами предателей, перебежчиков, изменивших родине. Подобное не прощается ни в одной стране и ни при каком режиме. Мерзкая сущность предателя, даже оказавшего неоценимую услугу другой стороне, от этого не становится менее мерзкой. Они все равно отвратительны и жалки в своем падении.

В этот день Гордиевский ушел как обычно. Посол не знал, что новый резидент должен был передать пять тысяч фунтов стерлингов одному из нелегалов, работавших на советскую разведку. Деньги были вставлены в полый кирпич, который Гордиевскому следовало уронить у определенного места на Грейт Ормонд Стрит. Для конспирации рядом с местом встречи находилась детская больница, куда Гордиевский планировал отправиться вместе со своими девочками. Новый резидент КГБ действительно уронил кирпич, передавая деньги нелегалу, давно находившемуся под контролем английской разведки,

Но советский посол не мог увидеть даже в страшном сне, что отправив семью домой, полковник советской разведки, будущий новый резидент КГБ отправится на свидание с представителем английской разведки. Правда, и Гордиевский не подозревал, что каждый его шаг с этого момента будет находиться под контролем специально прибывшей в Лондон особой группы.

Гордиевский встретился с англичанином в небольшом пабе, пивном баре, где они встречались и раньше друг с другом. На свидание приехал сам Холдер, известный Гордиевскому под другим именем.

— Вы просили о срочной встрече? — спросил Холдер.

— Меня вызывают в Москву. Вчера я встречался с послом. Ему пришла телеграмма. Вечером пришла еще одна с подтверждением вызова.

— Мотивы указаны? — нахмурился англичанин.

— Да. Меня хотят назначить новым резидентом в Лондоне. Они вызывают меня для встречи с Чебриковым и Крючковым.

— Очень хорошо, — ответил Холдер, — я только не понимаю, что именно вас беспокоит?

— Сам тон телеграммы. Он какой-то слишком праздничный. Никогда раньше таких телеграмм не приходило.

— Это ничего не значит, — немного подумав сказал Холдер, — новый лидер Советского Союза говорил на апрельском Пленуме о большей гласности. Новью времена — новые нравы.

— Но люди старые, — возразил Гордиевский, — нет, мне решительно не нравится эта телеграмма.

— Мы проверяли и по своим каналам. И просили американцев. В Москве все чисто, — успокоил его Холдер, — иначе мы бы знали. Может, ваше столь быстрое назначение зависит и от самого Горбачева.

Гордиевский понимал, что имеет в виду Холдер. В конце прошлого года, еще не будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС, Михаил Сергеевич Горбачев посетил Великобританию, где впервые встречался с Маргарет Тэтчер. Встреча, как известно, получилась историческая, и Тэтчер поверила в молодого, перспективного, трезво мыслящего Михаила Горбачева, отныне оказывая ему поддержку на всех этапах его руководства. Об этой встрече позднее будут написаны сотни книг, сняты кинофильмы, о ней будут рассказывать оба участника переговоров — Маргарет Тэтчер и Михаил Горбачев. Но ни советский лидер, ни премьер Великобритании, так никогда и не узнают, что документы для встречи Горбачева с Тэтчер готовил… Олег Гордиевский, заместитель резидента ПГУ КГБ по политической разведке в Лондоне. То есть, готовил даже не он, а английская секретная служба. Горбачев на переговорах с Тэтчер получил «шпаргалку» от разведки англичан и именно поэтому произвел на проницательную «железную леди» такое большое впечатление.

— Я не думаю, что такая телеграмма послана под диктовку самого Горбачева, — ответил Гирдиевский.

— Вы не хотите лететь в Москву? — понял Холдер.

— Я считаю, что мне пора переходить к вам вполне легально. И забрать свою семью. Если мы вернемся в Москву, их уже не выпустят.

Холдер задумался. Потом поинтересовался.

— Вы летите один или вместе с семьей?

— Пока один. Ведь это срочный вызов.

— Они бы вызвали вас вместе с семьей, если бы в чем-то подозревали, — предположил Холдер.

— Там сидят не дураки, — впервые за время разговора улыбнулся Гордиевский, — они бы такого никогда не сделали.

— Вы хотите остаться? — переспросил Холдер.

— Я не совсем уверен, — признался Гордиевский, — меня могут арестовать сразу, как только я сойду с самолета.

— Тогда оставайтесь, — решился Холдер, — вы можете уйти прямо сейчас?

— Это не выход, — Гордиевский был достаточно опытным разведчиком, — так нельзя поступать. А если это всего лишь мои собственные страхи? Что тогда?

— Я вас не понимаю, мистер Гордиевский, — вконец запутался Холдер, — вы все-таки хотите лететь?

— У меня нет другого выхода, — вздохнул Гордиевский, — пока кроме этой телеграммы нет ничего, что говорило бы об обратном. Я должен лететь.

— В таком случае, мы свяжемся с вами в Москве по обычному каналу, — успокоился Холдер, — если произойдет нечто неординарное, вы всегда сможете связаться с нашим представителем. Вы его знаете. Он будет ждать вашего звонка.

— Да, конечно, — хмуро ответил Гордиевский, — я вылетаю завтра.

Ни он, ни мистер Холдер даже не подозревали, что за их встречей внимательно следят сотрудники советской разведки. Они не могли слышать, о чем именно говорят эти двое, но фотографии мистера Холдера в разных ракурсах они сделали.

На следующий день утром, в воскресенье, 19 мая 1985 года по личному указанию Попова посольский «форд» «Гранада» отвез полковника в аэропорт.

Вскоре самолет, в котором сидел Гордиевский, приземлился в Москве. И, пока еще не утвержденный, новый резидент Олег Гордиевский ехал к себе домой, сам Крючков получил известие о его прибытии в Москву. На столе у него уже лежали фотографии Холдера. Он несколько минут рассматривал документы, внимательно читал донесение особой группы из Лондона. Закончив читать, все аккуратно сложил в одну папку, немного подумал, постучав пальцами по столу, поднял трубку прямого телефона самого Председателя КГБ СССР.

— Виктор Михайлович, — разрешите к вам зайти.

Получив разрешение, он положил трубку на рычаг телефона и, тяжело вздохнув, с ненавистью посмотрел на лежавшую перед ним папку.

— Сукин сын, — громко сказал он.

Глава 32

Наблюдения он почти не чувствовал. Даже удивлялся, неужели его связной ошибся и в Центре просто решили перестраховаться? Или его «консервация» имела еще какое-то непонятное ему предназначение? Но иногда ему казалось, что он все-таки замечает повышенный интерес к своей персоне со стороны посторонних людей, и каждый раз это вызывало у него внутренний протест, словно на подсознательном уровне атрофирующееся чувство страха перерождалось в чувство сомнения и бессилия перед надвигающейся катастрофой.

Он пытался анализировать свои прошлогодние действия, стараясь осознать и найти ту единственную ошибку, в результате которой теперь он стал бояться собственной тени и фактически оказался отстраненным от работы. Тщательный анализ своих ошибок вкупе с гибелью Тома наводил на неутешительный вывод, что в Балтиморе им все-таки не удалось полностью переиграть ФБР и ЦРУ, неведомым образом американцы все-таки поочередно вышли и на Тома, и на него. Значит, их расчеты в Балтиморе и последующее отправление донесения через Сюндома были той роковой ошибкой, из-за которой погиб Том.

Он понимал, что «консервация» и состояние неопределенности не могут продолжаться слишком долго. Либо американцам это надоест и его арестуют, либо — второй вариант был менее вероятен — они поймут, что он не представляет для них должного интереса и тогда наблюдение будет снято. В этот вариант верилось с трудом еще и потому, что наблюдение за самим Кемалем, очевидно, основывалось на каких-то первичных данных. Его связи с Питером Льюисом проследить не смогли, это стало ясно уже через неделю, когда они церемонно раскланялись с Питером на одном из приемов. Какими именно данными они располагали, для Кемаля оставалось загадкой. Но проводить свой рабочий день в постоянном ожидании ареста было невыносимо. От этого можно было сойти с ума. И тогда он принял решение.

Но сначала нужно было решить вопрос с Сандрой. Она и так была обижена на него за отмену последней встречи. Кемаль, зная, что все разговоры прослушиваются, позвонил ей в офис.

— Мадам Лурье. Скажите, что звонят из Нью-Йорка.

— Кто звонит? — спросила секретарь.

— Скажите, Кемаль Аслан.

— Как вы сказали? — удивилась девушка, — он никогда не назывался этим именем.