Слепой убийца - Маргарет Этвуд

Иногда она приносит ему сигареты, целые пригоршни — щедрый дар, обильный. Таскает их из серебряной шкатулки, что стоит на стеклянном журнальном столике, и набивает ими сумочку. Но не каждый раз. Пусть все время напряженно ждет, пусть будет голоден.

Он лежит на спине, пресыщенный, курит. Если она хочет признаний, то должна услышать их сначала, как проститутка требует деньги вперед. Пусть и скупых признаний. Я скучал, может сказать он. Или: никогда не могу тобой насытиться. Он закрыл глаза, она шеей чувствует, как он скрипит зубами, стараясь сдержаться.

А после из него приходится тянуть клещами.

Скажи что-нибудь.

Что именно?

Все, что хочешь.

Скажи, что ты хочешь услышать.

Если скажу, а ты повторишь, я тебе не поверю.

Тогда читай между строк.

Так нет же никаких строк. Ты ничего не говоришь.

Тут он может запеть:

О, ты входишь в меня и выходишь обратно,А дым все летит и летит в трубу…

Как тебе такая строчка? — спрашивает он.

А ты и правда ублюдок.

Никогда ни на что другое не претендовал.

Неудивительно, что приходится обращаться к историям.

У обувной мастерской она поворачивает налево, проходит квартал, затем — ещё два дома. А вот и Эксцельсиор[81] — небольшая трёхэтажка. Наверное, по мотивам Генри Уодсворта Лонгфелло, флажок со странной эмблемой: рыцарь, отринув земные блага, штурмует вершины. Вершины чего? Кабинетного буржуазного пиетизма. Как нелепо, особенно здесь и сейчас.

Эксцельсиор — красное кирпичное здание, на каждом этаже по четыре окна с коваными балкончиками, больше похожими на карнизы: даже стул поставить некуда. Когда-то дом был на голову выше окрестных, теперь же — приют тех, кто на грани. На одном балконе натянули бельевую веревку; там флагом побежденного полка болтается серое полотенце.

Она идет мимо, на углу переходит дорогу. Останавливается и смотрит вниз, будто что-то прилипло к туфле. Вниз и назад. За спиной никого, и машин не видно. Тучная женщина взбирается по ступенькам на крыльцо, в каждой руке по авоське — словно балласт; двое оборванцев гонятся по тротуару за шелудивой собакой. Мужчин не видно — только три престарелых стервятника на веранде склонились над одной газетой.

Она поворачивает назад; подойдя к Эксцельсиору, ныряет в переулок рядом и быстро идет, стараясь не бежать. Асфальт неровный, слишком высокие каблуки. Не дай бог ногу растянуть. Ей кажется, что здесь, на ярком солнце, она заметнее, хотя окон тут нет. Сердце сильно стучит, ноги подкашиваются. Её охватывает паника. Почему?

Его там нет, говорит тихий внутренний голос, тихий, сокрушенный голос — печальное воркование тоскующей голубки. Он ушел. Его увели. Ты никогда его больше не увидишь. Никогда. Она чуть не плачет.

Глупо так себя изводить. Но все возможно. Ему исчезнуть легче, чем ей: у неё постоянный адрес, он всегда знает, где её найти.

Она замирает, поднимает руку и, уткнув нос в надушенный мех, вдыхает уверенность. С задней стороны дома есть металлическая дверь — служебный вход. Она тихонько стучит.

Дверь открывается, он на пороге. Она даже не успевает поблагодарить судьбу, как он втягивает её внутрь. Они на площадке: черная лестница. Света нет, только из окошка где-то наверху. Он целует её, обхватив её лицо ладонями. Подбородок у него — как наждачная бумага. Он дрожит, но не от возбуждения или не только от него.

Она отстраняется. Ты похож на разбойника. Она никогда не видела живых разбойников, только в операх. Контрабандисты в «Кармен»[82]. Вымазанные жженой пробкой.

Прости, говорит он. Пришлось спешно менять пристанище. Возможно, ложная тревога, но кое-что я не успел захватить.

Например, бритву?

В том числе. Пойдем — это внизу.

Лестница узкая: некрашеное дерево, перила — бруски два на четыре. Внизу цементный пол. Запах угольной пыли и сырой земли, точно в каменном подземелье.

Это здесь. Каморка сторожа.

Но ты ведь не сторож, фыркает она. Разве нет?

Сейчас сторож. Во всяком случае, так думает хозяин. Он ко мне заходил пару раз по утрам, проверить, развожу ли я огонь, только не очень сильный. Не хочет горячих жильцов — дорого; хочет слегка подогретых. Не очень-то похоже на кровать.

Это кровать, говорит она. Запри дверь.

Она не запирается, отвечает он.

Зарешеченное окошко; остатки штор. Сквозь окошко в комнату сочится ржавый свет. Они просунули ножку стула в дверную ручку. В нём почти нет пружин, да и деревяшек не больше половины. Сомнительная защита. Они лежат под отсыревшим одеялом, набросив сверху свои пальто. О простыне лучше не думать. Она нащупывает его ребра, между ними провалы.

Что ты ешь?

Не приставай.

Ты страшно исхудал. Я могла бы принести что-нибудь поесть.

На тебя трудно рассчитывать. Я с голоду помру, пока ты вернешься. Не волнуйся, я скоро отсюда выберусь.

Откуда? Из этой комнаты, из города или…

Еще не знаю. Не придирайся.

Мне просто интересно, вот и все. Я беспокоюсь. Я хочу…

Хватит об этом.

Ладно, говорит она, тогда, наверное, на Цикрон. Если не хочешь, конечно, чтобы я ушла.

Нет. Побудь ещё. Прости, очень напряженно это все. На чем мы остановились? Я забыл.

Он решает, что ему делать: перерезать ей горло или полюбить навеки.

Точно. Да. Обычный выбор.

Итак, он решает, перерезать ей горло или полюбить навеки, и в это время его чуткий слух слепого улавливает металлический скрип и скрежет. Цепи бьются друг о друга, позвякивают оковы. В коридоре, все ближе и ближе. Он уже знает, что Владыка Подземного Мира ещё не нанес свой оплаченный визит, — убийца застал девушку в таком состоянии. Нетронутом, можно сказать.

Что делать? Можно укрыться за дверью или под кроватью, предоставить девушку её судьбе, а затем вернуться и закончить работу, за которую ему заплатили. Но, учитывая обстоятельства, ему так поступать не хочется. Или можно подождать, пока придворный войдет в раж, совсем оглохнет, и потихоньку выскользнуть за дверь. Но тогда он запятнает честь всех наемных убийц — их гильдии, если хочешь.

Он берет девушку за руку, кладет её ладонь себе на губы и так показывает, что следует молчать. Отводит девушку от кровати и прячет за дверью. Убеждается, что дверь не заперта, как и договаривались. Придворный не рассчитывает увидеть стражницу: в сделке с Верховной Жрицей он специально обговорил, чтобы не было свидетелей. Услышав его приближение, стражница должна потихоньку улизнуть.

Слепой убийца вытаскивает мертвую стражницу из-под кровати и кладет на покрывало, шарфом прикрыв зияющую в горле рану. Женщина не остыла, кровь уже запеклась. Плохо, если придворный войдет с ярко горящей свечой; если же нет, ночью все кошки серы. Храмовых девственниц приучают к пассивности. Пройдет какое-то время, пока мужчина — особенно в громоздком костюме бога, по традиции — в шлеме и маске, — поймет, что трахает не ту женщину, и к тому же мертвую.

Слепой убийца почти задергивает парчовый полог. Затем он и девушка вжимаются в стену.

Скрежещет тяжелая дверь. Девушка видит на полу пятно света. Судя по всему, Владыка Подземного Мира плохо видит, он что-то задевает по дороге и ругается. Потом долго путается в пологе. Где ты, моя красавица? — говорит он. Ответа нет, но ничего удивительного: девушка немая, и это Владыку особенно устраивает.

Слепой убийца тихо выбирается из-за двери, ведя за собой девушку. Как эта чертовщина снимается? — бормочет себе под нос Владыка Подземного Мира. Тем временем двое огибают дверь и выскальзывают в коридор, держась за руки, будто дети, прячущиеся от взрослых.

Позади слышен крик — то ли гнева, то ли ужаса. Одной рукой касаясь стены, слепой убийца припускает бегом. По дороге он вырывает из креплений факелы и швыряет назад в надежде, что они погаснут.

Он знает Храм как свои пять пальцев, на ощупь и по запаху; это его работа — знать такие вещи. Город он знает так же и может пробежать его, как крыса — лабиринт, ему знакомы все закоулки, тоннели, убежища и тупики, все притолоки, канавы и ямы — даже пароли, по большей части. Он помнит, через какую стену можно перелезть, где опоры для ног. Он толкает мраморную панель — на ней барельеф Поверженного Бога, покровителя беглецов, — и они оказываются во тьме. Он это понимает, потому что девушка спотыкается, и тут ему впервые приходит в голову, что она будет его тормозить. Её зрячесть ему мешает.

По другую сторону стены слышны шаги. Он шепчет: держись за мою одежду, и прибавляет лишнее: не говори ни слова. Они на пересечении тайных ходов, что позволяют Верховной Жрице и её приближенным выведывать важные тайны тех, кто приходит в Храм исповедоваться Богине или помолиться. Отсюда надо срочно выбраться. Верховная Жрица станет искать их прежде всего здесь. Нельзя возвращаться и тем путем, каким он пришел сюда, вынув из стены расшатанный камень. Лже-Владыка Подземного Мира, организовавший заговор и назначивший место и время, наверняка знает и про этот ход. Сейчас он, должно быть, уже догадался об измене слепого убийцы.