Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли) - Петер Фёльдеш

Подписав приказ, Бём вызвал адъютанта.

— Завтра утром, — объявил он, бросив быстрый взгляд на молодого офицера, — мы едем на фронт. Сделайте необходимые приготовления. Отныне все внимание я намерен уделять тому, ради чего не на жизнь, а на смерть борется пролетариат. Мы обязаны сделать все во имя его грядущей победы…

Глава третья

Карающий меч

…диктатура предполагает применение беспощадно сурового, быстрого и решительного насилия для подавления сопротивления эксплуататоров, капиталистов, помещиков, их прихвостней. Кто не понял этого, тот не революционер…

В дни, когда венгерская Красная Армия стремительно наступала и ее войска глубоко врезались в боевые порядки противника, во дворец в Гёдёллё явился дородный, высокого роста мужчина, убеленный сединами.

— Гм… Значит, Аурел Штромфельд на фронте? Жаль, он меня хорошо знает. Я по срочному делу. Впрочем, разрешите представиться: честь имею — Имре Фехер, бывший полковник. Я хочу предложить свои услуги. Блестящая победа наших войск под Кошице окончательно утвердила мое намерение поступить к вам на службу. Правда, когда демобилизовали старших офицеров, от подполковников и выше, для меня не сделали исключения, как впрочем и для Штромфельда. Я не имею особых заслуг перед демократической общественностью. Но надеюсь, что теперь-то мне предоставят возможность выполнить свой патриотический долг.

Штабисты тут же связались по телефону со Штромфельдом. Из трубки донесся тяжелый вздох, потом наступило молчание, и лишь спустя некоторое время Штромфельд сказал:

— Случай трудный. Человек он не в меру горячий, увлекающийся и необузданный. Жизнью солдат не дорожит, хотя нужно отдать ему должное: за свою шкуру тоже никогда не дрожал. Храбрый офицер, короче, из тех фронтовых командиров, которые в годы мировой войны без колебаний выполняли любой самый бесчеловечный приказ. Но, по совести говоря, разве нам и сейчас не приходится отдавать суровые приказы? Прикомандируйте Фехера к одному из формирований рабочих-добровольцев, — решительно сказал он. — В качестве инструктора по боевой подготовке. Если он найдет общий язык с рабочими, докажет свою преданность и понимание современных задач, тогда можно будет доверить ему полк.

Имре Фехер спрятал в кармане запечатанный пакет с приказом штаба главного командования, С ним он прибыл в казармы имени Мартиновича, в штаб наркома Йожефа Хаубриха, командира будапештского корпуса.

— Предписано явиться к начальнику штаба корпуса! — отчеканил он.

— Пожалуйста! — перед Фехером предупредительно распахнули дверь. Каково же было его изумление, когда он увидел перед собой Гезу Лайтоша, бывшего капитана австро-венгерской армии его императорского величества!

— Вы начальник штаба?

Лайтош и сам был удивлен не меньше. По старой привычке он сделал движение, желая щелкнуть каблуками, но щелчка не получилось. Быстро оценив обстановку, бывший капитан с подчеркнутой небрежностью уселся за письменный стол, придав своему лицу этакое скучающее выражение.

— Итак, господин полковник… Стало быть, нашего полку прибыло? — Он усмехнулся. — Вы тоже, значит, вступаете… в ряды красных.

— Вот пакет. Там приказ о моем назначении.

Лайтош, бросая косые взгляды на суровое, с четко обозначенными чертами лицо Фехера, бегло пробежал приказ глазами. Кажется, он понял намерения старого служаки.

— Капитан Герцог… вы его, возможно, помните, он в тот памятный день, гм… принес вести из военного министерства… Так вот, он тоже служит в штабе ополченской дивизии рабочих-металлистов. Это добровольческое соединение вооруженных сил сформировано из рабочих отрядов. Его бойцы днем работают на заводах и фабриках, а после смены занимаются военной подготовкой. Становятся под ружье только по боевой тревоге. Командный состав, разумеется, состоит из кадровых военных…

— Очень рад этому, — кивал Фехер.

«Оно и понятно, — подумал Лайтош, — кто не обрадуется, попав в среду единомышленников?»

Полковник действительно был очень рад, что встретил здесь Герцога. Значит, и многие другие кадровые военные пришли к тому же выводу. Новый режим, каким бы непривычным и лишенным респектабельности он ни был, сумел в непостижимо короткий срок создать внушительную армию, в стране, потерпевшей поражение в мировой войне. Теперь эта армия успешно отбивала атаки врага, и возглавляет ее Штромфельд — полковник генерального штаба. Значит, надеть обыкновенную фуражку и форму без знаков различия отнюдь не зазорно! Все это Фехер не произнес вслух, так как перемена в поведении Лайтоша повергла его в смущение. Неприятно, конечно, что капитан занимает сейчас более высокое, чем он, положение и будет прямым его начальником,

А капитан не мог объяснить полковнику, почему он даже с глазу на глаз не добавляет к его воинскому званию «ваше высокоблагородие», хотя относится к нему с прежним почтением. Он не решался открыть ему, что считает себя старшим по чину не по милости красных (это он и сам считал незаконным), а потому, что он, Лайтош, — один из вожаков заговорщической организации контрреволюционного офицерства. Но мог он рассказать и о том, как ому удалось втереться в доверие к наркому Хаубриху и пробраться к руководству вооруженными силами будапештского гарнизона. Участвуя 2 мая в разоружении откатившихся с фронта разбитых частей, он большую часть отобранных винтовок спрятал на тайных складах. Об этом знал только он да майор Хёниг. В нужный момент они смогут распорядиться оружием по своему усмотрению. Если в Будапеште удастся поднять путч, они вооружат мятежников. Его высокоблагородие господин полковник поздно спохватился: о том, чтобы проникнуть в ряды Красной «Армии, нужно было думать раньше. Ему не удастся обскакать Лайтоша! Он не уступит ему пальму первенства. Когда придет победа, он, Лайтош, а не Фехер станет генералом. Да и вообще — чего с ним много разговаривать… Цели у них общие — это и без слов ясно. Вряд ли Фехер мог поверить, что контрразведчик, в свое время выследивший Самуэли, занимает теперь этот пост из приверженности к Советской власти. Контрреволюционеры понимают: лучшая конспирация — молчаливый сговор и молчаливое взаимопонимание.

Но Имре Фехер и не помышлял о «проникновении» в ряды Красной Армии, о том, чтобы куда-то «пробраться». Не такой у него был характер. Он решил идти добровольцем на фронт, потому что хотел воевать. Правда, он решил воевать не за советский строй, а за исконные венгерские земли. Нельзя относиться враждебно к режиму, если ты служишь в его вооруженных силах. Его намерения были совершенно искренни. II хотя самолюбие его было уязвлено, он прощал Лайтошу высокомерный тон. Ведь бывший капитан достиг в этой армии высокого положения, значит, Фехеру придется с этим примириться. Даже по уставу начальник штаба армейского корпуса не должен вытягиваться в струнку перед подчиненным ему офицером-инструктором, несмотря на то что в старой армии Фехер был полковником.

— Значит, формирование не подлежит отправке на фронт? — спросил он.

Лайтош скрестил на груди руки:

— Только в случае крайней необходимости.

— Жаль.

Лайтош был уверен, что угадал мысли полковника.

— Ничего, и здесь, в тылу, найдется дело… — самодовольно проговорил он.

— Но не такое, какое мне действительно по душе.

Лайтош довольно кивнул головой. Он и на этот раз был уверен, что точно разгадал истинный смысл сказанного Фехером. Скоро и здесь, в тылу, возникнет нужда в таких вот суровых, ожесточенных, готовых на все людях. Но стоит ли толковать об этом заранее?

Наступил июнь, а дней по-настоящему теплых все не было. Вот и сегодня с утра зарядил проливной дождь. Потоки воды низвергались с нависших туч, хлестали из водосточных труб. В кабинете Бела Куна закрыты окна. Душно. Куну казалось, что приходится вдыхать в себя мириады отвратительной болотной мошкары. Он распахнул настежь окно, но легче не стало. Угнетала не столько духота, сколько ворох лежащих на столе писем, донесений…

Взять хотя бы историю с Ференцем Гёндёром. Набор добровольцев в профсоюзе журналистов он превратил в возмутительный фарс. Будучи председателем союза, а значит и вербовочного комитета, он всех записавшихся объявил негодными к военной службе!

А вот целый ряд донесений о дезертирах. Несколько ополченцев из рабочих отрядов без разрешения командования вернулись с фронта; профсоюзные организации, вместо того чтобы наказать ополченцев, окружили их заботой, устроили на работу. Да еще, так как стала ощущаться нехватка в квалифицированных рабочих, дезертирам присвоили незаслуженно высокие разряды, предоставили высокооплачиваемые должности. А кампания по распространению панических слухов! Придет жена добровольца в профорганизацию, нашепчут ей невесть что, и всполошится она и пишет на фронт: дескать, ополченцам пора возвращаться домой, их послали на фронт только затем, чтобы оттеснить врага от столицы, это, мол, офицеры подстроили, на руку белочехам играют, хотят всю рабочую рать перебить. Здесь нечем ребят кормить, одна тыква да ячневая каша. А на поле боя солдатики наши льгот кровь за Словакию. Потом венграм еще придется кормить словаков, потому что им не хватает своего хлеба…