Истина суфиев - Бхагаван Раджниш

Проблема Мастера состоит в том, как рассказать вам о тех вершинах. А совершенный Мастер — это тот, которому удается это сделать. Совершенный мастер тот, которому как-то удается рассказать о таких вещах, о которых рассказать невозможно, как-то удается создать для этого способы. Если что-то невозможно сказать, тогда он постарается вам это показать, создаст ситуации, в которых кое-какие проблески вершин смогут промелькнуть перед вами.

Совершенный мастер — это тот, кто пытается сделать невозможное и преуспевает в этом.

Будда — Совершенный Мастер. Иисус — Совершенный Мастер. Магомет — Совершенный Мастер. То же можно сказать о Кабире, Нанаке. Совершенный Мастер — это тот, кому удалось выполнить невыполнимое: убедить слепых в существовании света, убедить глухих в существовании музыки, причем не только в существовании, но и в заманчивости стремления к ней, что она стоит того, чтобы к ней стремиться

Ты спрашиваешь «Действительно ли пребывание в присутствии Мастера изменяет человека?»

Что там говорить о человеке, когда известно, что даже животные иногда изменяются.

Не так давно, всего несколько лет тому назад, жил один великий Мастер, Рамана Махарши — Совершенный Мастер. Каждое утро на его даршаны — а он был человек молчаливый, говорил изредка, и то, бывало, всего по-нескольку слов — и вот каждое утро, когда он сидел один час на даршане, приходили люди и садились рядом с ним, и приходила также какая-то корова. Причем так прилежно, как не приходил ни один из учеников, — та корова была очень похожа на Тирту! Прилежно... Дождь ли, нет ли, зима ли — что бы там ни было — больна ли была корова, здорова ли, как бы там ни было, корова неизменно приходила в одно и то же время.

Она приходила, становилась на веранду и глядела внутрь через окно, и в течение часа в окне маячила ее голова, иногда с открытыми, иногда с закрытыми глазами. А иногда из глаз ее катились слезы... это стало каким-то чудом!

Но однажды корова очень тяжело заболела и не могла прийти, поэтому идти пришлось Рамане! Он никогда не посещал никаких других учеников, но ради этой бедной коровы ему пришлось идти. «Что вы делаете, Бхагван?» — недоумевали все ученики. А он отвечал: «И все-таки я должен идти. Она была так прилежна. Я знаю, она хочет прийти — этого хочет ее дух, но плоть слаба».

Когда же он пришел, она сидела по направлению к его комнате и издали смотрела в окно. Она не могла встать, она умирала. Когда Рамана пришел, она закрыла глаза и у нее потекли слезы. Она умерла. Эта корова была первым животным во всей истории человечества или сознания, с которым прощались, как прощаются с просветленным. Там был Рамана.

Кто-то спросил Раману: «Родится ли эта корова человеком?»

«Нет, — ответил Рамана, — ей не нужно будет рождаться человеком, она это уже превзошла. Она вообще не будет рождаться. Она достигла просветления».

Да, это возможно. Что там говорить о человеке? Даже животные, если они восприимчивы... а коровы действительно очень восприимчивы. Вот почему на Востоке они стали священными. Ни по какой другой причине, а потому что они действительно очень восприимчивы, открыты. Они способны расти в сознании. Никакое другое животное не может сделать такой прыжок, который способна сделать корова.

Это была единственная причина, по которой они стали неотъемлемой частью всех старых восточных ашрамов. Они создавали определенную атмосферу — атмосферу чистоты, невинности.

Послушайте эту историю:

Приятель Изи, Иосиф, заявил, что он нашел одного попугая, который может не только говорить, но говорить на иврите. Изя был настроен скептически, но когда он пришел домой к Иосифу и они надели на голову птицы кипу, попугай тут же повторил наизусть всю службу, проходившую в пятницу вечером.

Изя был ошеломлен и стал умолять своего приятеля продать ему эту птицу. И вот после долгих уговоров Иосиф согласился. Заплатив десять долларов, Изе удалось-таки забрать эту чудесную птичку.

На праздник Изя взял птицу в синагогу. Там он оповестил всех и каждого, что его попугай может петь молитвы. Но все только подняли его на смех, и, в конце концов, ему было предложено пари десять к одному, что птица его не сможет уследить за службой и трех минут.

И вот когда начались молитвы, Изя надел на голову попугая кипу и приказал ему петь. Но птица молчала.

«Молись, как ты молилась у Иосифа», — потребовал Изя Но попугай и клюва не раскрыл.

«Молись, немая бестолочь! Я на тебя поспорил!» Но попугай не издал ни звука. В конце концов, Изя был вынужден признать свое поражение, и он ушел из синагоги с опущенными глазами и по уши в долгах. Когда он пришел домой, он принялся бить птицу, приговаривая: «Кто меня перед всеми опозорил, а? Кто заставил меня проиграть десять к одному? Кто сделал вид что знает, а сам не знает, как молиться? Зачем ты это сделал?»

В конце концов, попугай заговорил. «Не будь дураком! — крикнул он. — Придет Йомкипур, ты сорвешь большой куш!»

Если попугай живет вместе с евреем, попугай становится евреем — запомните. Если вы живете с Мастером, что-то от Мастера начнет проникать в вас.

Третий вопрос:

В свое время вы говорили нам о совершенстве и творчестве. Какова же взаимосвязь между творчеством и совершенством? Не является ли творчество в музыке, живописи и поэзии попыткой достичь совершенства в видимой и слышимой форме? Не создает ли художник просто более тонкое эго, как так называемые святые, о которых Вы часто говорите?

Да, Акам, как правило, художник — это самый эгоистичный в мире человек Но в таком случае это не истинный художник Он использовал искусство как средство для путешествия собственного эго. Художники очень эгоистичны, они постоянно хвастаются и постоянно борются друг с другом. И при этом каждый думает, что он единственный и неповторимый. Однако это не истинное искусство.

Истинный художник исчезает без остатка. А эти люди всего-навсего техничны. Я буду называть их не художниками, а техниками. Я не буду называть их творцами; я буду называть их сочинителями. Да, сочинить стих — это одно, а сотворить стих — это совсем другое. Чтобы сочинить стих, нужно знать язык, грамматику, грамматические правила — правила стихосложения. Это игра словами. И если ты сведущ во всей этой игре, ты можешь сочинить стишок. С точки зрения техники он может быть безупречным, однако у него будет одно лишь тело — душа его будет упущена.

Душа случается лишь тогда, когда художник исчезает в искусстве — когда он больше не отделен. Когда художник творит в такой отрешенности, что его здесь нет, то, когда ему приходится подписывать свою картину, он испытывает неловкость, потому что ему известно, что это сделал не он. Это сделала за него некая неведомая сила. Он знает, что был одержим — таков опыт всех по-настоящему великих художников на протяжении веков: чувство одержимости. Чем более велик художник, тем больше проявлено у него это чувство.

А величайшие средь них — Моцарт, Бетховен, Калидаса, Рабиндранат — самые великие, абсолютно уверены в том, что они были ни чем иным, как полым бамбуком, и что через них пел Бог. Они были флейтами, однако песни были не их Они текли через них, но они исходили из какого-то неведомого источника. Они не мешали — и это все, что они делали. Но сами они не создавали этого. Вот в чем парадокс!

Настоящий творец знает, что он этого не создавал. Через него работал Бог. Он овладел им, его руками, его существом и что-то через него создал. А он был инструментом.

Настоящее искусство — то, где художник исчезает — тогда вопрос об эго не ставится. Тогда искусство становится религией. Тогда художник — мистик — не только безупречный технически, но и подлинный экзистенциально.

Ты меня спрашиваешь: «В свое время Вы говорили о совершенстве и творчестве. Какова же взаимосвязь между творчеством и совершенством?»

Первое: чем меньше в творчестве художника, тем больше в нем совершенства. А когда художник абсолютно отсутствует, тогда творчество абсолютно совершенно. Такова пропорция — и вы должны это запомнить Чем больше присутствует художник, тем менее совершенным будет произведение. А если художник слишком присутствует, произведение будет тошнотворным, невротичным. Это будет всего-навсего эго, а чем еще ему быть? Эго — это и есть невроз

И нужно запомнить еще одну вещь: эго всегда хочет быть совершенным. Эго безудержно стремится к совершенству. Эго всегда хочет быть выше и лучше других. Поэтому оно и стремится к совершенству. Однако совершенство никогда не бывает возможным через эго. Поэтому такое усилие абсурдно. Совершенство возможно только тогда, когда нет эго. Но в таком случае вообще не думают о совершенстве.

Поэтому настоящий художник никогда не думает о совершенстве. Он и понятия не имеет о совершенстве. Он просто позволяет себе сдаться, отпустить себя, а там будь что будет. Разумеется, настоящий художник всегда думает о целостности, но никогда не думает о совершенстве. Он хочет быть в этом целиком — только и всего. Когда он танцует, ему хочется исчезнуть в танце. Он не хочет быть здесь, потому что присутствие танцора только помешает танцу, помешает грации, течению. Когда же танцора нет, все громоздящиеся скалы препятствий исчезают, и мягко струится тихое течение.