Всевидящее око - Игорь Масленков

Всё внутри Кайдлтхэ оборвалось. Она теперь не только слепа, но и невидима для соплеменников, как для Трибунала, так и для Элидирга. Отныне для них она мертва. Враги и друзья почтут её погибшей и прекратят всяческие поиски. Аль хоть и жив, но ничего не смыслит в магии. Ему не по силам передать весть Мастеру. Древний демон пришельцу также не подвластен. Потому помощи ждать больше не стоит. И всё же через пятнадцать дней Аль окажется в руках гильдии. Если ему повезёт, то… Но за это время может случиться всякое. Теперь она сама не уверена, выдержит ли пытки и издевательства. Проклятый кристалл, проклятые ардары!

Ужас на мгновение парализовал Кайдлтхэ, и она не сразу сообразила, что осталась без одежды. Пираты стащили доспех из тариалда и платье. Даже золотые серёжки сорвали. Нагота обострила чувство незащищенности и уязвимости. Обида и стыд пожирали душу. Похотливые твари видели её нагой, касались её тела грязными руками! Кайдлтхэ едва сдерживала слёзы. Умом понимала: нельзя давать волю своим слабостям, да только сердцем отказывалась принять эту великую несправедливость.

Девушку посадили в яму, выложенную грубо отёсанным камнем. Сырость и холод давали о себе знать. Д'айдрэ мелко вздрагивала. И всё же старалась взять себя в руки, прогнать прочь отчаяние. Она сильная и гордая. Кто для неё те ничтожные гойхэ? Черви, пожиратели падали. Она выше их, а потому не станет давать псам повод для торжества.

Время опять застыло. Кайдлтхэ восстановила дыхание, успокоилась. Вновь попыталась войти в состояние полусна. На этот раз получилось, но проклятый кристалл забрал слишком много сил. Дрёма медленно обволакивала тело. Разум погружался в чуткий сон. Подсознание отключилось. Д'айдрэ отдалась на милость судьбе. Так она просидела до утра.

Глава 16. Замок Мидрайг

Видения и сны умирали в чёрной бесконечности. Тёмно-кровавые картины походили на жуткие ночные кошмары или галлюцинации. Мир обернулся беззвучными тенями, исчезающими во враждебном сумраке. Сознание, отравленное мукой и ненавистью, напрочь отказывалось воспринимать действительность. Всюду мерещились зловещие порождения царства смерти.

Алексей долго не мог понять, спит он или бодрствует. Дикий коктейль чувств и впечатлений опьянил, лишил опоры и выбил землю из-под ног. Следопыт тщетно пытался привести мысли в порядок, собрать воедино. Ясность разума возвращалась медленно, тесня безумие и воскрешая боль.

Казалось, он сошёл с ума или напился вдрызг. И теперь горькое похмелье давало о себе знать. Ныло плечо. В который раз Алексей пытался убедить себя в том, что видит всего лишь дурной сон, да только всё зря. Вот он, сидит закованный в цепи в холодной утробе каменного сарая. А Кайдлтхэ…

Откуда-то из тёмных глубин подсознания нахлынула волна ненависти. Он принялся выдумывать всевозможные кары, которые обрушит на ардаров, их вожака и проклятого Меодолана вместе с Шидельротом. С невероятным наслаждением попаданец представлял, как будет рубить мерзавцев, отсекать детородные органы, сносить головы, ломать руки и ноги, вспарывать животы и выпускать внутренности, как нечестивцы станут корчиться в нечеловеческих мучениях, истекать кровью и молить безжалостного мстителя о быстрой смерти.

Эти кровожадные мысли доставляли Алексею необыкновенное удовольствие. Медленно, но верно он превращался в мясника. Кайдлтхэ взывает к отмщению. Только кровь врагов способна смыть позор плена. Следопыт не мог, не имел права поступить иначе. Да и ардары не заслуживали иного. Они дикари, закон им не писан. Таким свойственны похоть, обжорство и пьянство. В том нет ничего необычного. Невольно вспомнился разговор между Яром и Меодоланом.

Д'айдрэ… высшая раса… Они мнят себя венцом эволюции. Все остальные – пыль на их сапогах, жалкие ничтожные черви, недостойные сострадания. Мироощущение первородных строилось на этом посыле. Ни о какой любви к ближнему, взаимопонимании и примирении речь не шла. Возможно, они и способны любить друг друга, питать к соплеменникам тёплые чувства, только Алексей всё больше в том сомневался. Даже Кайдлтхэ прятала эмоции под маской холодности и отстранённости. Лишь иногда нечто человеческое пробивалось сквозь ледяной панцирь напускного равнодушия. Казалось, она стыдилась тех редких порывов души, воспринимала их как проявление слабости.

Не секрет, в гойхэ изначальные видели низших существ, врагов, возможных могильщиков собственной цивилизации. Отдельные личности вроде Элидирга не могли изменить привычный ход вещей. Да и гойхэ платили д'айдрэ той же монетой. Д'айдрэ стали для них воплощением абсолютного зла и потаённых страхов. Жизнь Дэорума многие века балансировала на грани тотальной войны, и только чудо удерживало планету от великого кровопускания. Но злоба и ненависть не могли множиться вечно. Всему настаёт конец, даже невыносимым мукам и страданиям.

Ардары ненавидели д'айдрэ, как и всяких чужаков, тамарвалдцев в том числе. Им нет дела до имперских указов и уложений, они живут собственной жизнью, где основным законом является воля сильного, где власть добывается топором и мечом, звонкой монетой и крепким щитом. Пираты мнят себя вольными людьми, презирают иных гойхэ, вставших на колени перед императором. Собственный вожак для них всего лишь первый среди равных. По крайней мере, они так считают. А если ардары свободные воины, так кому, как не им, учить других достоинству? Их главный враг и есть д'айдрэ. Ардарам не занимать мужества и умения, но силы не равны. Потому они и не спешат вступить в открытый бой. Но злоба пожирает душу, как червь точит сочный плод. И тут подвернулась Кайдлтхэ. Она стала для бандитов олицетворением всех д'айдрэ, их мира, чуждого уклада, персональным воплощением многочисленных обид и несправедливостей. В этом отношении виделось что-то ритуальное, дикое и первобытное. Так древний охотник метал копьё в изображение зверя, выпрашивая у богов богатой добычи. Так колдун пронзал иглами восковую фигурку неприятеля, надеясь на скорое отмщение. Так ардары совершали политическое убийство ненавистного противника.

Но почему бандиты распоясались, осмелели сверх всякой меры? Разве они не думают о воздаянии, разве наказание не последует неукоснительно? Д'айдрэ мстительны. Они никому не позволят покушаться на основы мироустройства. Эоборус, верховный маг братства «Две молнии», прекрасно ориентировался в политических реалиях, а потому всячески старался избежать каких-либо осложнений с Моридором. Неужели Яр Кровавый Топор последний тупица? Едва ли вожак надеялся на покровительство гильдии… Великий герцог вспомнил разговор брата Меодолана с рыжебородым. Речь шла о каком-то магическом средстве, способном нейтрализовать д'айдрэ. Разгадать бы секрет этого оружия…

Почему-то следопыт подумал именно об оружии. Возможно, очень древнем, времён войны Огненного клинка. По крайней мере, ничего иного в голову не пришло. Хотя бандит и упоминал магию, но едва ли ардары способны противостоять силе тысячелетней цивилизации, владевшей уникальными навыками тонких воздействий. Местные дикари кое-как могли освоить самые примитивные заговоры. Едва ли у них найдётся даже пара десятков деревенских знахарей. Нет, вне всяких сомнений, всё дело в каком-то артефакте. Или технике. Её д'айдрэ больше всего боятся и ненавидят. Но как могли до этого додуматься невежественные ардары? А если и додумались, то что это меняет? Он, пришелец из иного мира, сидит в цепях запертым в вонючем каменном сарае и ничего не может поделать. Ни себя вытащить, ни Кайдлтхэ спасти. Поступай как хочешь, скрипи зубами или ори во всё горло, а ход судьбы не изменить.

Боль в душе утихла, но не умерла. Она постоянно давала о себе знать. Так ноет старая потревоженная рана. Умереть не даёт, но лишает покоя и сна. Следопыт силился переключить мысли на иное, но воспоминания о Кайдлтхэ всплывали в сознании помимо воли. Где она, да и жива ли? Как не хватает сейчас её обворожительной полуулыбки, постоянно меняющих цвет глаз, озорной чёлки, волнующей воображение груди!.. Он ни разу не обнял её, не поцеловал, не приголубил. Сколько времени потрачено впустую!

Утром Алексей опять слышал в деревне сдавленные крики, но кто и где кричал, так и не разобрал. Возможно, то голосила д'айдрэ. Попаданцу казалось, бандиты не оставят её в покое, будут издеваться до тех пор, пока не замордуют до смерти.

Потянулась череда безликих дней и ночей, похожих друг на друга, как две руки. Утром и вечером скудная и пресная кормёжка, раз в неделю помывка. На пленника попросту выливали ведро воды. На том «баня» заканчивалась.

Дабы не лишиться разума и не потерять счёт времени, Алексей после каждого захода солнца брал соломинку и втыкал её в землю в дальнем углу сарая. Много раз за день он пересчитывал те соломинки, прикидывая, сколько осталось до возвращения брата Меодолана.

Порой попаданца охватывали приступы злобы. На смену им приходили отчаяние и апатия. Часто вспоминал о Кайдлтхэ. Казалось, девушка существовала в какой-то другой жизни либо вовсе являлась порождением больного разума. Пленник искал спасения в беспамятстве, гнал прочь прошлое, погружался в мир жутких фантазий. В голову лезли холодные и мёртвые образы, схожие с полотнами Ганса Рудольфа Гигера, уродливые монстры, призраки фиолетового замка и картинки из сочинений Настфарда Скретского. Иногда он слышал голоса, таинственные и зовущие. В те минуты великий герцог не сомневался: он сходит с ума. Впрочем, плевал он на собственную участь, почти смирился с неизбежным и мечтал лишь о том, чтобы поскорее всё кончилось.