Вчерашний шпион - Лен Дейтон

За сложенными бревнами находилась дверь в сыроварню. Я прокрался вперед и осторожно надавил на нее плечом. Она была не заперта и открылась почти беззвучно. Я вдохнул запах сыра. Пробивающиеся из кухни блики света отражались на больших каменных кувшинах, где держали молоко, пропущенное через сепаратор. Я слышал, как повар на заднем дворе все еще кашлял, и почувствовал, как тянуло сквозняком, который вытягивал из помещения дым.

Если я хотел проникнуть в кабинет Шемпиона, я должен был проскочить через кухню, пока там никого не было.

Я вгляделся в дымную пелену. Пролитый жир все еще горел адским пламенем на углях жаровни. Я задержал дыхание, но от едкого дыма и копоти глаза мои уже начали слезиться и сильно запершило в горле. Я рванулся сквозь завесу дымного чада.

На бегу я все время помнил о существовании тех двух предательских ступенек, ведущих вниз, к буфетной, и о скользком коврике, что лежал у лестницы. Преодолев эти препятствия и добравшись до парадного холла, я затаился в укромном уголке под лестницей и прислушался. Кто-то шел по направлению ко мне. Я слышал неторопливые шаги на лестничной площадке наверху. Раздался скрип, когда человек оперся на перила и посмотрел вниз, в холл. Вдруг ожил и оповестил об этом тихим жужжанием часовой механизм, а затем бой настенных часов возвестил, что прошла половина часа. Шаги удалились.

Не успел я пошевелиться, как парадная дверь открылась, и в холл вошел один из караульных. Этот верзила был алжирцем. Одет в плащ, каску и резиновые сапоги. Он вытер ноги о коврик у двери, отстегнул подборочный ремешок каски, снял ее и положил на стол в холле. Затем стащил с себя плащ, и тот так и остался лежать на полу в холле, как старая кожа, сброшенная каким-то блестящим черным насекомым. Под одеждой полицейского — каской и плащом — был синий комбинезон. Караульный прошел мимо меня так близко, что я даже уловил исходивший от него чесночный запах, но он не глядел по сторонам.

Он остановился перед дверью кабинета Шемпиона. Выбрал из связки нужный ключ, открыл им дверь и вошел. Я ждал. Вскоре послышался шум, который у меня всегда ассоциировался с работой генератора, что снабжал электричеством весь дом и хозяйство. Теперь-то у меня на сей счет появились другие идеи.

Я посмотрел на свои часы. Прошло уже пятнадцать минут. Я метнулся через холл к двери в кабинет. Приложил к ней ухо. Изнутри не доносилось ни звука, и я наклонился, чтобы заглянуть туда через щелку в двери. Насколько я мог видеть, там никого не было. Толкнув дверь, я вошел.

В просторном кабинете Шемпиона я заглянул за занавески и за инкрустированный книжный шкаф в стиле «шератон». Никаких следов алжирца-караульного, и в наличии только еще одна дверь. Она была открыта, и я оказался на пороге маленькой комнатки, типа передней, в которой Шемпион разместил шкафы с выдвижными ящиками для справочной картотеки, пишущую машинку и всякие необходимые канцелярские принадлежности, которые не вписывались в продуманный интерьер его элегантного кабинета. Я шагнул внутрь. Один из шкафов был не заперт. Я открыл дверцу, потянул к себе ящик и обнаружил внутри вовсе не документы, а телефонный аппарат и панель с кнопками, на которых было написано «открыть дверь», «закрыть дверь», «верхний этаж», «нижний уровень». Я нажал на последнюю. Двери автоматически, как в лифте, закрылись. Зажужжал мотор механизма, свет стал тусклым. Это был тот самый звук, который раньше я принимал за шум работающего электродвижка. Вначале очень медленно вся комната пришла в движение. Это была вовсе не комната: это был лифт!

Он опустился где-то, как я понял, футов на пятьдесят под землю и остановился. Я толкнул тяжелую металлическую дверь, стараясь держаться как можно ближе к шкафам-картотекам, но когда она полностью открылась, глазам моим предстал только короткий коридор, освещенный флуоресцентными лампами. Ни единой души. Я вытащил пистолет из-за пояса и осторожно двинулся по коридору, пока не оказался в большой, похожей на обычный офис комнате. Там тоже никого не было. Вздохнув с облегчением, я снова спрятал пистолет.

Это была квадратная комната, застеленная от стены до стены дешевым ковром, с пластмассовым диваном, размещенным напротив казенного вида стола, вращающимся стулом и телефонным аппаратом с щитком управления и кодовым набором. Эта комната могла бы служить приемной любой крохотной фирмы, если бы не надпись на арабском и французском: «Не курить».

Поскольку на сей раз я знал, что искать, то без труда обнаружил едва заметную трещину, которая бежала по зеркалу от пола до потолка. А затем на телефонном щитке управления нашел переключатель, краска вокруг которого была грязной и истертой. Я нажал на него. Зеркальные двери скользнули в стороны.

Передо мной зиял еще один ствол шахты, но совершенно отличный от того, что остался позади меня. Это была та часть, которая сохранилась от первоначальных выработок девятнадцатого века. Сверху ствола тянуло сквозняком, что служит явным признаком, что шахта действует. И когда пыль, которую принес с собой ток воздуха, коснулась моего лица, я почувствовал, что пахнет кислятиной.

Особняк Тиксов был построен на возвышении, и получалось так, что его первый этаж соотносился по уровню с тем местом, где располагалась старая вентиляционная станция. Здесь же располагалась и вертикальная выводная шахта, которая использовалась для выемки наполненных породой бадей.

То, что я увидел, вовсе не было лифтом в общепринятом понятии — металлический шкаф с обитыми панелями, неярким освещением, клавишной системой и откидным сиденьем для пожилых. Нет, это была самая простая клеть, у которой вообще не было двери, а боковины были сделаны из уже порядком заржавевших цепей. Потолок-сетка предназначался лишь для того, видимо, чтобы задерживать наиболее крупные булыжники, то и дело отваливающиеся от стен наскоро прорубленной шахты. Через дырявое днище этой клети где-то глубоко-глубоко под собой я смог различить едва заметный электрический свет. Глубина шахты была метров двести, а то и больше. Я шагнул в клеть, отчего она вся вздрогнула и визгливо заскрипела на подъемных тросах. Эти звуки довольно громким эхом пронеслись по всему стволу шахты. Я был уверен, что это кого-нибудь да встревожит, но, к счастью, все обошлось — снизу шахта ответила гробовым молчанием. Опустив и заперев на щеколду предохранительный брус, находящийся прямо передо мной на уровне груди, я потянул за рукоятку, чтобы закрыть за собой входную дверь станции. Какое-то мгновение я стоял в полной темноте, прислушиваясь к необычным звукам работы мотора и приводных механизмов, затем клеть вдруг сорвалась с места и понеслась вниз, с каждым метром набирая все большую и большую скорость. Одновременно с этим скрежет крепежного блока клети стал перерастать в невыносимо жалобный свист. Я чувствовал, что к горлу подкатил комок тошноты.

Движение вниз прекратилось так же неожиданно, как и началось. От резкого торможения клеть несколько раз подбросило, как на жестких пружинах. Теперь я оказался на самом дне шахты. Было темно и тихо. Лишь откуда-то издали до слуха доносился мерный шум работы насосов и вентиляторов. Вытянув руки вперед, я сделал несколько шагов в надежде наткнуться на стены сводов. Но очень скоро заметил узкую полоску света. Я понял, что нахожусь как раз перед двумя створками входной двери.

Я прислушался еще раз. Ничего подозрительного. Только на этот раз мне показалось, что откачные насосы находятся совсем рядом. Стало быть, где-то здесь находится и сточный колодец, подумал я. Затем я осторожно приоткрыл дверь. Перед моими глазами раскинулась просторная площадка, залитая ярким флуоресцентным светом. Вдоль железобетонных стен стоял ряд запирающихся шкафчиков и небольшая конторка табельщика. Здесь же висели несколько плакатов по технике безопасности. Я заметил, что запрещающие надписи типа «Не курить» были написаны только на арабском языке.

По сути дела, эта площадка была тем самым местом, откуда в разные стороны расходились три основных штрека шахты. Один из них был замурован. Два же других были оснащены колейными путями. В углу площадки на поворотном круге стояли два ряда вагонеток, каждый из которых соответствовал своему штреку. В то время как первый ряд этих вагонеток состоял в основном из старых и грязных, в другом ряду они заметно отличались своей новизной и ухоженностью.

Прижавшись к стене так, чтобы по возможности оставаться в тени, я направился ко входу в средний штрек. Его своды были сырыми, а с потолка постоянно подкапывало. Трель этой капели, многократно отраженная от поверхности туннеля, приобретала от этого неестественно громкое звучание. Для освещения штрека использовались обычные электрические светильники, установленные на значительном расстоянии друг от друга. Толстенные стеклянные плафоны в сочетании с мощными сеточными экранами делали их желтоватое свечение чрезвычайно тусклым. Убегающая вдаль линия этих подслеповатых огоньков показывала, что штрек имеет уклон вниз и в сторону. Местами светильники не горели, и от этого разобрать дорогу было совсем не так просто. Я то и дело проваливался в какие-то рытвины или спотыкался о куски породы, всякий раз оставляя на своих ногах многочисленные ушибы и ссадины. В некоторых местах мне приходилось пробираться по здоровенным лужам, по щиколотку заполненным грязной жижей. Здесь было полно крыс. Светящиеся бусинки их глаз выжидающе оценивали мое приближение, а потом моментально исчезали, оставляя за собой слабый шорох обрывков бумаги или звон ржавых консервных банок.