Ди-Джей - Александр Берник

— Но это ещё не всё, — продолжила училка, ознакомившись с окончанием мысленного процесса ученика по данной тематике, — Помимо решения основной задачи, тебе требуется выполнить дополнительное задание. Именно этап человеческой эволюции с бесправием женщин сформировал в них поведенческие стереотипы, которые в дальнейшем эволюционировали в стойкие элементы их психики. Вот их определением и займёшься.

Наставница замолчала, а Дима, в принципе ожидавший дополнительного задания, тем не менее, от подобной его формулировки впал в ступор минут на пять. Только спустя это время встрепенулся и заканючил, как маленький ребёнок:

— Джей. А можно как-нибудь сформулировать задание попроще, чтобы понял даже такой дебил, как я. Уж больно как-то всё заумно. Ни черта не понятно.

Суккуба остановилась, развернулась, посмотрела на ученика взглядом, полным пренебрежения, но ответила:

— Есть элементы поведения, которые не обусловлены физиологией, а вырабатывались как устойчивые условные рефлексы. Привычки, копируемые последующими поколениями. Это понятно?

Дима кивнул. Джей, помолчав немного и видя непроходимую тупость ученика, добавила:

— Пробуй поведение людей этого мира примерить на себя. И сразу всё встанет на свои места. Ты на собственной шкуре почувствуешь, какие из них присущи мужскому началу, а какие имеют чисто женские корни. И даже поймёшь, почему, если подумаешь. А заодно вспомнишь, что в твоём мире эти женские стереотипы тоже имеют место, но уже в качестве рудиментов, потеряв первоначальные истоки и приобретая иные конфигурации, формирующие базис женской психологии.

Простое объяснение Диме показалось ещё более сложным, и он, махнув рукой, решил изначально не заморачиваться и подумать над этим как-нибудь попозже.

Глава 12. Локация 3. Повторение — мать учения. Трёпка с поркой — отец понимания.

Через некоторое время наставница с учеником вылезли по боковой расщелине из уэда и поднялись на холм или пологую гору. Дима затруднялся квалифицировать эту географическую складку местности. Внизу раскинулась обширная зелёная долина, где белыми кляксами паслись небольшие стада явно одомашненных животных, из далека очень похожих на барашков или коз.

— Ну вот, кажется, и пришли, — задумчиво констатировала Джей, добавляя, — почти.

Она спустилась по пологому склону, но не в направлении пасущейся скотины, а чуть в сторону. Обогнув кусок торчащей из земли скалы, перед ними открылся такой же шатровый городок, как тот, откуда Дима выдвинулся на экскурсию в картинную галерею уэда. Только здесь «вигвамов» насчитывалось значительно меньше. Штук двадцать, не больше.

— Двигай в селение без меня, — приказала Джей, пропуская ученика вперёд, — легенда такая: ты простой уставший путник. Идёшь, куда глаза глядят. Сюда забрёл в поисках безопасного ночлега в надежде на гостеприимство. Поэтому входи в роль и постарайся соответствовать.

— Ладно, — тяжело вздохнул экзаменуемый, — пойду завоёвывать Юнговские архетипы.

— Дебил, — тут же выдала своё заключение Суккуба на его бахвальство, — Завоёванная женщина сдаётся в плен, но при этом никогда не считает себя поверженной. А побеждённая — это соблазнённая.

Дима хмыкнул. Задумался. Почесал затылок. Подтянул штаны и согласился:

— Ну, пойду тогда соблазнять.

В принципе, изображать из себя кого-либо кроме уставшего путника, Дима не смог бы в данной ситуации даже при всём желании. Он и был путником и в самом деле уже чертовски вымотанным. Джей ухамаздала его за день основательно. Молодой человек ещё что-то хотел спросить, повертелся в поисках красночёлочной бестии, позвал шёпотом, но, когда разобрал перед «вигвамами» делегацию по встрече, понял, что Суккуба пропала, и, похоже, надолго, выдав ученику карт-бланш на актёрскую импровизацию.

В конце тропы, у самых жилищ, в тенёчке навеса ближайшего шатра сидела группа местных жителей, состоящая исключительно из мужчин, одетых примерно так же, как и прибывший гость. Вот только в центре, скрестив ноги, восседал старик в странном одеянии, больше похожем на мешок из-под картошки огромных размеров с прорезями для головы и рук.

Седой старец с длинными лохмами держал тонкую палку, на вершине которой колыхался слабым ветерком пучок разноцветных перьев, ни то в качестве флажка, ни то, это у него такой посох нарядный был.

Он ещё раз осмотрелся и, удостоверившись, что представительница адского разврата некоторое время для подсказок будет не доступна, тяжело вздохнув, направился представляться группе встречающих лиц. То, что эта компания дожидалась именно его, Дима даже не сомневался.

Подойдя к аборигенам, пришелец остановился. Все мужчины неспешно поднялись на ноги, недобро сверля незнакомца злыми взглядами. Сидеть остался только странный лохматый дед с палкой. Вставших оказалось девять человек. Два лысых старика, трое лысых взрослых, старше Димы. Остальные — лысый молодняк, начиная лет с четырнадцати-пятнадцати.

Все молчали, явно чего-то от него ожидая. Дима посчитал, что должен, наверное, поздороваться первым, но, хоть убей, не представлял себе, как. Несколько секунд он прикидывал, каким образом поприветствовать собравшихся, и не нашёл ничего лучшего, как выдать:

— Мир и благополучие вашему дому, — посчитав подобное около восточное обращение самым подходящим.

Вперёд, не говоря ни слова, выдвинулся один из взрослых, здоровенный мужик на две головы выше Димы, по возрасту годившейся ему в отцы. Он нагло и даже несколько кровожадно улыбнулся, выказывая отсутствие переднего зуба, нисколько при этом не заботясь ни о своём имидже, ни о харизме.

От этой мерзкой улыбки у попаданца очередная партия мурашек по спине пустилась в бега, явно почувствовав нависающую над ними опасность. Они сломя голову попытались скрыться в матерчатых штанах и пышной шевелюре хозяина, отчего Диму даже передёрнуло.

— Этот мне не нравится, жрец, — без обиняков заявил мужик грубым басом, обращаясь с продолжавшему сидеть лохматому деду, — подождём другого.

И с этими словами, лениво достав нож из-за спины, вогнал его гостю в живот. Пришелец аж задохнулся, выпучив глаза, ни то от негодования по поводу подобного ритуала гостеприимства, ни то от резкой боли с искрами из глаз. Но негодование и боль длились недолго. Через несколько мгновений и то и другое накрыла блаженная темнота…

Дима проснулся, как и положено просыпаться от кошмара, резко вскакивая на четвереньки, паникующе дыша в голос и собираясь бежать куда глаза глядят. Хотя последние, кажется, смотрели сразу везде и всюду. Поняв, что не в состоянии привести дыхание в норму, он брякнулся на задницу, одной рукой утирая мокрое от пота лицо, а другой, держась за то место, куда только что был зарезан.

И тут боль в животе резанула просто адская. Бедолага зажмурился и скрючился в три погибели, повалившись на бок. В отличие от прошлой локации, сводившая с ума резь уходила медленно. Очень медленно. Дима сорок раз успел пожалеть о своей жалобе Джей на привыкание к смерти. Исчадье ада постаралась вернуть ему всю любовь к жизни