Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - Надежда Ароновна Шапиро

Но есть несколько простых взаимосвязанных правил, стремиться к выполнению которых, по‑моему, учитель должен независимо от предмета, который он преподает. Во всяком случае, если ученики у него невзрослые. Для хороших и опытных учителей то, что я дальше скажу, само собой разумеется. А кому‑то мои советы могут пригодиться.

1. Урок – время для работы. И создание рабочей атмосферы – очень важная задача. Здесь мастерство учителя проявляется прежде всего. Лучше, если работа интересная, приятная, но так получается не всегда. Учитель не должен лезть из кожи, чтобы каждый раз изумлять новизной, но монотонность, однотипные упражнения изо дня в день тоже бодрости не прибавляют. Хорошо, если урок делится на сколько‑то разных фрагментов, различающихся и задачами, и видами деятельности. Догадываемся – обсуждаем – следим – пишем под диктовку – проверяем сделанное соседом по парте – читаем – сочиняем – произносим хором – пишем пальцем по воздуху…

2. Каждый ученик в каждый момент урока должен знать, что ему надлежит делать. Это не всегда легко организовать. Что, например, делает класс, когда кто‑то отвечает у доски? Ответ «слушает» не засчитывается. Это все равно что «ничего; отдыхает; занимается своими делами». Остальные ученики могут слушать, чтобы дополнить, оценить, записать в тетради свои примеры – не те, которые привел отвечающий, – и т. п. И деятельность этих остальных учеников учителю видна и может быть в любой момент проверена.

3. На уроке надо видеть каждого и знать, чего от кого ждать. «Вас много, а я одна», – огрызались в прежние годы продавщицы и официантки. Иногда так думает про себя уставший и раздраженный учитель. Все правда, учеников много; теперь считается, что их в классе должно быть не меньше 25; в действительности часто оказывается за 30. И все же без того, что раньше называли индивидуальным подходом, а теперь – личностно ориентированной педагогикой, хорошо учить не получается.

Как‑то одна учительница пожаловалась на моего внука: «Не работает на уроке». Я спрашиваю: «Не понимает? Или не слушает? Может, не понял, что надо делать?» Учительница посмотрела на меня удивленно и ответила с раздражением: «Откуда же я знаю? Может, не слушает, может, не понял…» Учителей своих внуков учить нельзя, и я прекратила бесполезный разговор. А про себя подумала, что, конечно, учителя должно интересовать, почему именно не работает его ученик.

Молодые педагоги иногда считают, что они работают на уроке, когда говорят: объясняют, ругают, вызывают, хвалят, диктуют… И вот они говорят безостановочно, изнуряя себя и детей. А не менее важное учительское занятие – наблюдать, как работают ученики, и реагировать соответствующим образом. Одному очень трудно включиться: все уже открыли учебники, а он только из-под парты ручку начал доставать; другой прослушал, какое упражнение выполнять, и теребит соседей. Можно, конечно, сказать неприятным голосом: «Петров, ты опять… Извертелся весь!» А можно молча протянуть запасную ручку или показать пальцем на нужное упражнение. Учитель понял, что у тебя не так, и пришел на помощь – чем плохо?

Иногда достаточно бывает просто постоять рядом с учеником, и он волей-неволей принимается за дело. И над тем, кто медленно схватывает, надо наклониться; не стоит дожидаться, пока тетради сдадут на проверку и обнаружится, что он все понял наоборот; лучше шепотом еще раз-другой главное объяснить и показать, что нужно исправить.

4. Конечно, во всяком уроке неизбежен элемент принуждения. Этого не надо бояться и стыдиться, мы взрослые и в ответе за то, чтобы дело делалось и развращающее безделье не процветало. При этом боязнь наказания, окрика или плохой отметки стимулирует гораздо хуже, чем желание получить учительское одобрение. Молодые учителя опасаются хвалить детей – и напрасно. Всякому человеку (если он не преступник) важно быть замеченным; если за урок к ученику ни разу не обратились, это плохо; если обратились только с осуждением – не лучше. Детям трудно работать, имея в виду только туманную и очень отдаленную перспективу стать грамотными или получить хорошее образование и многого добиться в жизни. Обычно ребенка волнует более конкретный результат: оценка – и в баллах, и на словах или в учительской интонации.

5. И оценивать детскую работу надо индивидуально. Можно, конечно, раз и навсегда спрятаться за утвержденные нормы: 2/2 – «4», 3/5 – «3», 6/0 – «2» – и не бояться ответственности перед проверяющими. Но ответственность перед учеником важнее. Постарался, сделал лучше, чем обычно, – получай хорошую отметку. Я сама в молодости была очень скупа на пятерки и считала это принципиальностью и честностью. А теперь думаю, что это была скованность и боязнь прослыть нетребовательной.

6. И еще одно вроде бы положительное учительское качество выходит детям боком – своеобразная добросовестность.

Есть учителя, которые требуют, чтобы ученик дома доделывал все, что не успел на уроке, и переделывал все, что выполнил неправильно. Их логику понять нетрудно: они добиваются положительного результата. Но и состояние ученика не так уж трудно понять при желании: медлительный человек наказан за медлительность и столь же медлительно будет делать дома вдвое больше, чем его проворные одноклассники. Так день и закончит за письменным столом, не успев ни почитать, ни побегать на улице, если (или пока?) выполняет все учительские требования. Есть у меня и такой внук. Учителю трудно: больше проверки. А ученику в какой‑то момент совсем невыносимо. А если еще он пришел из школы позже остальных, потому что добросовестный учитель оставил его после уроков переписывать предыдущую неудачную работу… Ощущение, что ты вечный отстающий, что у тебя всегда незачеты, которые нужно пересдавать, кажется, может нанести психике человека вред непоправимый. А между тем этот мой медлительный внук почти все (с моей помощью) в конце концов понимает и усваивает, и это наверняка заметно на уроке.

Как волшебно прозвучал бы учительский голос, объявляющий амнистию вечно отстающему! И как нетрудно украсить жизнь человека, если ты внимателен к нему, свободен и великодушен!

Возвращаясь к разговору об учебниках, на этот раз подумаем не о языке, на котором они пишутся, а об объеме изучаемого и других количественных показателях. По уже названным семейным обстоятельствам я имела общее представление об учебнике Львовых для 5‑го класса. Более тесное знакомство произошло, когда мы по электронной почте получили вопросы к зачету (рядом с каждым указывались страницы учебника). Вопросов было 172. Пораженная количеством, я прочитала их внимательнее и обнаружила, что они вообще‑то охватывают почти весь школьный курс за вычетом отдельных тем синтаксиса (односоставные предложения, виды сказуемого, обособленные члены предложения и виды придаточных все-таки не вошли) и морфологии.

Я стала считать. В учебном году примерно 34 недели. В 5‑м классе