Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага!
При выезде из Звягеля дворский поинтересовался у стоявшего дружинника:
– Было такое, чтоб татары бабу подле города убили?
Тот поскреб затылок и согласился:
– Было! Они в лесу встретились.
У ворот стоял совсем другой страж, потому как встреченному утром приспичило по нужде. Никто не сказал Андрею, что о Злате надо спросить у старой Милославы.
– Точно знаешь?
– Да, было. Баба откуда-то оттуда была, – он махнул рукой на заход солнца. – Красивая, вот и убили!
Вот это уже похоже, но дворский все же поинтересовался:
– А как звали, не помнишь?
– Не…
– Не Златой?
– Кажись, так.
На всякий случай они все же объездили окрестности, получили подтверждение, что была в Звягеле такая Злата, и про татар тоже. Правда, люди не могли сказать точно, убили ее или с собой забрали, но что кровищи было на дороге, помнили многие. После того бабы долго боялись в лес ходить.
Возвращались в Холм с тяжелым сердцем. Князь потерял обеих своих женок. Княгиня умерла, полюбовницу татары убили. Дворский решил сказать, что убили, не хотелось вселять в Даниила надежду, что осталась где у татар, вдруг ему придет в голову отправить разыскивать и туда! Желания снова оказаться в Сарае и вообще среди татар у Андрея не было никакого. Знать, судьба у этой Златы такая!
И у князя тоже судьба жену оплакивать…
Но Даниилу Романовичу долго плакать некогда, дела не ждали. Приехал брат Василько Романович, вернулся из поездки по окрестным городам митрополит Кирилл, собрались те, кому мог доверять, знал, что не предадут, не перебегут к врагу.
Трудным был разговор. Одно дело воевать с врагом и видеть лишь часть его, совсем другое посмотреть на него изнутри. В Сарае князь не по слухам, а лично убедился в громадной силе, которую привел Батый, своими глазами увидел организацию, понял, с какой неодолимой силой столкнулась Русь. Весь обратный путь Даниил вспоминал свой разговор с игуменом Михаилом, убеждаясь в правильности его слов. Только как договариваться с русскими князьями, если один на другого и смотреть не желает?
Не порадовала князя и папская булла. Он увидел то, что пропустили остальные. Князю была нужна поддержка против татар, обещание помощи, а таковое пока лишь на словах, причем ни к чему не обязывающих. Зато папа рекомендовал галицкому князю своего легата прусского архиепископа Альберта, уполномоченного принять от правителя, духовных иерархов и магнатов ни много ни мало торжественное отречение от схизмы и принесение присяги в единстве веры с Римской церковью и повиновении ее власти.
– Вы что, на это согласие дали?!
Василько даже перепугался:
– Ни на что мы не давали. Отправили Григория, чтобы папа понял, что мы за унию…
– Письма писали?
– Нет, только на словах…
Даниил вздохнул: что сделано, того не воротишь. Зря они так поспешно кинулись в объятья к папе, надо было сначала гарантии получить, что помогать станет, а то пока только подчинения требует. Правда, получается, что подчинения лишь подчинения галицкой церкви Риму, но это только сначала. К чему было соглашаться, ничего не получив?
В следующий раз к обсуждению этого вопроса вернулись после возвращения из Орды Плано Карпини. А до того времени Кирилл успел уехать в далекую Никею к патриарху Греческой церкви для поставления митрополитом. Это сильно смахивало на двойную игру, потому что Никея еще унии с Римом не подписала, и отправлять Кирилла туда, обещая подчинение папе, было весьма странно. А если добавить Батыя, то игра получалась тройной.
Вообще-то Кирилл настоял уже сам, он хотел иметь право называться митрополитом и на этих правах попытаться объединить остальную Русь.
– Даниил, не рушь своими руками единственное, что объединяет русские земли, – веру. Мы и так отрезанным ломтем в стороне сидим, веру свою на латинянство променяешь, вовсе чужим для остальных станешь!
– А где оно, единство твое? Киев сам по себе, Владимир тоже, Новгород со Псковом и вовсе в стороне. И все под татарами. Я хочу, чтобы Галичина выжила, выжила, понимаешь?!
– Но не любой же ценой, князь!
– Да ведь не к поганым перехожу, не в магометанство! Своя же христианская вера! К чему делиться – латинянство, греческая!..
– Если делиться ни к чему, так чего бы им в нашу не перейти? Данила, им земли твои под себя взять надо, понимаешь? Вдумайся в то, что папа твердит, он же владениями твоими распоряжаться желает! Папа коронами распоряжается, он волен короновать или нет. Ты за Галич столько лет бьешься, потому как отчинными эти земли считаешь, а папа вдруг иначе сочтет?
– Не будет этого! Я что, дурень, такие уговоры подписывать? Только у меня другая сейчас забота, – Даниил показал рукой на восток, – вон там Батый со своим войском, а вон там рыцари, готовые по повелению папы на мои земли двинуться. Думаешь, хан станет меня защищать? А я должен сделать так, чтобы рыцари не двинулись! И могу я их удержать только папской волей, а от того, что просфоры будут не заквашены для службы или еще что такое, нас не убудет.
Глаза у Кирилла стали грустными:
– Думаешь, папа станет тебя от Батыя защищать?
– Попрошу – и пришлет рыцарей.
– Они уже приходили, совсем недавно вместе с Ростиславом под Ярослав. Ты побил, теперь обратно звать станешь?
Вопрос был не в бровь, а в глаз, как звать тех, кого только что сам же побил. Даниил вздыхал:
– Не знаю я, как быть, не знаю… Одно понимаю, что не дело церкви делиться, когда на нас такая напасть.
– В этом ты прав, да ведь только они не объединения желают, а нашего подчинения, понимаешь? А знаешь, Данила, почему Римская церковь правила ныне диктует? Потому что наша Греческая слаба и разрозненна. Будь Русь единой, папе бы в голову не пришло русским князьям свою веру и короны предлагать. Вот где беда, а не в папских буллах. Этим ты, князь, обеспокоен быть должен.
– Моя ли вина, что русские княжества все врозь? – буркнул Даниил.
– А как ты мыслишь, если бы русские князья в сговоре против Батыя даже сейчас вдруг оказались, рискнул бы он на тебя идти, зная, что в спину удар от других получит? Или пошел бы на Переяславль, понимая, что от Галича и Киева сзади выступят?
– Нет.
– Вот где единство крепить надо! А у него одна основа – вера наша. Разобьете эту, другой не будет. Вот тогда Русь по клочкам растащат, Даниил.
Пока говорил Кирилл, все казалось таким ясным и простым, но стоило услышать другие речи, как снова запутывалось. Даниил знал одно: сейчас он хочет не допустить врагов на свои земли. После того как все же получил Галич, не желает никому его отдавать! И ради этого готов договариваться не только с папой Иннокентием. Поняв это, Кирилл вздыхал. Но пока он никто, всего лишь митрополит-самозванец. В Никее уже выбрали патриарха, нужно ехать рукополагаться, тем паче никого другого на это место не заметно, уж больно трудное.
Снова князь говорил своим соратникам об опасности, советовался, как дружбу крепить с соседями, но соседей имел в виду только западных, все тех же угров, ляхов, литовцев. Сколько ни твердил ему Кирилл, что Русь, она на востоке и северо-востоке, Даниила тянуло в обратную сторону.
– Какую дружбу, Данила, если они носы воротят?!
– Не все. Надо выбрать тех, кто способен разумно договариваться.
– А ну как хан про то прознает? – Это Андрей-дворский, видел, что в Сарае творится, понимал, что по головке не погладят.
– А мы не военные союзы крепить станем, а вроде как родственные.
– Не спасло нас родство-то, когда беда пришла.
– Беда схлынула до поры, надо пока другие союзы крепить. Дети мои выросли, стану им невест да женихов далеко от дома искать, и в ляхах, и в уграх, и во Владимирской Руси. Лучше со своими христианами договариваться, чем с Ордой. Мыслю, с Галича новая Русь начнется.
– С Холма?
– Холм – то мой любимый город, а столица Галич все ж родовое гнездо.
Позже они долго сидели с Васильком и митрополитом Кириллом на широком крыльце, щурясь на закатное весеннее солнце, и беседовали… на латыни, чтоб никто не подслушал ненужный. Василько злился: в своем доме каждого куста пугаться!
Даниил махнул рукой:
– Не это сейчас самое страшное. Я ныне все чаще вспоминаю киевского князя Ярослава Владимировича. Не зря он всех дочерей на сторону выдал, а сыновей на стороне женил. Так и мне надобно.
– Бела вон отворотил, даже говорить не стал.
Понимал Василько, что обидные слова говорил, но лучше обидная правда, чем льстивая ложь.
– Это он тогда воротил, а ныне мы с ним в одной силе, к тому же знает уже, как я был прав. Не захотели нам помочь, на себе испытали татарскую злую силу.
– Данила, думаешь, если б помогли, то не прошел бы Батый?
Князь долго молчал, прежде чем ответить со вздохом:
– Прошел бы. Пока силен. Но будет время, и он ослабнет! Вот тогда и станем бить! А к этому времени нужно вместе быть, вместе силу крепить, чтоб не оказаться все же поодиночке! К тому же Бела напоминание прислал, что я за Льва Констанцию сватал.
