Не ходи, Эссельте, замуж - Светлана Багдерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над лесом повисло озадаченное молчание лесного духа и испуганное – сиххё и людей.
– Вот это оно и будет… этим… дополнением?.. К моей природе?.. – через минуту задумчиво повторил скрипучий голос.
– Ага! – обрадовался Иванушка, что несмотря на все усилия его поняли и с энтузиазмом добавил. – Очень живописно!
Лесной голос недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал. И тут же в разговор вступил новый, самый знакомый и практически родной голос – Кримтана:
– Ребята, эй, не стойте, с разгону перескакивайте сюда, через кусты, быстрее, мы тут!..
Патрульных, хоть и не пришедших в себя окончательно и отнюдь не убежденных, что с психикой у них по-прежнему всё в порядке, дважды приглашать не пришлось. Шлепнув пятками по бокам своих скакунов, в мгновение ока всадники пробили непроницаемую на вид живую изгородь и оказались в обществе сиххё, людей и еще кого-то – или чего-то – огромного, незримого, капризного и ворчливого, присутствие которого, хоть и не видимое для глаз, ощущалось, как наличие слона ночью в ванной комнате.
Перемещение их было весьма своевременным. Потому что из-за дальнего поворота грязной, дышащей чужими запахами и потом рекой, заполняя всю дорогу от края до края, вылилась черная масса мускулистых, покрытых шерстью и кожаными доспехами тел и понеслась в направлении выросшей пять минут назад живой преграды.
Сиххё и люди, укрывшиеся за сплетением длинных колючих ветвей, сжали в руках оружие, готовые одинаково к бегству и к сражению, и затаили дыхание.
Увидят?..
Не увидят?..
Поймут?..
Не поймут?..
Уйдут?..
Не уйдут?..
Понукаемые гортанными выкриками вождей, забрызганные грязью тяжело дышащие гайны подбежали к преграде и дружно, не поворачивая голов в сторону очередной гряды корявых кустов, свернули направо, грузно затопотав по новообразовавшейся дороге.
Не увидели.
Не поняли.
Ушли.
Вдали смолк топот копыт, и испуганные было птицы и насекомые, с облегчением вздохнув, снова принялись за свои дела, присвистывая, стрекоча и чирикая.
– Спасибо вам огромное за вашу помощь! – первым из арьергарда опомнился и выкрикнул Иван. – Мы вам чрезвычайно признательны!
Остальные, во главе с надутым, как мышь на крупу, Огрином, насторожились и прислушались в ожидании ответа.
Порыв ветра пронесся над ними, стряхивая последние дождевые капли на головы и плечи, и пропал, будто его и не было.
Вокруг шелестели беспокойные листья. Сухие веточки похрупывали под ногами. Аппетитно причавкивала грязь. Поскрипывали ревматически тяжелые сучья под весом пристроившейся на них стаи толстых синих птиц с волнистыми клювами. Но не надо было быть друидом, чтобы понять, что того, кого они ожидали услышать, рядом с ними больше не было – так опустевшая комната поскрипывает полами и вздыхает шкафами, терпеливо ожидая возвращения покинувшего ее хозяина. Капризный дух леса, походя выполнив просьбу, потерял к ним интерес и равнодушно оставил сиххё и людей на милость судьбы.
Для разнообразия судьба сиххё и людей помиловала.
Направив преследователей в дебри, отряд прикрытия вскочил на единорогов и догнал обоз с добрыми вестями как раз на подходах к топи.
Возы, как предполагали, пришлось оставить на забаву погоде и древоточцам и, навьючив раненых на единорогов, один за другим, гуськом, сиххё и люди двинулись по лишь одному Дагде известной тропе через бурую зловонную трясину.
Несколько раз перегруженные мешками и узлами животные и их хозяева оступались на мягких зыбких кочках и проваливались с относительной безопасности пути, видимого лишь суровому сосредоточенному старейшине Тенистого, в хлюпкую жижу, подернутую жиденькой ряской ядовито-зеленого цвета.
Раз пять беглецы сбивались с дороги, или поддавались соблазну выбрать из двух путей тропу посуше, и оказывались в тупике.
То и дело между ногами проворно юркали тонкие, как охотничьи колбаски, радужные змейки, одной порции яда которых было достаточно, чтобы отправить в Светлые Земли весь караван вместе с единорогами. Заметив такую, сиххё или зверь замирал испуганно и неподвижно и не шевелился, пока шустрая рептилия не нырнет в вонючую мутную воду в стороне, искать свое любимое блюдо – ракошмыгов.
Оставшиеся несколько сотен метров пришлось идти почти по пояс в затхлой жиже, осторожно и мучительно нащупывая ногами и палками под толщей жидкой грязи, по чистому недоразумению именующейся в этом болоте водой, зыбкий узкий перешеек, тянущийся к берегу, балансируя, как канатоходцы в цирке, и то и дело вытягивая из пускающих смрадные пузыри омутов тех, кому не хватило силы, ловкости или везения.
Грязные и мокрые, как духи всех вместе взятых болот Белого Света и Сумрачных земель, вымотанные до предела, голодные и холодные, беженцы выбрались на сушу через три часа после того, как ступили на топкую почву Радужного болота, прозванного так в честь самых заметных и самых смертоносных его обитателей. Кроме трех сиххё и двух единорогов с поклажей, оставшихся в трясинных ловушках или укушенных змейками, потерь в отряде не было.
Ступив на твердую землю, люди, сиххё и животные опускались в изнеможении на чахлую ржавую болотную траву и замирали без сил. До дороги было всего метров пятнадцать-двадцать, но речи о том, чтобы продолжать немедленно путь, даже не шло. Да что путь – если бы сейчас, откуда ни возьмись, появились гайны, никто бы и пальцем не смог пошевелить ради своего спасения.
Единственное, чего хотелось выбравшимся из болота – это лежать неподвижно и наслаждаться такой же неподвижной почвой под собой. Почвой, которая не подастся в самый напряженный момент, не разверзнется голодной пастью предательской ямы и не выскользнет медузой из-под ног. Почвой, на которой не надо стараться выжить, а можно просто лежать, закрыв глаза и уткнувшись носом в сизую спутанную траву, ни о чем не думать, и дышать, дышать, дышать чистым и сладким, как родниковая вода, волшебным лесным воздухом.
Арнегунд, с усилием оторвав лоб, заляпанный торфяной жижей, от жесткой колючей щетки прибрежной поросли, обвела глазами обмякшие фигуры вокруг и хрипло выдохнула:
– Привал… час… два… полтора. Мы от них… оторвались… Аед… Амергин… Кримтан… разожгите костры.
– Прямо сейчас?.. – просипел откуда-то слева, отплевываясь грязью, старейшина Рудного.
– Прямо сейчас… – упрямо мотнула головой королева. – Купание в болоте… еще не повод… чтобы сидеть на голой холодной земле… мокрыми.
Оказывается, если речь шла не о продолжении пути, а том, чтобы с комфортом расположиться вокруг жаркого огня, сил по сусекам и амбарам можно было наскрести еще немало.
Опираясь на палки, пошатываясь и истекая болотной водицей, мужчины наломали веток, и через десять минут несколько огромных костров разгорелись на самом краю недовольно пофыркивающей сероводородом трясины.
Женщины тем временем извлекли из мешков съестные припасы, мехи с родниковой водой, и пир в честь первого дня, прожитого после бегства из Тенистого, был открыт.
Наспех проглотив несколько кусков и запив их чистой водой из фляг, с суровым видом великомучеников, всходящих на костер, шестеро патрульных с трудом подняли своих единорогов и не столько повели, сколько потащили их за собой.
– Пешком быстрее было бы, – усмехнулся Амергин, обернувшись на оставшихся у огня.
– Отдохните еще, – указала рукой королева на ревущий и задорно щелкающий маслянистыми поленьями сального дерева костер. – Мы их оставили почти в десяти часах позади.
– Если они вообще выберутся оттуда, куда их завел дух леса, – покривил губы в самодовольной ухмылке Огрин.
– Вот проверим, что оставили, и вернемся отдохнуть, – строго ответил Кримтан, прочитав по глазам подчиненных тоскливые мысли об отдыхе и огне.
Короткими взмахами руки он распределил, кто в какую сторону идет. И разъезды устало направились каждый в свой конец дороги, за которой, оградившись от суеты и повседневности диким переплетением ветвей деревьев, подлеска, кустов и буйных трав ворчливо шумел лес, беседуя с налетевшим ветерком.
Сил на то, чтобы говорить, не было, и вымотанные до полусмерти сиххё сидели молча, блаженно щурясь на пламя, подкармливая его запасенными ветками, подставляя жаркому дыханию холодные конечности и мокрую одежду и обувь.
У людей же на разговоры сил хватало всегда.
– Айвен, ты думаешь, что мы и вправду убежим от гайнов? – тихо, чтобы не разбудить задремавшего друида, разморенного теплом и едой, прошептала Эссельте. С недоумением и жалостью разглядывала она свои покрытые пленкой грязи исцарапанные руки с траурной каймой под обломанными ногтями и забитые, залепленные высохшим торфом ажурные кольца. – Это так ужасно…
– Не такие они и ужасные, – убежденно ответил Иван. – Надо просто знать, как за них взяться.