Американская дырка - Павел Крусанов

– Я знаю – Рим в снегу.

– Ну да, со столицей в Петербурге. Или возведем себе новую столицу – на таких топях, на которых может устоять только мечта. Ведь не один ты, но и я тоже потчевал бедой Америку и ремонтировал Россию. Кто, по-твоему, возродил и сделал актуальным понятие “внутренний враг”?

– Кто?

– Я. Как же еще назвать людей, ненавидящих в России все и даже само ее имя, но прикрывающихся оговоркой, что ненавидят они лишь ту

Россию, какая есть сейчас?

– Сявки драные.

– То-то и оно. А ведь такой была не только наша левая фронда, но и большинство наших записных либералов, кадровых демократов и прочих общечеловеков. Представь только, что грек, давший клятву верности своему полису, скажем, Афинам или Спарте, живет там за счет персидских налогоплательщиков и открыто действует в интересах враждебной Персии. Долго бы такой загребыш протянул? А наши грантососы годами вываливали на нас помои, глушили идеями зловредными и чуждыми стране, а во времена войны или осады вели дискуссии о том, что, может быть, разумнее, законнее, демократичнее и справедливее не трепыхаться, а, вскинув лапки, сдаться на милость немилосердного врага. – Капитан удовлетворенно улыбнулся. – Теперь их нет уже. – Хрюкнув в усы, он вернулся к делу: – Как ты понимаешь, речь не о единомыслии. Споры между поборниками великой России нередко полезны и продуктивны для страны, но те, кто хочет опрокинуть базовые ценности…

Набравшись сил, я перебил Капитана:

– Я понял о врагах. Рассказывай о ценностях.

– Как угодно, но без врагов нам нельзя – мы же империя. – Капитан обреченно развел в стороны руки. – И потом – эти линии переплетены.

Базовые ценности каждого общества, в нашем случае – русского мира, – это его существо, самость, вне которых оно уже будет совсем другим обществом, пусть и расположенным в пределах той же географии. С этой крыши и взгляд на врага – тот, кто ненавидит ценности русского мира, по сути, ненавидит сам этот мир, даже если утверждает обратное.

Набор базовых ценностей общества – это и есть его национальная идея.

Без нее, как ни вертись, нельзя распознать внутреннего врага. То есть по чутью можно, но по логике…

– Ты ее тоже возродил и сделал актуальной?

– Логику?

– Нет, национальную идею.

– Ну да. – Капитан не заметил моей неуместной иронии. – Только – не возродил, а отразил, выразил. Национальную идею нельзя спустить сверху и нельзя привить снизу – она должна существовать и практически всегда уже существует в обществе в виде интуитивных предпочтений и неосознанных чаяний. В виде тех мыслей, которые приходят нам в голову, когда мы треплем за ухо любимую борзую.

Проблема лишь в том, чтобы четко эти мысли сформулировать. Заметь – великим политиком, истинным вождем становится не тот, кто навязывает подданным свою идеологию, а тот, кто безупречно улавливает и внятно выражает тот дух, который уже посетил державу и одухотворил ее народ и который в силу этого устойчивее, неодолимее и эротичнее всего бренного и наносного.

– Эротичнее?

– Ну да – в смысле обаяния предъявленного соблазна. Так что мудрить здесь нечего – говорить следует не о том, что должно быть нашей национальной идеей, а лишь о том, что ею и без того является. Ну а с этим, в общем, все ясно.

– И что дальше, по пунктам? – Внезапно меня стала раздражать впившаяся в вену игла капельницы, поэтому я, набравшись духу, выдернул ее торчащими из гипса пальцами левой руки.

Капитан следил за моими действиями с интересом и одобрением.

– Можно и по пунктам, – согласился он.

Первый пункт был такой: Россия – империя, и она не может быть ничем иным, кроме империи. То есть Россия – такое государство, которое, помимо поддержания собственной жизнедеятельности, имеет еще и добавочный смысл существования. Без этого добавочного смысла России нет и быть не может, поскольку иначе она превращается в обычное служебное государство, идея которого уже исчерпала себя, а его реальные воплощения – стоит взглянуть на Европу – вырождаются, рассыпаясь и обнажая гниль, на наших глазах. Этот добавочный смысл может состоять в стремлении к имперской экспансии, к собиранию земли, в символическом, но достижимом плане обозначенном как исторически и конфессионально неизбежный захват Царьграда и Босфора с Дарданеллами, либо в стремлении построить общественную жизнь на

Христовых заповедях – не суть важно. Важно, чтобы этот добавочный смысл был.

– Это раз. – Капитан загнул на раскрытой руке мизинец.

– Неплохо. – Империя всегда была для меня эстетическим идеалом.

Далее Капитан изложил следующий пункт: Россия – великое государство, и она не может быть ничем другим, кроме великого государства. Что это значит? Это значит, что быть гражданами России, а не гражданами иной страны, пусть даже сытыми и свободными на все четыре стороны, есть для нас высшая ценность, и непреложной истиной при этом является Россия великая и могучая, а не убогая и жалкая. Причем величие ее видится нам не только в силе, перед которой трепещет весь мир, но и в самой передовой науке, самом совершенном образовании, самом блистательном и чумовом искусстве, поскольку великая Россия – это не только мышцы, но центр цивилизации, источник вдохновения и воплощенная любовь Богородицы. Что из этого следует? Что каждый из нас сделал свой выбор и предпочтет жить пусть лично в чем-то хуже, но именно в такой России, чем лично в чем-то лучше, но в России униженной и жалкой, а тем более – не в России. И никто из нас никогда не вскинет лапки перед врагом России, какие бы блага тот ни сулил.

– Это два. – Капитан загнул безымянный палец.

– Масик, я хочу эту плазменную панель! – Мне даже незачем было к себе прислушиваться – и так было ясно, что слова Капитана действуют лучше всех Олесиных пилюль. Я уже готов был выскочить из гипса.

Тем временем Капитан лечил меня дальше:

– Несмотря на то что в империи звание гражданина империи стоит выше национальности и вероисповедания, Россия – русское православное государство, и она не может быть ничем иным, кроме русского православного государства. Что это значит?

Я не знал, как ответить, поскольку все еще был крепко нездоров.

Тогда Капитан объяснил. Он сказал, что образцы для подражания, как и вообще вся система наших ценностей, укоренены в истории и культуре русской нации и в православной вере, а стало быть, и положение их в

России особое, как и положение русского языка, на котором мы умеем делать все, включая чудеса, как Орфей на своей глотке. Таким образом, следование интересам русских и укрепление православной веры – а это суть одно – есть отдельная забота России, более важная по сравнению с соблюдением интересов других российских народов и религий, хотя, разумеется, для империи важны и они. Что касается не российских, иноверческих и инославных наций, то они не могут претендовать на наше исключительное внимание – интересы их должны учитываться лишь в ситуации конкретного международного торга. Это не означает дискриминацию инородцев и иноверцев – Лефорт, Трезини и

Росси могли бы в этом поручиться, – но это значит, скажем, что

Россия может и должна учреждать в качестве государственных именно русские национальные и православные праздники, а не иные. Те же, кого это задевает, могут просто их не праздновать.

– Это три. – Капитан загнул средний палец.

Голова под бинтами свирепо чесалась – кажется, именно так рубцуются раны. Что-то все это мне напоминало. Историю Ильи Муромца и калик перехожих?

– Россия – общинное государство, – продолжал вещать Капитан, – рой, покрытый единой волей, а не шайка амбарных мышей, гребущих под себя и готовых разбежаться при первом шухере, и иным она быть не может.

Это значит, что каждому из нас есть дело до всех остальных и судьба соотечественников для нас не безразлична. Понятно, что не всякий единоплеменник для тебя как брат, но пусть будет как дальний родственник, помочь которому – стихийный, безотчетный долг. Именно поэтому в беде, в лихие времена мы способны личные интересы приносить в жертву общим. – Капитан загнул указательный палец. – Это четыре.

Остался последний, большой палец – кожа с его тыльной стороны, вся в сеточке морщин, казалась немного суховатой, а бледный полудиск у основания аккуратно подстриженного ногтя напоминал восход холодного светила. Я подумал: интересно, сохранились ли где-нибудь отпечатки пальцев Курехина? Если сохранились, можно было бы сличить. Однако по внутреннему расслабленному молчанию, сопроводившему эту умозрительную идею, я понял, что для меня нынешнего результат подобной экспертизы совершенно неинтересен, поскольку мне давно и глубоко плевать на тайное родословие его личности, на чем я не раз себя уже ловил.

– И наконец, – большой палец Капитана вздрогнул, – Россия – свободное государство и иным быть уже не может.