«Третья сила» - Иван Дорба

— По поручению Алексея Алексеевича еду на Запад. Побывал в Берлине, заходил к тебе на квартиру, а тебя и след простыл! И понял, что надо сматывать удочки! Карамба, как говорит Жора. Война заканчивается! Берлин окружен советскими войсками, Гитлер прокричал уже свою последнюю речь, грозился, подобно Фридриху Барбароссе, проснуться и прийти в трудную минуту «на помощь своему народу». Помнишь сказание, будто Барбаросса вовсе не умер, а спит в Тюрингском замке и проснется, когда пробьет для Германии тяжелый час? Рыжая борода проросла через каменный стол, изредка тряхнет он своей могучей головой и прислушивается: не носятся ли зловещие вороны над горою и не пришло ли время пробудиться? — весело заговорил Буйницкий.

— Ты как в воду глядел: а я нарисовал Гитлера в позе Барбароссы. — И Граков протянул товарищу эскиз.

— Вот это да! — расхохотался Буйницкий. — Молодец!

— А вот Гитлер пробуждается! — и протянул второй рисунок: «В небе над горой носятся вороны с человеческими головами Черчилля, Даллеса… Гитлер тщетно старается вырвать проросшие в камень усы и хохолок…»

Буйницкий заливался смехом:

— Все, видать, теперь смеются над бреднями фюрера и над глупыми легендами!

— Не все! — покачал головой Граков. — Есть у нас недруги. Надо полагать, сейчас начнется вторая война, тихая. В этой войне тоже нужны солдаты, смелые, умные, опытные. Кое-какой опыт мы уже накопили!

— Мир вот-вот будет подписан! — воскликнул Буйницкий. — Хотя Алексей Алексеевич действительно велел передать, чтобы ты не расслаблялся. Надо еще выиграть войну за души, потому мы еще не демобилизованы… чтоб людям легче было дышать!

— Ты прав. Когда чувствуешь за спиной свою родную, могучую страну, дышать легко! Как хочется бросить всякую конспирацию!… Но…

— Я ведь России так и не повидал, — с грустью заметил Буйницкий. — Мою далекую, но любимую Родину…

— Я тоже только чуть к ней прикоснулся… Ладно, расскажи, что там было в Белграде.

— Красную армию жители встречали как спасительницу. Женщины плакали, бросали цветы, мужчины кричали: «Живио!» Такое было ликование! Даже я на радостях плакал… Представляешь, увидеть настоящих русских солдат, офицеров на танках, самоходках! Ладно одетых, с погонами на плечах. Эту силищу! Плакали и наши эмигранты, ну а зубры, мать их за ногу, конечно, драпанули. Им не привыкать стать!

— Георгиевский тоже скрылся?

— Арестовали. Почти всю шайку-лейку забрали. Не повезло и «Охранному корпусу». Хотя в боях под Белградом он участия не принимал: их Красная армия расколошматила, кажется, под Неготином. Штейфон с кучкой, так называемой дружиной не то «Скобелевской», не то «Атамана Платова», прорвался к англичанам.

— Их, полагаю, все равно выдадут советским властям или будут судить за те зверства, которые они учиняли. Говорят, американский генерал Эйзенхауэр заявил, что «не может быть никаких иллюзий о судьбе бывших советских граждан, поскольку это может повлиять на дружбу с Советским Союзом».

— Зато Монтгомери заверил: «Все, кого я, верней, Интеллидженс Сервис считает полезным, будут спасены от правосудия…» Ни англичане, ни американцы не станут выдавать советским властям энтээсовцев, туркуловцев, шюцкоровцев, шкуровцев… да и нужных им гестаповцев и абверовцев…

— Кстати, а руководство НТС выпустили из тюрьмы?

— Конечно! По указанию Гиммлера освободили всех арестованных по делу НТС. Ни группа Эбелинга в РСХА, ни группа Вольфа не проиграли и не выиграли. Шахматная партия окончилась вничью. Ну а козлом отпущения стал Вадим Майковский. Его расстреляли, как только закрылась дверь за последним энтээсовцем. По распоряжению Кальтенбруннера уничтожены целые лагеря, в последнее время многих постреляли: чужих и своих. Понимали, что молоко скисло, надо спасать шкуры, прятать концы в воду, а живым останется тот, кто много знает, кто годен для Си-ай-си и Интеллидженс Сервис. Большинство освобожденных «солидаристов» успели выехать на Запад, остальные — в Карловы Вары, в штаб КОНР (Комитет освобождения народов России). Их приняли торжественно Власов, Трухин, Тензоров и тут же предложили поступить на службу в отдел безопасности КОНР и контрразведку РОА, но те, не будь дураки, к «союзникам» подались. Берлин окружен советскими войсками, из него уже не выскочишь.

— Значит, Байдалаков, Поремский, Околов, Вергун опять будут верховодить в НТС?…

— Вергуна убило при разрыве бомбы. Единственный, кажется, был убежденный «солидарист»… Околов или Поремский проповедуют на манер Георгиевского свои «высокие идеи» как средство к достижению личных целей… — заключил Буйницкий.

— Знаешь, Николай, так и хочется опубликовать все деяния и показания главарей НТС, которые я привез на следствии, и познакомить с ними англичан и американцев, да и самих членов НТС. Они тут же схватились бы за головы, воскликнув: «С какими же маленькими, ничтожными и трусливыми людьми мы имеем дело!» — И Граков ткнул пальцем в сторону лежащего на шкафу чемодана: — Почитай ради интереса эти копии…

— Увы, недаром Алексей Алексеевич говорил, что ничтожества порой завлекают и сбивают с пути, наполняют ядом и заражают ненавистью души сильных, мужественных людей, которые, рискуя жизнью, идут на черное дело. Таков неумолимый закон жизни: как бы ни топили дерьмо, оно всплывает…

— Наша судьба, Николай, неотделимо связана с судьбой Родины. Советский Союз навсегда останется единственным родным домом, обветшал ли он, или из деревянного стал каменным! Неизвестно только, когда доведется нам еще в нем побывать….

— Не горюй, Грак! Многим хочется видеть свой дом таким, каким они рисуют его в своем воображении!

— Ну так что приказал делать Хованский?

— Искать связей с Околовым, войти опять к нему в доверие.

— Война, значит, для нас не кончается, — вздохнул Граков. — Выходит, так. «Прошедшего житья подлейшие черты…» И забыть их нельзя.

— Нельзя, Грак, нельзя! Родину надо заслужить!

ЭПИЛОГ

Сильна ли Русь? Война и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Ее, беснуясь, потрясали.

Смотрите ж: все стоит она!

Они молча стояли у окна и смотрели, как взлетали с веселым треском гроздья ракет и вдруг рассыпались в еще не совсем темном московском небе яркими красными, желтыми, зелеными, белыми огнями.

Когда отгремел последний залп и погасла последняя ракета, Алексей Хованский пригласил гостей к столу, разлил по бокалам шампанское и сказал:

— Друзья, за День Победы! За подлинно народный праздник!

Встал Сергей Кучеров, осушил свой бокал, виновато улыбнулся, плеснул себе еще немного вина и сказал:

— Перед тем как уйти, я хочу сказать несколько слов. Кучеровым везет: люди чудом спасли моего предка, декабриста, от ссылки, чекист защитил честь отца, белого генерала, а меня, его сына, избавили от тюрьмы советские рабочие! И я верю, что подобные люди не переведутся на Руси! Будьте здоровы! — И, чокнувшись со всеми, выпил, пожал всем руки и ушел.

— Вылитый отец. А почему он упомянул тюрьму? — спросил Чегодов, когда провожавший Кучерова хозяин вернулся из прихожей.

— Его по ложному доносу обвинили во вредительстве. А на выездной сессии показательного суда рабочие за него заступились и доказали, что он ни в чем не виноват. Кучеров — крупный специалист, новатор, получил Сталинскую премию…

Хованский не договорил: в дверь позвонили, и он направился встречать новых гостей.

Сергеев-Боярский в модном заграничном костюме и начищенных до блеска ботинках, улыбающийся, галантно поклонился Латавре, обнял Алексея и крепко пожал руку Олегу Чегодову.

— Рад вас видеть, сколько лет, сколько зим! — пробасил он, усаживаясь за стол. — Три года? Или уже четыре, как мы не встречались? Все по заграницам мотаюсь. То в западной зоне Германии — во Франкфурте, то в Югославии… Многих ребят видел. Знакомые передают вам приветы.

— Надоело жить за границей, так живите в Москве, — пошутил Хованский.

— Как начальство прикажет. Гости к нам из НТС жалуют. Надо вам их встретить должным образом. Скажу по секрету, тайно прибывают наши общие знакомые. Их сбросят на Украине на парашютах. Оттуда двое направятся на северо-восток, где, по предположению ЦРУ, мы добываем уран, и возьмут пробу грунта и воды. Один отправится проверять явочные квартиры. — Сергеев-Боярский повернулся к Чегодову: — Вы, Олег, хорошо знаете распоряжения Околова и К°, которые он адресовал «солидаристам», находящимся в подполье…

— Его инструкции мне известны. Недавно я получил письмо от Байдалакова, — засмеялся Чегодов. — И вам чем могу — помогу, если требуется…

— Драчка у них случилась превеликая! Колошматили друг друга как на ярмарке: в кулачном бою кого-то тяжко ранили. Шпана Околова оказалась покрепче, натасканная на разбое и насилье в бригаде Каминского и «Зондерштабе Р», а байдалаковцы — белоручки, кабинетные теоретики. В результате председателем «избрали» Поремского, а Байдалакова пустили по «крысиной тропе», и он уже в Америке.