Великая Восьмёрка - Данил Манонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы, какого чёрта? Я всего лишь пришёл утвердить новых Упырей. Ради этого я вылез из кровати рано утром, вылез из объятий жены. Чтобы просто так сдохнуть от хрен знает, чего. Ненавижу эту жизнь!
Вихрь просвистел, поддерживаемый хрустом костей ни в чём неповинных людей. Но я не ощутил на себе ничего. Никакой боли. Только сердце сильно сжалось. Неужели смерть не так страшна? Неужели боль совсем не чувствуется, если человек погиб сразу? Но самое волнующее – останусь ли я тут, если открою глаза. Стану ли призраком и буду ли следить за взрослением сына? Или, при попытке открыть глаза, окажется, что их просто нет, как и всего тела. И я просто буду видеть пустоту целую вечность.
Постойте, что это? Я чувствую, что лежу на земле. Голова всё же заныла, как и руки. В ушах стояло всё то же завывание смертоносного вихря. На губах что-то колющее и холодное. На языке всё то же, но ещё и на вкус немного солёное и, явно, несъедобное.
Я с трудом сжал пальцы рук, а потом понял, что сделал это зря. Пальцы жутко заболели, глаза аж прослезились. Но, несмотря на боль, я радовался. Я могу чувствовать, значит – я, либо жив, либо верна моя первая гипотеза о смерти. Чтобы узнать, что именно из этого, я открыл глаза.
Я лежал на заснеженном асфальте. Губы и язык были утыканы мелкими камушками. Руки были в крови, из правого запястья торчала кость. Пальцы дрожали и от этого ужасно болели ведь судя по всему, они тоже были переломаны.
Я оглянулся, насколько мог. На улице не было прохожих. Никого, кто мог бы помочь. Недалеко от меня лежало два человека. Шея одного была вывернута на большой градус. Его лицо застыло в ужасающей гримасе. Второй лежал ко мне спиной, но он был ещё жив, ведь так же дрожал от боли. Сквозь свист прозвучали стоны девушки. И ветер в секунду стих. За моей спиной начало происходить что-то странное. Но я не мог повернуть голову, чтобы это увидеть. Послышался топот. Топот обычных человеческих ног, в мужских туфлях. Он начал отдаляться. Я попробовал звать на помощь, но не мог произнести ни слова. Звуки просто улетали в никуда. Топот исчез, уйдя обратно в помещение. Я вновь остался наедине со своей болью. И смотрел я только на того живого парня. Ведь он – единственное, что сейчас я вижу из мира живых. Остальное всё холодное, тёмное и безжизненное.
Парень собрался с силами и перевернулся лицом ко мне. Я сразу узнал его – это был Дэн. И он меня узнал, ведь сразу слабо улыбнулся. На вид у него не было травм. Лишь ушибы и ссадины. Потому он, отдышавшись, опёрся на трясущиеся руки и поднялся.
Встав на четвереньки, он медленно подполз ко мне, осмотрел мои руки. Схватив меня за голову, он побил меня по щекам. Я обрадовался ещё больше. Я чувствовал каждое прикосновение. Значит, я всё-таки жив. Я выжил!
– Хойт, нам нужно убираться отсюда. Идти сможете? – глухо проговорил он, во всяком случае, я слышал всё очень глухо. Должно быть, уши заложены.
– Д-да, – ответил я, заметив, что ноги почти не болели, даже безотказно двигались, – но вот подняться…
– Я помогу…
Дэн поднялся на ноги, сначала чуть не упал, но удержался. Подойдя ко мне сзади, он обхватил меня за торс и потянул на себя. Я подставил ноги и снова почувствовал себя в этом мире. Стоял я уверенно. Даже тогда, когда Дэн, снова став терять равновесие, облокотился на меня, чуть задев больные руки, что заставило меня зашипеть от боли.
– Там, – Дэн указал в сторону, – машины. Надо взять ключи.
– Где их взять?
– У него есть, – Дэн показал на труп со свёрнутой шеей. – подойдём.
Я помог ему подойти к телу. Дэн нагнулся, ударил по карманам куртки, штанов. Ключи лежали во внутреннем кармане. Подтянувшись на моей штанине, он снова указал к машинам.
Мы ковыляли медленно, пуская все силы, чтобы не упасть. Падать было нельзя. Падение – смерть. Если упаду – истеку кровью и умру. Я не имею права. Мой сын… Он не должен жить без отца. От этих мыслей глаза налились слезами, а вытереть их не было возможности, ведь руки переломаны. Всё потом. Плевать на всё, сейчас главное – выжить! Чёрт, как же холодно…
Дойдя до машины, мы открыли двери. Я сел на пассажирское сиденье, Дэн закрыл дверь и, облокачиваясь на капот, перебрался к своей двери. Сев на место, он завёл машину, включил обогрев. Я с облегчением выдохнул. Воздух стал теплеть, один из недугов остался позади.
– Терпи, терпи! – бормотал самому себе Дэн, пытаясь вернуть свои растрепавшиеся волосы в старое состояние. – Всё. Отпустило вроде, собрался. Руки, вроде, не трясутся.
– Едем тогда?
– В больницу?
– Куда же ещё, черт возьми!
Пустошь
Снова эта боль! Казалось, лишь недавно я оклемалась после перелома этой же ноги. И теперь то же самое…
Костюм моргает. Не может, ни исчезнуть, ни появиться. Я чувствую, как кровь сочится из раны. Надо вытащить пулю и перевязать рану, пока не поздно. Вот, этот нож подойдёт для вытаскивания пули.
Я с трудом доползла до него, взяла и, сев в позе лотоса, подготовилась погрузить нож в рану. Эта операция проходила с огромной болью. Я даже при сильном старании не выдержала и один раз закричала. А пуля всё ещё была в ноге. Она слишком глубоко. Так я загоняю её ещё дальше, получится достать лишь более тонким инструментом. Вдруг послышался стук каблуков.
– Вот чёрт, Пустошь, ты как? – взволнованно спросил Шак’Хид.
– Всё хорошо, только… Ай! Прошу, осторожней!
Он быстро отдёрнул руки от моей ноги.
– Прости, прости! – затараторил он. – Буду осторожней.
Из ниоткуда, как по волшебству, он создал небольшие щипчики. Далее он точно угадал местоположение моей руки, нащупал кольцо, аккуратно снял его. И замер. Я поняла, в чём дело. Закрыла грудь и интимное место руками.
Костюм был повреждён. Из-за своего несовершенного строения он не мог исчезать областями – лишь целиком. А значит, если повредить костюм, его закоротит, он будет
