Третий фланг. Фронтовики из будущего - Федор Вихрев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Исполняю.
Самолет еще чуть-чуть набрал высоту, и на получившемся ракурсе, я заметил форму крыльев рижских, соответствующую «пешкам».
— Командир, с Риги идет наша группа разграждения! Это явно «петляковы»!
— Добро! Сейчас попробуем связаться. Значит, скоро будут наши основной группой.
— Двойные перестали набирать высоту, идут на наших.
— Принято, что могли, мы сделали. Кажется, получилось, как задумано. Идем домой.
Преследовать нас даже не пытались. После посадки мы с Энделем Карловичем доложили Преображенскому результаты вылета и отправились по блиндажам на отдых.
Журналистка— Товарищ командир, вызывали? — спросил летчик, вошедший в большой штабной блиндаж.
— Да, капитан, к тебе тут из «Красной звезды» корреспондент приехал.
— Комполка кивнул в сторону сидящей на стуле молодой девушки в военной форме. Она заметно замерзла, пока добралась до их аэродрома, и теперь пила чай из большой железной кружки, держа ее двумя руками. Хорошее освещение позволяло рассмотреть ее красивое лицо и тонкие пальцы, держащие горячую кружку. Одета она была в командирский полушубок, а ее белая шапка с красной звездой лежала на столе. Но необычным было не это, а светло-серые волосы. Такой цвет не мог быть естественным. «Наверное, покрасила, — подумал летчик, — но цвет выбрала какой-то странный, лучше бы – каштановый. Но это женщины, кто поймет, что у них на уме».
Девушка встала и протянула руку для рукопожатия.
— Военкор Немоляева Надежда.
— Командир эскадрильи капитан Покрышкин, — представился вошедший летчик и добавил: – Александр Иванович.
— Капитан, проводи товарища военкора в столовую и накорми с дороги, заодно и поговорите, — дал приказ комполка.
— Есть! — ответил Покрышкин. И уже обращаясь к военкору, добавил: – Давайте я ваш портфель понесу.
Столовая располагалась метрах в ста от штаба, так что дошли быстро, даже не успев озябнуть на холодном зимнем ветру. Придя в столовую, летчик помог девушке снять полушубок и, усадив ее за стол, взял на себя роль гостеприимного хозяина. Принес ей тарелку горячих щей, хлеба и чаю. От каши она отказалась. Но, несмотря на протесты, Покрышкин принес ей добавку первого со словами: «Кушайте, кушайте. Горячая пища всегда нужна, а особенно на войне, тем более зимой. Сначала поешьте, а потом все вопросы. И пока чай не допьете, отвечать не буду».
— Александр Иванович, мне поручили написать о вас статью для «Красной звезды», так что попрошу вас уделить мне час времени.
— Да хоть два часа, погода нелетная, так что спешить мне некуда, я весь ваш. — Молодому человеку, а ему нет еще и тридцати, было приятно находиться в компании такой красивой девушки. Особенно если эта девушка корреспондент такой газеты, да еще и статью про него писать будет.
— Вы один из лучших летчиков-истребителей в нашей авиации… — начала официальную часть военкор Немоляева, при этом она достала из портфеля карандаш и несколько листов бумаги, которые положила на стол, и приготовилась записывать вопросы и ответы.
— Ну, это вряд ли, есть много других летчиков, которые воюют гораздо лучше. — Лесть, конечно, приятная штука, но человеком Покрышкин был скромным и поэтому даже слегка оробел от такого начала.
— Летчиков хороших у нас много, это правда, — согласилась девушка, — но не все летчики предлагают и разрабатывают новую модель воздушного боя. Новые тактические приемы. А вы не испугались авторитета бывшего командира вашего полка.
— Да тут не только моя заслуга. Я сам до чего-то додумывался, с ребятами обсуждал, а в начале декабря вызвали в штаб фронта, все внимательно выслушали, а потом дали почитать материалы по тактическим приемам воздушного боя. Там и мои идеи прописаны, и многое из того, что я только предполагал, а что-то и такое, о чем я даже и не думал. Получается, кто-то наверху и без меня сообразил, что старые приемы уже не работают. Так что моей заслуги в этом нет.
— Вам предлагали перейти на другую должность, готовить летчиков, разрабатывать новые методики, а вы отказались? — В глазах Надежды читался не только профессиональный интерес журналиста к интересной теме, но и чисто человеческий интерес к этому необычному летчику. Прошедшему годовой курс подготовки за семнадцать дней и сдавшему все экзамены на «отлично».
— Как говорил Чкалов, настоящий летчик как птица, он без неба не может. Да и пользы от меня тут больше, чем от моего сидения в кабинете. — Говорил он так, как будто отними у него завтра небо, и послезавтра он умрет. — Настоящий моряк не может без моря, а настоящий летчик не может без неба.
Девушка записала его слова и продолжила задавать вопросы: – А какой истребитель, по-вашему, лучший?
Александр Иванович улыбнулся, услышав этот вопрос: – Да как вам сказать, у каждого истребителя своя задача, под которую он создается и для решения которой используется. Например, МиГ хорош как высотный перехватчик, а в собачьей свалке от него проку мало. Это уже задача «яков» и ЛаГГ-ов. Но у них вооружение слабовато, пулеметы калибра 7,62, они называются ШКАС, лучше менять на УБС. Но вам, наверно, это неинтересно?
— Нет, ну что вы, наоборот интересно, продолжайте, пожалуйста. Я ведь тоже хотела быть летчиком, но не прошла по здоровью. Я специально сюда напросилась, чтобы с летчиками пообщаться. Хотела даже уговорить вашего командира полка, чтобы он разрешил слетать на боевой вылет, но он категорически отказал. Правда обещал, если погода будет, прокатить на У-2, но У-2 – это же так… швейная машинка, а не самолет, — грустно поведала она о разговоре с местным начальством.
— Ну, тут он прав. Во-первых, истребитель машина одноместная, и второго человека туда не посадишь, во-вторых, рисковать вашей жизнью он не имеет права, и, в-третьих, даже в двухместном самолете в бою второй человек без дела не сидит. Это в АДД хорошо. Поднялись повыше, прошли над облаками, отбомбились, и домой. А у нас так в бою головой накрутишься, что к вечеру шея как деревянная. А про У-2 вы зря так думаете. Для ночных вылетов он очень хорошо подходит. Подкрадывается тихо, летит низко. Прилетели, гранатами всех закидали, и домой отсыпаться. На них женщины летают. Их даже немцы прозвали «Ночные ведьмы». Говорят, что даже за каждый сбитый ночью У-2 немцы получают награду и отпуск.
— А вам лично, Александр Иванович, какой самолет больше нравится? — не унималась Надежда.
— Раньше летал и на МиГ-е, и на «яке», но недавно получил новый И-185. Отличная машина. Правда, чтобы на нем летать, нужен большой опыт, но в умелых руках он чудеса творит. Умеет Поликарпов машины делать, не зря Чкалов его хвалил.
Беседа плавно перетекла в разговор ни о чем двух молодых людей. Говорили о музыке, кино, литературе. Но почему-то разговор никогда не переходил на то, что было до войны. Едва Покрышкин попытался заговорить о довоенной жизни, Надя впадала в некий ступор, и разговор срочно приходилось переводить на другую тему.
— Ой, заболтали вы меня, Александр Иванович, а я и забыла про основную тему статьи, — встрепенулась девушка. — На вас рапорт написан на представление к званию Героя Советского Союза.
Летчик об этом слышал, но относился к этому спокойно. Звезда Героя – это замечательно, но думать о том, что будет когда-то, если каждый день можешь погибнуть, он уже отвык давно.
— Да не совершал я особых подвигов, чтобы меня награждали. Воюю, как и все, не хуже, не лучше. Я не герой, просто хороший летчик.
— Не скромничайте, — улыбнулась капитану Надежда, — у вас за последние семь дней боев – девять сбитых немецких самолетов. А вы говорите, не герой.
Лицо Покрышкина вдруг посерьезнело. Он закусил губу и сжал кулаки. Военкор поняла, что сказала что-то не то, но она хотела его поздравить, а получилось наоборот.
— Вы, Александр Иванович, меня извините, я не знала, что это тема вам неприятна, — оправдывалась она, искренне не понимая, что сказала или сделала не так, — вы, наверное, в этих боях друзей потеряли, а тут я со своей статьей влезла. Простите меня, дуру глупую. — Она говорила, и ее голос начал предательски дрожать.
Покрышкин резко выдохнул, словно снимая с себя оцепенение.
— Нет, Надя, вы не виноваты. Просто вспомнил кое-что.
Он расстегнул нагрудный карман гимнастерки и положил на стол фотографию. На фото, сделанном с низколетящего самолета, была изображена сгоревшая грузовая машина, стоявшая на зимней дороге в степи, а вокруг машины лежали какие-то странные не то свертки, не то тряпичные куклы. Чтобы лучше рассмотреть фотографию, девушка взяла ее в руки и поднесла к лицу.
— Это дети, убитые дети… — Голос капитана дрожал от нетерпения и ярости. — Представляешь, — он перешел на «ты», но даже этого не заметил, — он расстрелял машину с детьми, не с бойцами, а с детьми. Я на дежурном У-2 фотокорреспондента в город отвозил. Лечу вдоль дороги, смотрю, машина сгорела, а он мне, мол, опустись пониже, сфотографирую. А там вот что. Я самолет прямо на дороге посадил, как не разбил, сам не знаю. Подбежали, а они все мертвые, только шофер чуть живой, ему ноги очередью перебило. Они детей сирот везли из детдома на праздник на елку. Укутали потеплее, чтобы в кузове не продуло, а самых мелких в кабину посадили. Они там и сгорели. Короче, немец их увидел и начал охоту. — Голос одного из лучших советских асов душили слезы. — Видел же, сука, что дети едут. Вот скажи мне, как так можно. Я с первого дня на войне и до сих пор не пойму, каким же зверем надо быть, чтобы по детям из крупнокалиберных пулеметов стрелять. Знаешь, что бывает с человеком, если в него очередь попадет? В лучшем случае сразу мгновенная смерть, а так руки, ноги отрывает на хрен. А он по детям стрелял, которые от машины разбегались.