Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

Тяжело, чуть вразвалку ступая, словно по палубе корабля, он пошел на свою половину квартиры, на ходу расстегивая пуговицы пальто.

Тамара Николаевна жадно пробежала глазами листок, потом прочла еще раз, медленно. Протянула письмо Елене.

Невольно она поступила так же — быстро скользнула глазами наискось, выхватывая суть, перевела дыхание и перечла.

«Здравствуйте, мама и папа, пишу, как обещал. У меня по–прежнему все в порядке. Получил новое назначение. Какое и где — сказать по–прежнему не могу, даже вам. Весьма секретно. Государственная тайна. Но хорошее, почетное и безопасное в той мере, в какой безопасна вообще вся наша жизнь. Но в принципе, кроме несварения желудка и падения на голову кокосового ореха, мне ничего не угрожает. Жалованье двойное, много новых впечатлений. При случае напишу подробнее. Если появится адрес — немедленно сообщу.

P. S. Чуть не забыл. За предыдущие заслуги ваш сын удостоен ордена Святого Георгия, четвертой, естественно, степени. Прочие впереди. Valete![37]

P. P. S. Это письмо должен бросить в ящик мой товарищ проездом через Москву. Если вы его получили, значит, не подвел».

Пока в гостиной накрывался стол для парадного обеда, Петр Аркадьевич принес из кабинета громадный атлас.

— Так, — рассуждал он вслух, — нужно понимать, намек нам дан. Где у нас кокосы растут? По преимуществу в Азии, на побережьях океана. Индия, Цейлон, острова южных морей… Это что же, наши стратеги расширяют жизненное пространство? Базу на Таити строить затеяли? Или просто командировка к союзникам по обмену опытом? Филиппины, Гаваи, Новая Гвинея?

Что ж, повезло парню, хоть мир посмотрит. А «Георгий» — это совсем здорово! Отличился, и именно в боях отличился. А где же сейчас такие бои, что врачам «Георгии» дают? В Израильской войне наши участия вроде не принимали. Да и уехал он уже оттуда. Хотя…

А Елена опять ничего не говорила этим людям, сама не понимая почему.

— А может, не за бои вовсе? — рискнула она вставить слово. — Может быть, он особу императорской крови от смерти спас? Георгиевскими же орденами Великий князь имеет право награждать, не правительство? — блеснула Елена эрудицией.

— Ведь и вправду! Вы молодец. Самое реальное объяснение. Спас наследника престола, скажем, от острой асфиксии, когда секунда промедления смерти подобна, совершил трахеотомию в полевых условиях. — Как отец врача, Петр Аркадьевич тоже кое–что слышал о подобных случаях и блеснул эрудицией. — Вот и получил крестик в петлицу. И вдобавок причислен к свите, сопровождает Высочайшую особу в путешествии… Сходится.

Он, довольно улыбаясь, потер руки, предвкушая и широкое застолье, и то, как завтра в клубе поделится с друзьями карьерными успехами сына.

Вечерним экспрессом Елена выехала сразу в Москву, заручившись на прощание у гостеприимных хозяев обещанием обязательно сообщить ей, как только появится очередная весточка от Вадима.

Глава шестнадцатая

Москву заносила полярная метель. Случаются иногда такие метеорологические катаклизмы, и вполне среднеевропейский город в одночасье становится похож на Якутск или Магадан.

По пустынным, освещенным мертвым синеватым светом уличных фонарей проспектам с пронзительным визгом летят снежные змеи, на перекрестках сплетающиеся струи поземки образуют нечто вроде бурной морской поверхности на полметра выше уровня асфальта.

Трамваи и автобусы пролетают мимо, заросшие инеем, тускло светясь изнутри, и кажутся чем–то нездешним, не вполне реальным, наверное, потому, что на остановках не задерживаются, стремясь к какой–то собственной тайной цели.

Но даже и в такую погоду прогулки могут доставлять удовольствие, если одежда подходящая. Ветер не пробивает, ногам тепло, а бесцельное буйство стихий возбуждает и радует душу.

Впрочем, насчет радости души — это слишком. Сейчас Ляхову было скорее тревожно после недавно состоявшегося разговора.

Началось все вполне респектабельно — его пригласили провести вечер в приличной офицерской компании. Очевидно, присмотрелись, убедились, что полковник отвечает неким критериям, а может быть, поступили соответствующие рекомендации.

Он ведь прекрасно понимал, что и «дружба» с Чекменевым, и княжеские милости, и настоятельная рекомендация остаться на службе, и академия — все это отнюдь не просто так. Рано или поздно что–то должно было произойти. Вот, выходит, дождался.

Началась, впрочем, эта коллизия несколько раньше.

…Лекцию по новейшей истории, посвященной сентябрьскому мятежу 1918 года и последовавшей за ним Гражданской войне, увлекательно и эмоционально прочитал профессор Бушков, в самых зажигательных моментах свирепо сверкавший стеклами толстых очков, тряся бородкой и ежеминутно поправляя крахмальные манжеты, выпадающие из–под обшлагов испачканного мелом мундира надворного советника.

Ляхов всегда думал, что имеет достаточно отчетливое представление об этом периоде, а тут вдруг оказалось, что он не знает практически ничего. Ни о «движущих силах», ни о реальных взаимоотношениях между лидерами союзных и противостоящих группировок, ни о самом ходе Гражданской войны.

Выходило так, что и «революции» никакой вообще словно бы не было. Как, впрочем, и страны, в которой все изучаемые безобразия случились. А было так, черт знает что, морок, наваждение или же грандиозная перекрестная провокация.

Вышел он с лекции в состоянии легкого обалдения, в котором, впрочем, пребывал уже не первую неделю.

Моментами ему хотелось обратиться к невропатологу Максиму не в качестве товарища и коллегии, а обычного пациента, чтобы специалист объяснил и успокоил. Или назначил соответствующее лечение.

Довольно часто Ляхову казалось, что он не живет наяву, а пребывает в пространстве сна, пусть необычайно реального и похожего на действительность, но все равно сна. Поскольку в каком–то уголке сознания сохранялось понимание, что происходящее с ним наяву происходить не может.

Зато услышанное от профессора еще усилило эти ощущения и пробудило странные воспоминания. Естественно, ложные. Будто он давным–давно все, выдававшееся сегодня Бушковым за умысел и фальсификацию, то ли видел в кино, то ли даже сам участвовал в чем–то подобном, что уж совершенный бред.

После лекции состоялся семинар на ту же тему, но уже в преломлении стратегии и тактики противоборствующих сторон. Для чего слушателям был предоставлен специальный кабинет с имитационным столом, на котором можно было разыгрывать сражения в масштабе от ротного до фронтового, как по подлинным сценариям, имевшим место в действительности, так и в альтернативном жанре.

Семинары у них на курсе вообще проходили довольно живо, но сейчас по не слишком понятной Ляхову причине обсуждение вопроса приобрело особую остроту.

Словно бы речь шла не о событиях давно отгремевших и списанных в запасники истории, а о чем–то крайне актуальном и животрепещущем.

Возможно, здесь имели место личные мотивы или отзвуки каких–то давних споров, столкновение враждующих научных школ, поскольку, в отличие от самого Вадима, остальные его соученики имели настоящее военное образование, да вдобавок в большинстве хорошо знали друг друга и преподавателей, учились в одних и тех же училищах и высших классах, вместе служили в войсках и штабах.

А Ляхову приходилось в основном помалкивать, поскольку не мог он, щеголяя знанием предмета, сыпать номерами и названиями белых и красных полков и дивизий, ссылаться на труды и мемуары участников тех давних событий. Оставалось только мотать на ус да записывать наиболее интересные мысли и факты, а также вникать в тонкости позиций своих коллег.

Представители ортодоксального направления, которых было большинство, утверждали, что красный мятеж был обречен с самого начала, и лишь несогласованность действий и отсутствие единого авторитетного вождя помешали покончить с ним в первый же месяц.

Группка же из четырех человек, одним из которых был обучавшийся в одном с Ляховым отделении подполковник фон Ферзен, яростно и тоже аргументированно, на взгляд Вадима, доказывала, что все наоборот.

Что победить непременно должны были именно большевики, и лишь слепой случай, воплотившийся в до сих пор не объясненном (и теперь уже, скорее всего, необъяснимом) отказе Ленина перевести резиденцию правительства из Петрограда в Москву, привел красных к поражению.

И тут же, ловко орудуя манипуляторами, барон изобразил на стратегической карте Европейской России, как именно должна была развиваться осенне–зимняя кампания 1918/19 года.

— Вот, вот и вот! Обосновавшись в центре страны, красные получали в свои руки колоссальные военные запасы Московского и Западного округов, почти всю военную промышленность. Действуя по внутренним коммуникациям, они легко наносили поражение Ростовско–Екатеринодарской группировке Корнилова и Каледина, загоняли ее в калмыцкие степи и весной девятнадцатого года соединялись с просоветски настроенными войсками Кавказской армии. И все!