Мерцающий пруд - Филлис Уитни

Уэйд был явно заинтересован, и на этот раз сердитая краска не залила его лицо при упоминании имени Морган. Слушая, Лора обвела глазами комнату, ища Морган, и увидела, что она танцует с Гербертом Уайли — возможно специально дав возможность Мюррею Норвуду поговорить с Уэйдом.

— Я все еще не вижу, чем я могу быть полезен в этом деле, — с сомнением проговорил Уэйд.

Мистер Норвуд сунул руку в карман и достал маленький коричневый предмет, подбросив его на ладони.

— Нужен каждый человек, особенно нам нужны умные и влиятельные люди.

— Влиятельные? — смех Уэйда отдавал горечью.

— Да, влиятельные. Миссис Ченнинг рассказывала мне о том времени, когда молодежь острова с энтузиазмом следовала за вами.

— В вопросах организации балов, возможно. Война отрезвила молодую кровь.

Мистер Норвуд раскрыл ладонь.

— Вы знаете, что это?

— Орех или какой-то желудь, я полагаю.

— Это поперечный разрез серого калифорнийского ореха, — сказал мистер Норвуд. Он протянул его Лоре. — Что напоминает рисунок, миссис Тайлер?

Лора разглядывала его несколько мгновений.

— Пожалуй, это немного похоже на два переплетенных сердца.

— Именно. Поэтому в Огайо, где это движение насчитывает многие тысячи членов, серый орех носят как почетный знак. Эти переплетенные сердца символизируют простых людей Севера и Юга, как братьев, не разделенных войной.

Лора посмотрела на Уэйда, не совсем доверяя гладкой манере и вкрадчивым словам Мюррея Норвуда. И все же любое движение, направленное против войны, даже если ты не совсем согласен с идеями лидеров, стоило внимания. Уэйд тоже, казалось, взвешивал этот вопрос, все еще не убежденный.

Мистер Норвуд положил орех обратно в карман.

— Теперь наше время. Движение уже набрало силу на Западе, но только начинается на Востоке. Люди устали от войны. Боевой дух оставил наших мужчин. Они дезертируют в огромных количествах каждый день. Доверие к руководству поколеблено. Газеты кричат о тревожных недоделках Севера. Народ готов принять мир на любых условиях. Сейчас время действовать. Если мы сможем предотвратить или остановить призыв, война закончится. Она должна закончиться.

В этом человеке чувствовалась неотразимая сипа. Яркая комната, звуки музыки и смех померкли до простого фона перед его зажигательной искренностью.

Уэйд задумчиво кивнул:

— Я приду на ваше собрание, сэр. Если позволите, я приду и послушаю, но больше я ничего не обещаю.

Когда замер последний такт танца, Лора увидела, что Герберт Уайли ведет к ним Морган. Общество переходило в соседнюю комнату на ужин, и Лора поднялась вместе с мужчинами. Уэйд не заметил Морган, пока она не обратилась прямо к нему.

— я надеюсь, что ты присоединишься к нам, Уэйд, — сказала она.

Уэйд с серьезным видом поклонился, но ничего не обещал. Морган взяла мистера Норвуда под руку, и они пошли в столовую.

За столом Уэйд нашел для себя и Лоры места далеко от Морган и Мюррея. Но сейчас Уэйд был не такой тихий, как при поездке в санях. Лора снова почувствовала его притягательное обаяние, и поняла, почему было время, когда он легко собирал вокруг себя мужчин и женщин. Возможно, эта способность компенсировала для него неверие матери в его силы.

Официанты внесли дымящиеся блюда с устрицами, и санное общество с аппетитом принялось за еду. Теперь о войне не вспоминали, была какая-то лихорадочная попытка удержать этот миг, когда они собрались все вместе в ярко освещенной комнате, куда не доходил отдаленный бой барабанов.

Лора, однако, заметила, что становится все спокойнее посреди растущего веселья, скорее наблюдает, чем принимает участие. Адам тоже был мрачно серьезен, сосредоточенно ел, будто его ничего больше не интересовало. Однажды его взгляд встретился с глазами Лоры, и она поняла, что он заметил ее спокойствие, и послала ему своего рода приветствие через стол. Он больше не просил ее улыбаться.

После позднего неспешного ужина все снова погрузились в сани и под звон колокольчиков покатились по Шор-Роуд, возвращаясь домой побережьем, а не через остров. На этот раз Лора осталась рядом с Уэйдом. Он, казалось, рад был сидеть, обнявшись с ней, на соломе, снова подогретой горячими кирпичами из отеля.

Сейчас она испытывала приятную усталость, мечтательно глядя на ясную ночь и большую луну, которая висела над головой и серебрила темные воды залива. Несколько огоньков светились на берегу Джерси, и блестками переливались огни судов и суденышек, стоявших на якоре. Сани катились ровно и мягко, колокольчики под дугой волшебно звенели в ночи.

— Удобно, Лора? — прошептал Уэйд, и она кивнула головой, лежавшей на его плече. Приятно было отодвинуть все тревожные вопросы и снова на некоторое время сделать вид, что она замужем за кем-то, кого она любит и кто сильно любит ее. Не Мартин. Она быстро закрылась от мыслей о прошлом и придвинулась ближе к Уэйду.

Лору начинала охватывать дремота. Ее обнимала рука Уэйда, и на короткое время она могла почувствовать себя защищенной и охраняемой. Это был самообман, но она в дремоте держалась за это теплое утешительное чувство.

Один раз, когда сани подскочили на разбитом колеями участке на пересечении дорог, глаза ее открылись, и в быстро промелькнувшем свете лампы она увидела, что Адам, сидевший рядом с Сериной напротив них с Уэйдом, наблюдает за ней. Она быстро зажмурилась, отказываясь принимать какой бы то ни было вызов с его стороны. Ей даже было жаль Адама сегодня. У него не было ничего, никого. Ему приходилось жить наедине со своим ожесточением.

Она еще уютнее устроилась в изгибе руки Уэйда. Когда дорога снова нырнула в темноту, она почувствовала на своем лице прикосновение щеки мужа и успокоилась.

XVIII

Март ворвался бурными ветрами, растопил снег на ветках деревьев и склонах холма, превращая дороги Стейтен-Айленда в море грязи. «Ричмонд Кантри Газетт» опубликовала обычные возмущенные письма протеста читателей, которые считали, что новое покрытие дорог является делом первой необходимости.

В углу тайлеровского двора ива склонялась на ветру, и ее тонкие ветви разметались, как длинные женские волосы. Ветер стонал в печных трубах и свистел в каждую оконную и дверную щель, к которой мог прикоснуться своими буйными губами. В такой день приятно было посидеть в тепле у огня.

Что касается мамы Тайлер, положение дел в доме оставалось неизменным. Старая леди все еще лежала в постели, не допускала к себе никого, кроме Уэйда, Элли и Питера, и время от времени ухудшала свое состояние из-за присутствия подраставшего щенка. Она не читала ничего, кроме Библии, и часто цитировала Уэйду слова своего Бога, придавая им характер суровой критики этого дома.