Комната страха - Эля Хакимова

– Ты сошел с ума! Я никогда не взял бы себе ничего.

– Как хочешь. Это все равно останется нам. Мне и тебе.

– Ты ведь знаешь, что я нашел наследниц. И уже передал все документы.

– Все можно вернуть, – упрямо покачал головой сумасшедший. – Никогда не бывает слишком поздно, я очень часто убеждался в этом. Даже если все против меня, как в том деле с бездомными. Шумиха поднялась, полиция, и все из-за чего? Из-за того, что несколько никчемных бродяг расстались со своим ничтожным существованием… Смешно… И все же никто меня даже не заподозрил. Я вышел сухим из воды. Хм. Потом мне с успехом удалось это во второй раз.

Свет, падая из-за его спины, протягивал длинные черные тени, делавшие реальность фрагментарной и опасной для всех находящихся в этом низком, но просторном помещении.

– Кого ты хотел обмануть с инсценировкой самоубийства? – Макс заговорил жестко и уже по-новому смотрел на брата. – И зачем? Ты ведь уже тогда знал о наследницах.

– Я же говорю, удача. Мне чертовски везет, так и должно быть. Даже с Евой. Казалось бы, опять промашка: невероятно, но ей удалось остаться в живых после того, как я под видом серийного маньяка поработал над ней. Но выясняется, что провидение спасло ее. И для чего? Для того чтобы она нашла нам сокровища Сеньоры. Я не мог поверить в то, что у судьбы такое же чувство юмора. Чувство юмора и изощренность – это про меня… Кроме того, я еще и думаю, и вижу то, чего не видит никто. Я умею использовать слабости людей. У каждого своя слабая сторона, – он поднял брови, – даже у тебя. Я ведь почти не удивился, когда к нам в оркестр, заняв мое место первой скрипки, пришла Лени, на руке которой – па-бам! – я вижу фамильный перстень толедского инквизитора. Ты не был так внимателен к рассказам нашего опекуна. А я отчетливо помню его историю про этот перстень и обручение. С Лени было проще простого. Несколько писем и терпение, чтобы дождаться ее у пруда. Ну и аккуратность – не люблю оставлять следы. Единственный сбой пока был с Марфой. Я думал, что после такого не выживают, тем более беременные. Наша мать не выжила… Такие хрупкие создания, такие неповоротливые и беззащитные. – Наклонив голову он посмотрел на Еву– Но и с ней тоже был бы порядок: еще немного – и я закончил бы начатый черновик. Со старухами и того легче: пожар, о котором и узнают не сразу. Видишь, я бы все устроил, если бы не ты. Если бы я успел! Ты бы ничего и не узнал. Никогда не узнал бы, чем обязан своему брату ты, такой сильный, такой правильный и спокойный, – мне, своему ненормальному, не приспособленному брату, лишившему тебя родителей. В тонкости натуры есть свои преимущества, артистизм можно применить и в таком деле…

– Я никогда не винил тебя в смерти родителей. Никогда не считал тебя ненормальным.

– Да, разумеется! Ты терпеливо сносил мои нервные срывы, подставлял себя под удары. Ты даже не стонал, когда я вырезал тебе на лбу такой же шрам, как тот, что появился у меня после аварии. Ты ведь мой героический брат. Но никто, кроме меня, никто, даже ты, не решился бы на такое. Устранение сразу стольких помех. Их же настоящая прорва, этих наследниц! А старик сошел с ума, если вознамерился отблагодарить свою незабвенную, да еще ее потомков, которые вообще никакого отношения не имели к нему, тем более к сокровищам Сеньоры!

Он стал обходить Макса, направляясь в сторону Евы. Волосы зашевелились на ее затылке. Медленно и не отрывая глаз от надвигавшего человека, она начала подниматься. Тело плохо слушалось, она была слишком слаба. Бумажные руки, песочные ноги и большое, неподъемно тяжелое тело: «Почему Макс позволил ему так близко подойти ко мне, почему он ничего не предпринимает? Где он?»

Не имея возможности отвести глаза от гипнотического взгляда надвигавшегося на нее человека, Ева не могла ни двинуться с места, ни увидеть Макса. Его брат подошел вплотную к ней, одним рывком поднял ее с матрасов и, поставив на ноги, прислонил к стене.

Ласково глядя на Еву, нежно ей улыбаясь, он протянул свои длинные руки к ее белой тонкой шее. Обхватив горло целиком, он слегка сжал ладони и большими пальцами погладил ее скулы. Холодная липкая испарина покрыла кожу Евы. Приблизив к ее лицу свое, он заглянул ей в зрачки. В Комнату Страха, в глаза Лары, все еще отраженные на сетчатке…

– Какая прелесть! Немного голову вправо, любезный. Три четверти будут смотреться лучше, чем профиль. Сейчас вылетит птичка, маленькая и черненькая.

Ева сначала услышала голос. Только потом, скосив глаза (голову повернуть она не могла, парализованная железным ошейником рук), она увидела говорящего.

– Марфа, – прошипела она. Воздух со свистом прорывался сквозь напряженные связки.

Вдруг раздался оглушительный грохот. Он был настолько громким, что Ева не услышала его, а почувствовала всем телом. Он оглушил ее, и она обрадовалась наступившей тишине. Звук прошел сквозь нее, как сквозь сито прошла бы вода. Ее подхватило потоком этого звука и стремительно, но плавно понесло. Понесло мимо людей, идущих навстречу друг другу. Марфа продолжала беспорядочно стрелять и что-то кричала, но звуков не было. От каждой пули, ушедшей в темноту потолка, тугими волнами расходился горячий воздух, как от камешка, брошенного в озеро тяжелой ртути. А он продолжал идти на сестру, не останавливаясь.

Только Ева видела не их. Она смотрела на Макса, который медленно, очень медленно, но ровно и целенаправленно шел к ней под ливнем камней с потолка. Вот ее убежище, вот ее рай и спасение. В то, что Макс дойдет до нее, что он дотянется до Евы и закроет ее от всего ужаса, она даже не сомневалась.

И тут каменное небо стало падать на них. Но сначала сухая острая пыль милосердно засыпала глаза Евы. Ева улыбалась. Она знала, что Макс продолжает идти к ней. Ну и что, что за его спиной заваливало камнепадом единственный выход – он шел к ней, чтобы спасти.

Тишина. Прямо под щекой Евы билось чье-то сердце. Вот и хорошо. Поток все нес и нес Еву дальше. Слегка приоткрыв глаза, она с ленивым любопытством наблюдала проплывающие мимо комнаты, коридоры, разветвляющиеся тоннели… В одном из помещений вдоль стен на полу стояли картины. Они были разные и по размеру, и по технике исполнения. Но это были картины Алекса! Ева, ничуть не сомневаясь в авторстве, пыталась разглядеть в скудном освещении сюжеты. Доли секунды ей хватало, чтобы навсегда запечатлеть в памяти малейшие оттенки, легчайшие штрихи.

С этими картинами ей предстояло жить всю оставшуюся жизнь. Вслед уплывавшей Еве смотрели люди и тени, изображенные на полотнах. Грустная тонкая женщина в темном с огромными почти черными глазами. Обхватив себя руками, она куталась в шаль, скульптурными складками спадавшую с ее величавой фигуры. Был здесь человек в ярких длинных одеждах, паривший над пустынной дорогой. Раскинув в стороны руки, он смотрелся в свое отражение. Но вскоре Еве надоело блуждать, отдавшись течению неизвестной реки.

Сосредоточившись, она поняла, что уже бывала здесь. Это ее лабиринт. Мысленно пробежав по нему, Ева выбрала кратчайший путь к выходу. Зачитывая вслух алгоритм поворотов и количества шагов, звучавших для нее как стихотворение детской считалки, она запирала все двери за собой и собирала ключи на кольцо.

В последнем коридоре ее уже ждала скорбная тень Лары, с неестественно прямой спиной. Без единого слова Ева передала ей связку ключей, пробежав в прощальной ласке пальцами по тонкой кисти. Кончики пальцев задержались на перстне толедского инквизитора.

Глава 11

Возвращение, или Вверх по кроличьей норе

– Ева, – позвал ее знакомый голос.

«Макс, – улыбнулась она. – Значит, это его сердце стучит».

Открыв для начала один глаз, она увидела совсем близко лицо Макса. Оно было припудрено толстым слоем серой пыли. Что же с ним произошло? Почувствовав, что Ева разглядывает его, он повернул к ней лицо. Спокойный, надежный Макс посмотрел в глаза Евы. Утешение, уже обещанное с его первым появлением, сделало свою работу, и Ева, рыдая, уткнулась ему в плечо. Подняв мокрое лицо, она с удивлением оглянулась. Редкие лампы в потолке тускло светили в полутьме коридора.

– Темно?

– Мы как раз вышли в освещенный тоннель. Только что.

– Но ведь только что было много света… картины, вы их видели?

Он, не отвечая и не останавливаясь, все шел и шел вперед. Его сосредоточенное молчание не хотелось прерывать.

Внезапно из очередного бокового ответвления хлынула толпа. Все, толкаясь, неслись в том же направлении, что и они с Максом. Собаки путались под ногами бегущих сломя голову людей. Лай, крики, плач детей.

– Облава! Облава! – вычленялось из общего шума слово, на разные лады выкрикиваемое голосами испуганными, хриплыми, тонкими.

Сколько же их тут – так много, много! У самого выхода наверх, по наклонной плоскости подниматься было гораздо сложнее, тем более ей, обессиленной, измотанной и все еще беременной.