Блаженство греха - Энн Стюарт

Люк знал — по крайней мере, сейчас это безнадежное дело. Она завладела его телом и душой, засела в мозгу, и потребуется не одна ночь, чтобы изгнать ее отовсюду.

— Само собой, Кальвин. Я пока ничего предпринимать не буду. Здесь все нормально? Не считая того, что Кэтрин и Альфред пытались выломать дверь?

— Ты позарез нужен всем, но ты и раньше уединялся для медитации, поэтому они ничего не подозревают. А насчет того, нормально ли все, не знаю. Происходит что-то странное, но Старейшины не пожелали поделиться со мной, — ответил Кальвин и, поднявшись, отошел выбросить пустую бутылку из-под пива, которую забрал у Люка.

— Сюрпризы?

Кальвин пожал плечами.

— Надеюсь, нет. Ненавижу сюрпризы.

Люк подождал, пока Кальвин оставит его, потом вскочил с кресла с энергией, которая сильно удивила бы его безмятежных последователей. Мониторы камер слежения показывали пустые коридоры, пустые комнаты. Все спали в своих постелях, и комната, в которой размещалась Рэчел, была теперь тихой и темной. Пустой.

Его покои были предусмотрительно разделены на личное и общее пространство. Для своих последователей и их благожелательных Старейшин Люк жил в большой пустой комнате и спал на тюфяке. Там у него имелась узкая металлическая душевая, каменный камин для обогрева и абсолютно ничего лишнего, отвлекающего от общения с мудростью веков.

Когда же требовалось большее уединения, к его услугам была комната для медитации, входить куда не разрешалось никому.

Разумеется, эта комната была оборудована мониторами камер слежения, в ней стоял набитый пивом холодильник, королевских размеров кровать и шикарная ванна. Именно тут, где никто его не видел, он и жил по-настоящему.

По какой-то причине сибаритская роскошь этой потайной комнаты сейчас раздражала. Ему не хотелось тайной роскоши. Впервые в жизни душа жаждала простоты.

Он ударился локтем в узкой душевой кабинке в передней комнате. Вода текла чуть теплая, но ему было все равно. Он почистил зубы, избавляясь от запаха пива и сигарет, убрал с лица длинные мокрые волосы и облачился в белое полотняное одеяние. Побрился без зеркала и сказал себе, что еще несколько дней святости могут пойти на пользу. Выйдя в большую комнату, увидел стройную незнакомую женщину в бледно-желтой одежде кающихся, которая ставила для него поднос на низкий столик.

— Я не просил поесть, — сказал он, раздраженный непрошеным вмешательством.

Она не слышала, как он вошел. Вздрогнула, чуть не уронила поднос и медленно повернулась к нему.

— Еду прислала Кэтрин. И меня тоже.

Рэчел!

Люк был настолько ошарашен, что мог лишь таращиться на нее. Он знал, что защитные инстинкты автоматически сделают свое дело — на лице его не отразится никаких предательских эмоций, и она нипочем не догадается о его настоящей реакции на ее появление.

— Кальвин знает, что ты здесь? — ровным голосом спросил он после затянувшейся паузы.

— Нет, но, думаю, подозревает. Кэтрин считает, что он может быть опасен. Что, возможно, он все еще хочет избавиться от меня.

С кажущейся непринужденностью Люк прошел в глубь комнаты. Рэчел наблюдала за ним с нервной напряженностью, которая могла внезапно вылиться в панику, а ему не хотелось, чтобы она убежала. Пока он не выяснит, что, черт возьми, заставило ее последовать за ним. И не куда-нибудь, а именно сюда.

— Уверена, что тебе ничего не грозит с моей стороны? — небрежно поинтересовался он, опускаясь на пол перед подносом с едой. Чечевица. Когда он уберется отсюда навсегда, то больше никогда даже не посмотрит на опостылевшую кашу.

До сих пор Рэчел избегала его взгляда, теперь же посмотрела на него с некоторой долей смелости.

— Не особенно.

Он кивнул, взял кусок хлеба и разломил на две части.

— Тогда зачем ты здесь? Полагаю, у тебя должна быть веская причина — я не ждал, что ты еще когда-нибудь по собственной воле захочешь подойти ближе чем на сто миль. Собираешься убить меня? — Он взглянул на чечевицу. — Отравить?

Она напряглась.

— Если б я собралась убить тебя, то не прибегла бы к яду. Пожалуй, заколола бы.

— В спину или в сердце? — спокойно полюбопытствовал он.

— В сердце. Чтобы видеть выражение твоего лица.

Это его рассмешило.

— Нет. — Он откинулся на тонкие подушки. — Ты бы использовала яд. Его называют женским оружием. Нравится тебе это или нет, ты настоящая женщина. Как бы упрямо ни сопротивлялась этому. — Он окинул ее взглядом. Сейчас в ней появилось что-то другое, хотя он мог не сообразить, что именно. Она выглядела окрепшей, более живой, чем когда-либо. Страх остался, но она уже не казалась болезненно хрупкой.

Рэчел инстинктивно отступила под этим оценивающим взглядом.

— Может, я приехала не для того, чтобы убивать тебя, — сказала она. — Может, я приехала, потому что во мне проснулась страсть, и того раза показалось мало. Может, я так же безнадежно втюрилась в тебя, как и все остальные здесь, и так отчаянно надеюсь, что ты снова займешься со мной любовью, что готова вынести любое унижение, лишь бы быть рядом с тобой.

Все веселее и веселее.

— Возможно, я недооценивал твою смелость, но никогда не считал глупой.

— Тебе был нужен вызов. Ты хотел заполучить женщину, которая ненавидит тебя, своего злейшего врага, и превратить ее в рабыню любви. Что ж, тебе это удалось.

Он покачал головой.

— Значит, ты моя рабыня, да?

— Конечно.

— Почему? — Забавно было посмотреть, как далеко он может завести ее. Люк не имел ни малейшего представления, зачем она приехала сюда, ждала его, как и не догадывался, почему Кэтрин пустила ее в поселок. Хотя, с другой стороны, Кэтрин ведь считала, что он уединился для медитации и не принимает посетителей. Кальвин сказал, она хотела увидеть его. Может, для того, чтобы объяснить причины, по которым позволила Рэчел вернуться.

Рэчел смотрела на него во все глаза. Прическа другая, и на мальчишку она меньше похожа, чем в прошлый раз.

— Может быть, ты неотразим.

Он не поверил ей ни на секунду.

— Иди сюда и покажи мне, — велел он мягким, насмешливым голосом. — Покажи, насколько я неотразим.

Она запаниковала еще сильнее, чем прежде. Сначала это удивило его, но потом все стало понятно. Раньше она боялась неизвестного. Теперь же хорошо знала, какую власть он может иметь над ней.

— Кэтрин должна прийти с минуты на минуту.

— Я не прочь рискнуть. Иди сюда и поцелуй меня.

Она осталась стоять, не сводя с него глаз. Люк понимал, что должен победить в этой схватке характеров, иначе и быть не может. Да, Рэчел могла сражаться с ним, но с собой бороться бессмысленно. Она подойдет, дотронется до него, и он заставит ее вспомнить, как это было.