Норвежская новелла XIX–XX веков - Бьёрнстьерне Бьёрнсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Восемь часов крысиной вахты! Потом вас сменит кок, будете дежурить по очереди, помимо обычной вахты, пока не изловите мне крысу!
Бьярне напыжился и по всем правилам приступил к исполнению своей миссии. Кому ж, как не ему, быть первым в этом деле. Уж он-то не станет валяться в постели из-за пустякового укуса.
Для начала он раздобыл несколько досок и тщательно прибил их гвоздями снизу к стенке камбуза. Вход для чудовища был закрыт. Убедившись, что крысы нет в кубрике, он герметически закупорил и его… Рыжий Мерин протестовал и орал, что они со Святошей задохнутся. Бьярне уговорил его не бесчинствовать и вести себя тихо. Затем он заставил кока поклясться, что крысы нет и в каюте капитана, и, с разрешения последнего, закрыл ее.
Он начал наступление с бака, держа в руке кусок толстого каната и тщательно обшаривая все по пути. Придирчиво осмотрев все наверху, он спрыгнул вниз и собирался уже заглянуть под бак, когда услышал истошный вопль штурмана: «Вот она!»
Бьярне увидел ее. Крыса бежала с кормы, и он ринулся ей наперерез. За ним бросился штурман. Грациозный прыжок — и крыса, вскочив на борт, пронеслась мимо Бьярне. Тут он проделал тот самый фокус, который давно снискал ему всеобщее восхищение, и, вскочив на борт, ринулся за крысой. Вот это да! Кок от неожиданности выпустил руль, а штурман застыл на месте: «Господи помилуй!»
Бьярне был артист в своем деле, штурман это знал, но, увидев такое, он просто онемел. Бьярне сделал несколько огромных прыжков, каким-то чудом сохранив равновесие, нагнулся вперед, и… канат просвистел в воздухе. Бьярне выругался.
На этот раз крыса сумела увернуться, но, когда Бьярне бросил канат во второй раз, он, видимо, задел ее. Как бы то ни было, она упала за борт. Победный клич застрял у штурмана в горле, ибо Бьярне полетел вслед за крысой.
Как назло, именно в этот момент кок повернул руль, и прошло несколько драгоценных минут, прежде чем удалось справиться с ветром и развернуться. К тому времени Бьярне был уже далеко позади.
Капитан и Рыжий Мерин выбежали на палубу. В воду полетели спасательные круги. Капитан закричал: «Держи кру-уг!»
Что ответил Бьярне, расслышать было невозможно… Но он плыл по направлению к кругу. И тут они увидели, что на голове у него сидит крыса. Крепко вцепившись Бьярне в волосы, она задирала морду, будто что-то вынюхивала.
— А, черт, ружья нет… — пробормотал штурман.
Капитан смерил его уничтожающим взглядом, и штурман, смутившись, принялся возиться с парусами. Метр за метром шхуна приближалась к Бьярне, который работал руками и ногами изо всех сил. Люди стояли наготове со спасательными кругами и канатами. Они говорили больше про крысу, чем про Бьярне. Крыса явно пребывала в нерешительности. Она нервно оглядывалась по сторонам — нет ли поблизости более гостеприимной шхуны.
Капитан, стоявший у штурвала, мгновенно оценил ситуацию и в нужный момент поставил шхуну против ветра, так что Бьярне оказался как раз у кормы. Он уцепился за привязанный к канату спасательный круг и всхлипнул: «Ребята…»
Они услышали в его голосе мольбу, они услышали в нем слезы и действовали быстро, без лишних слов. Холодная вода сделала свое дело. И потом, они ведь по собственному опыту знали, что страх смерти приходит именно тогда, когда спасение уже близко. Рыжий Мерин свесился за борт, и капитан привязал его за ногу канатом к крышке люка. Сам капитан тоже перегнулся через борт и, не долго думая, зацепил Бьярне багром. Когда шхуна накренилась, Рыжий Мерин крепко ухватил Бьярне и подтянул его наверх. И тогда промокшая до костей крыса воспользовалась спиной Рыжего Мерина, как трапом, и скрылась черт ее знает куда.
В тот день капитан записал в судовом дневнике:
«У меня двое слегли, а крыса чувствует себя превосходно. Она стала даже еще умнее. Преследования учат крыс мудрости. Эта тварь одержима манией величия и попросту издевается над нами. Ее место — в морском музее».
Бьярне лежал, укрытый по самый нос толстым одеялом, и глядел в потолок. Святоша бредил, читал молитвы и ругался. С бутылкой в руках вошел Рыжий Мерин.
— Вот тебе спирт от капитана. Живо вылечишься!
Они поделили спирт.
— Хе, хе, купаньице с крысой на голове! — хихикал Рыжий Мерин. — Черт те что! В жизни не видывал такой потехи!
— А ты-то чего глядел? Чего ж ее не поймал?
— Зубами, что ли, ловить-то? Руки тобой были заняты. Ты ведь без сознания был, висел на мне мешком. Что ж мне оставалось, кусаться, по-твоему? Ты спроси, чего капитан со штурманом зевали. Вот уж идиоты. А Святоша, как видно, и вправду взбесился от укуса. Хотя у него, по-моему, и раньше кровишка-то была подпорченная. Как бы тоже кусаться не стал наш богомол! Вот уж, ей-богу, треклятая посудина!
Полчаса спустя Бьярне, пошатываясь, вышел на палубу. Лицо у него было багровое. Завернутый в одеяло, как в тогу, он прошлепал босиком на корму и предстал перед капитаном.
— Надо его запереть. Ей-богу, рехнулся, — прошептал капитан.
Тут Бьярне выпростал из-под одеяла голую руку. В кулаке была зажата крыса. Она едва дышала. Капитан сказал очень тихо:
— Если вы ее упустите, мы вас своими руками утопим, вот те крест.
Бьярне поднес крысу к самому лицу и с ненавистью уставился на нее. Крыса выпучила глаза.
— Ага, ты вздумала кусаться и ездить верхом на моей голове? Поищи себе другую голову!
И он швырнул крысу за борт. Она растопырила лапки, словно хотела полететь. Не тут-то было.
Дул лишь слабый бриз. Все свесились через борт и наблюдали за крысой. Она плыла за шхуной. Она рвалась к ним.
Расстояние медленно увеличивалось. Крыса плыла как одержимая. Они отчетливо видели это, когда она соскальзывала с гребня волны.
Солнце садилось. В молчании люди смотрели на крысу. Каждый думал о своем. Никто не смотрел друг на друга.
Рыжий Мерин очнулся первым. Он ушел еще до того, как крыса окончательно скрылась из виду… Да, вот так же и мы плывем весь наш недолгий век, плывем к берегу, а он уходит от нас все дальше и дальше. Ему вдруг пришло в голову, что когда-нибудь крыса еще вернется на корабль… Когда-нибудь…
Бьярне уже не видел крысы. Он повернулся к капитану, взглянул на него лихорадочно блестевшими глазами, и в этом взгляде капитан прочитал: «Десять крон и бутылка спирта».
Но… между начальством и подчиненным снова существовала определенная дистанция.
— Можете передать Бьярне Вику, — сказал он штурману, — что десять крон будут приписаны к его жалованью, а спирт он получит в первый же субботний вечер к Эскефьорде.
Штурман намотал себе на ус: вот как должны разговаривать капитаны.
Перевод В. МамоновойАртур Омре
Полковник
Право же, Хаген выглядит вполне респектабельно, когда он ранним утром выходит с чемоданом в руке из тюремных ворот. Элегантно одетый, высокий крепкий мужчина с военной выправкой, лет этак шестидесяти. Сразу видна унтер-офицерская школа. Грубоватое, крупное, изрезанное морщинами лицо, которое вполне бы могло быть у офицера. У полковника, скажем, а то, пожалуй, и у генерала. Но так высоко Хаген не заносится, он знает свой потолок.
Фру Хаген поджидает его на обычном месте, как уже много раз поджидала прежде в такое же раннее утро с промежутками в несколько лет. Улыбаясь, она идет ему навстречу, супруги обнимают друг друга и замирают в долгом-долгом поцелуе.
Хаген знает, что у него есть зрители. Арестанты из переплетной, находящейся под самой крышей, высунув головы из слуховых окошек, с восторгом и завистью смотрят этот небольшой спектакль. Они видят, как супружеская чета удаляется рука об руку, голова к голове и наконец исчезает за ближайшим углом.
Никаких вопросов о том, была ли она верна ему все эти три года разлуки. Честно говоря, она не была ему верна, и, говоря по чести, он не требует от нее невозможного, как не стал бы требовать этого ни от кого другого. Он не заблуждается на ее счет, но ему чужды предрассудки в этом вопросе, как и во всех остальных. Разве не встретила она его на обычном месте с искренней сердечной теплотой? Разве оба они не рады встрече? Чего же ему еще?
Ну, а как насчет легкого вкусного завтрака? Вкусного завтрака в уютном номере отеля, с бутылкой марочного вина? И вот они одни в уютном номере отеля за вкусным завтраком с бутылкой хорошего вина, а может, и с парой бутылок.
Полковник Хауг с супругой из Намсоса — так записаны они в книге прибывших гостей. Полковница — красивая дама лет пятидесяти, милая провинциальная дама в элегантном черном пальто, полная, улыбающаяся, молчаливая. Портье склоняется почтительно, мальчик-посыльный кланяется, горничная приседает.
Полковник говорит, что они приехали издалека, что они голодны и устали. Им, стало быть, нужен завтрак поплотнее и бутылка хорошего вина… а потом еще бутылка.