Любовник смерти - Борис Акунин

А инженер с городовым беседовали себе дальше, будто в чайной за самоваром.

— Я всё могу понять, — сказал Эраст Петрович. — Вы не желали оставлять никаких свидетелей, даже трёхлетнего ребёнка не пожалели. Но чем вам попугай с собакой не угодили? Это уж не осторожность, а какое-то безумие.

— Не скажите, ваше высокородие. — Будочник погладил вислые усы. — Птица-то была учёная. Я как вошёл, армяшка мне говорит: “Здравствуйте, господин городовой”. И попугай тут же: “Здррравствуйте, господин горрродовой!”. Ну как при следователе повторил бы? А кутёнок, что у мамзельки жил, шибко нюхастый был. Я в “Полицейских ведомостях” читал, как собака вот этак на убийцу своей хозяйки накинулась и тем навлекла на него подозрение. В газетах много чего полезного вычитать можно. Только самого главного не вычитаешь, — сокрушённо вздохнул он. — Что можно на шестом десятке сызнова замолодеть…

— Это вы про седину в бороду и б-беса в ребро? — понимающе кивнул Эраст Петрович. — Да, в газетах про это мало пишут. Надо было вам, Будников, стихи читать или в оперу ходить: “Любви все возрасты покорны” и прочее. Я слышал, как вы мадемуазель Смерти толковали про “крепкого человека при огромном богатстве”. Себя имели в виду? За двадцать лет хитровского царствования вы, должно быть, немало накопили, на старость хватило бы. На старость — да, а вот на Царевну Лебедь — вряд ли. Во всяком случае, вы рассуждали именно так. — И от невозможности впали в исступление, возжаждали “огромного богатства”. Начали из-за денег убивать, чего раньше себе не позволяли, а когда прослышали о подземном кладе, вовсе ума лишились…

— Так ведь, ваше высокородие, любовь, — вздохнул Будочник. — Она не спрашивает. Кого ангелом сделает, а кого чёртом. Да по мне хоть самим Сатаной, только бы моя она была…

— Мерзавец! — взорвался пристав. — Наглая скотина! Ещё про любовь рассуждает! За моей спиной — такое! На каторгу пойдёшь!

Будочник строго сказал:

— Молчи, сморчок. Нешто не понял ещё, к чему их высокородие клонит?

Полковник задохнулся:

— Смор…?! — И не договорил, сбился. — Клонит? В каком смысле “клонит”?

— Эраст Петрович тоже в Смерть втрескались, по самые бровки, — объяснил ему Будочник, словно несмышлёнышу. — И порешили, что отсюдова, из ямы этой, живым только один человек выйдет — оне сами. Правильно решили их высокородие, потому умный человек. Я с ними согласный. Пятеро тут мёртвыми лягут, а наружу выйдет только один, с большущим богатством. Ему и Смерть достанется. Только кто это будет, ещё поглядеть надо.

Сенька слушал и думал: а ведь прав он, гад, прав! Затем господин Неймлес всех этих монстров здесь и собрал, чтоб избавить от них матушку-Землю. А также некую особу, которой слушать всё это было бы ни к чему — вон как у ней грудь-то завздымалась.

Тронул Смерть за плечо: идём, мол, от греха.

Тут и пошло-поехало, только поспевай охать.

На словах “поглядеть надо” Будочник ударил пристава кулаками по обоим запястьям, и револьверы попадали на каменный пол.

В тот же самый миг Очко выдернул из рукава нож, Упырь и Князь выхватили револьверы, а городовой, нагнувшись, подобрал один из тех, что выронил Солнцев, и навёл дуло на Эраста Петровича.

Как Сенька вертел головой

(продолжение)

Сенька зажмурился и заткнул уши, чтоб не оглохнуть от неминучего грохота. Подождал секундочек пять, но пальбы не было. Тогда открыл один глаз.

Увидел картинку — прямо как в сказке про околдованное царство, где все жители вдруг взяли и уснули, позастыли кто где был.

Князь целил из револьвера в Очка, угрожающе занёсшего руку с метательным ножом; пристав успел подобрать один из своих “кольтов” и метил в Упыря; тот, в свою очередь, в пристава; Будочник держал на мушке господина Неймлеса, и лишь сей последний был невооружен — стоял, безмятежно сложив руки на груди. Никто не шевелился, отчего всё собрание кроме заколдованного царства ещё здорово походило на фотокарточку.

— Как же это вы, ваше высокородие, на такую сурьезную рандеву без пистолета отправились? — покачал головой Будочник, как бы сочувствуя инженеру. — Очень уж горды. А сказано в писании: “Будут постыжены гордые”. Что делать-то будете?

— Горд, но не глуп, и вам, Будников, это должно быть известно. Если пришёл без оружия, значит, на то имеется причина. — Эраст Петрович повысил голос. — Господа, перестаньте стращать друг друга! Операция “Пауки в банке” идёт по плану и вступает в завершающую стадию. Но сначала одно необходимое объяснение. Понимаете ли вы, что являетесь членом некоего клуба? Клуба, который следовало бы назвать “Любовники Смерти”. Вас не поражало, почему прекраснейшая, удивительнейшая из женщин проявила благосклонность к вашим, деликатно выражаясь, сомнительным д-достоинствам?

При этих словах и Князь, и Упырь, и Очко, и даже полковник повернулись к говорившему, а Смерть вздрогнула.

Господин Неймлес удовлетворённо кивнул:

— Вижу, что поражало. Вы были совершенно правы, Будников, заявив, что, если вам, одному из всех, удастся выйти отсюда живым, Смерть достанется вам. Так, вне всякого сомнения, и произойдёт. Она сама позовёт вас в свои объятья, потому что признает в вас настоящего злодея. Ведь вы, господа, каждый на свой манер, истинные чудовища. Не сочтите этот термин за оскорбление, это просто к-констатация факта. Бедная барышня, которую вы так хорошо знаете, после всех постигших её несчастий вообразила, будто её ласки и в самом деле смертельны для мужчин. Потому она гонит от себя всех, кто, по её мнению, не заслуживает смерти, и привечает лишь худших подонков, которые отравляют своим смрадным дыханием воздух Божьего мира. Мадемуазель Смерть вознамерилась посредством своего тела уменьшить количество зла на земле. Трагичная и бессмысленная з-затея. Со всем злом ей не справиться, а ради нескольких пауков не стоило и мараться. Я охотно окажу ей эту маленькую услугу. Верней, вы сожрёте друг друга сами.

В этот момент Смерть что-то прошептала. Сенька навострил уши, но всех слов так и не разобрал. Только одно: “раньше”. Что раньше-то?

Вот почему она Эраста Петровича взашей прогнала! Испугалась, что он через её любовь жизни лишится.

И меня тоже, между прочим, не за сопливость выперла, а из милосердия, сказал себе Скорик и приосанился.

Ловко придумал господин Неймлес, ничего не скажешь — всех их, гадов, разом извести. Только как же это он без оружия с ними управится?

Будто подслушав Сенькин вопрос, инженер сказал:

— Господа пауки, да уберите вы свои б-бомбарды. Я пришёл сюда без огнестрельного оружия, потому что стрелять в этом подземелье всё равно нельзя. У меня было время внимательно осмотреть своды, они совсем ветхие и держатся на честном слове. Достаточно не то что выстрела — громкого крика, чтобы на нас осела вся Т-Троица.

— Какая ещё Троица? — нервно спросил Солнцев.

— Не та, которая Отец, Сын и Святой Дух, — улыбнулся Эраст Петрович, — а церковь Троицы что в Серебряниках. Мы находимся как раз под её фундаментом, я проверил по историческому плану Москвы. Когда-то здесь находились постройки государева Денежного двора.

— Брешет, — качнул головой Упырь. — Не может Троица просесть, она каменная.

Вместо ответа инженер громко хлопнул в ладоши — куча земли и щебня, которой была завалена дверь, дрогнула, и с её верхушки посыпались камни.

— А! — подавился криком Скорик и сам себе зажал ладонью рот.

Но остальные его не услышали — не до того было. Кто испуганно заозирался, кто втянул голову в плечи, а пристав, тот даже прикрыл руками голову.

Смерть оглянулась на Сеньку, впервые за всё время. Легонько толкнула пальцами в лоб и шепнула:

— Не бойся, всё устроится.

Он хотел ответить: никто и не боится, но не успел — она снова отвернулась.

Эраст Петрович подождал, пока пауки перестанут дёргаться, и сказал громко, внушительно:

— Прежде чем определится, кто из нас выйдет отсюда живым, предлагаю высыпать пули на пол. Один случайный выстрел, и победителей не будет.

— Дельное предложение, — откликнулся первым Будочник.

Его поддержал Очко:

— Согласен. Пуля, как известно, дура.

Ещё бы! Этим двоим револьвер без надобности, а у Очка его, поди, и вовсе не было.

Яростно сощурив глаза, Князь процедил:

— Я и зубами глотку выгрызу. — И, откинув барабан, высыпал пули.

Упырь пожался немного, но с верхушки оползня скатилось ещё несколько камешков, и он решился — последовал примеру своего лютейшего врага.

Приставу расставаться с “кольтом” очень не хотелось. Он затравленно оглянулся на выход — видно, подумал, не дать ли деру, но там стоял Эраст Петрович.

— А ну, ваше собакородие… — Будочник приставил начальнику револьвер прямо ко лбу. — Делай, чего велено!

Полковник попробовал открыть барабан, но у него тряслись руки. Тогда он просто откинул револьвер в сторону — тот лязгнул об пол, малость покрутился и застыл.