5 лет среди евреев и мидовцев - Александр Бовин

«Но после этой победы, — говорится в одной из пропагандистских брошюр, прославляющих Нетаньяху, — ему предстоял титанический труд, подлинная расчистка авгиевых конюшен». Конюшни были расчищены. Опираясь на узкий круг ближайших помощников, в первую очередь — на Авигдора Либермана, свежеиспеченный лидер сумел навести порядок в партии и привести ее к победе (по очкам) на парламентских выборах 1996 года.

В общем Нетаньяху производил впечатление образованного, энергичного, целеустремленного человека. Знал, чего хочет, и напрямую шел к цели. Привлекали ясность мысли и четкая постановка вопросов. Вместе с тем мне иногда казалось, что ему не хватало гибкости, умения ладить с партнерами, видеть полутона и оттенки политической ситуации. Был заметен перебор по части эгоцентризма. В оппозиции эти минусы как-то сглаживались. Но когда Нетаньяху пробился к власти, они вышли на первый план и сломали ему карьеру. Это произошло в 1999 году.

Став лидером оппозиции, Нетаньяху давал понять, что он не против посетить Москву. Посольство, учитывая удельный вес Ликуда в израильской жизни, считало такой визит целесообразным и рекомендовало пригласить его по парламентской линии. Никакой реакции на наше предложение не последовало. Молчание в данном случае — не знак согласия. Скорее всего, оно — знак равнодушия, безразличия…

Небольшая паника в обозе. Раздался звонок в посольство, и «голос с акцентом» предупредил, что «на Бовина готовится покушение». Поразмышляв и даже посмеявшись, мы решили игнорировать. И правильно сделали. Больше не предупреждали. И не покушались.

Постепенно стала расти «склокоемкость» посольского коллектива, то есть количество и интенсивность склок. Слава Богу, это почти не касалось отношений между дипломатами. Плавно, но выдавили чету Исаковых, которые распространяли вокруг себя какие-то волны недоброжелательства.

Были и другие волны. Мы получали зарплату в долларах. И в нашей же бухгалтерии меняли доллары на шекели, которые ходят в Израиле. Причем, по более выгодному курсу, чем в банке. Приходит бухгалтер и докладывает: некоторые дипломаты из консульства вот уже несколько месяцев не меняют деньги. Следовательно, делает вывод бухгалтер, они получают шекели другим, незаконным путем. Берут у своих клиентов. Состоялся разговор. Дипломаты сказали, что они пользуются услугами какого-то знакомого менялы на рынке. Пришлось поверить. Осадок остался пренеприятный.

Искры проскакивали на стыке дипломатического и административно-технического состава. Как правило, наши младшие братья по разуму жаловались на то, что дипломаты (не все, конечно) нередко высокомерны, иногда грубы. К сожалению, так оно и было. Приходилось воспитывать. Хотя как-то совестно, неловко объяснять взрослым и вроде бы культурным, претендующим на интеллигентность людям то, что они давно должны были знать. Да они и знали, разумеется, но «голубая кровь» играла.

Больше всего конфликтов возникало в среде административно-технических работников. Кто «главнее» — бухгалтер или завхоз? Техник-смотритель или механик-водитель? Почему этому коменданту дали такую премию, а этому — другую? И десятки других поводов — мелких, ничтожных, надуманных, — но вызывавших чуть ли не драки. Плюс — жены, которые добавляли новые краски в палитру склок. Многое тут — от неустроенности, от мизерных зарплат, от постоянного лицезрения одних и тех же физиономий. А многое от элементарной невоспитанности, от неумения и нежелания понять друг друга, обойтись без ругани. Необходимость выслушивать жалобы и наветы, вникать в скандалы, что-то выяснять, кого-то мирить — самое противное, липкое, с чем пришлось столкнуться на дипломатической службе.

В зимний дождливый мартовский день в посольстве был праздник. Промышленный коммерческий АвтоВАЗбанк подарил нам лучшую в мире «Ладу». Ключ я принял, а вот поехать не смог, ибо к тому времени еще не сидел за рулем. Поехал в Москве, когда сдавал экзамен на «Жигулях». Затем скатился до старого, брошенного зятем «Москвича». А сейчас разъезжаю на «Оке». Все ухмыляются, зато никто не украдет.

30 марта в Израиль приехала Марта Исааковна Розенберг, с которой, как тогда говорили, я «дружил» на первом курсе университета и с которой начиналась моя «еврейская биография». Марта работала адвокатом в Подольске. Семейная жизнь у нее не сложилась. От одиночества уехала на «историческую родину». Но здесь заболела и сгорела за год с небольшим. Хоронили 22 августа 1994 года в Беэр-Шеве. По еврейской традиции во время похорон, чтобы читать молитву, нужно десять мужчин. Выручил мой друг Илья Войтовецкий, мобилизовал десять профессоров из университета. В землю опускали, как здесь принято, без гроба, в черном саване… Странно складываются судьбы человеческие. Когда мы с Мартой целовались на ростовских скамейках, кто бы мог подумать, что мы расстанемся, разойдемся по разным мирам где-то на краю пустыни Негев…

АПРЕЛЬ-93

Моя родословная — Как мы ленились — Антисемитизм — Холокост — Разговор о терроре

Апрель в Израиле, как и у нас, начинается с 1 апреля, то есть всяческими хохмами. В качестве наиболее близкого мне примера приведу сочинение под названием «Родословная. Потомок царя Петра и де Бальзака», которое напечатал еженедельник «Окна».

Цитирую:

«История российско-еврейского рода Бовиных была исследована крупнейшим генеалогом XIX века князем Петром Александровичем Долгоруковым, автором исторической монографии «Долгорукие, Долгоруковы и Долгорукие — Аргутинские». Но прежде чем мы приступим к изложению поистине удивительных находок князя в архивах старинных русских родов, необходимо сказать несколько слов о нем самом.

Пушкинисты, например, серьезно подозревают, что хромоногий князь является соавтором (если не вообще единственным автором) анонимного письма Пушкину о зачислении поэта в «Орден рогоносцев»: это письмо и послужило поводом для роковой дуэли с Дантесом. Подозрение, высказываемое уже современниками, сделало князя изгоем в светском обществе. Чтобы как-то реабилитировать себя, он занялся генеалогией: человеку, от которого зависело выведение той или иной дворянской родословной, не принято было отказывать от дома. Он зарекомендовал себя признанным специалистом в своей узкой области и уже претендовал было на получение высокой государственной должности, но тут наступила эпоха Александра-Освободителя, и таланты «князя-бегемота» (прозвище, данное ему другим князем — Петром Вяземским) новому начальству не понадобились.

Тогда он отомстил обществу страшным образом! Князь Петр уехал в самое «кодло ведьм» — в Лондон и сделался, говоря нынешним языком, невозвращением; вступил в дружеский контакт с Герценом и Огаревым, в параллель с «Колоколом» стал выпускать свой журнал, наполненный самым неприятным для правительства материалом — придворными сплетнями о жизни тогдашней «номенклатуры». Кто с кем сожительствовал, кто вовсе не потомок знатного рода, а совсем даже бастард, кто у кого взятки брал, кто дурной болезнью болеет — вот содержание журнала, каждый номер которого сотрясал петербургский свет и московский «Аглицкий клуб».