Таинственный возлюбленный - Джулия Сеймур

— Мысль, конечно, неплохая, однако… — растерянно начал король.

Но у Марии Луизы, мгновенно разгадавшей предложенную Мануэлем интригу, злорадно заблестели глаза. Лоренсана уже давно досаждал ей, и она была только рада наказать его. Деспиг, этот прихвостень невыносимой Осуны, тоже получил бы в этом случае по заслугам. Ну а де Мускис, ее духовник… После того, что он сообщил ей сегодня… Теперь каждый раз ей будет тяжело с ним встречаться, так что…

— Ваше Величество, это не просто хорошая, это великолепная мысль, — радостно ободрила мужа Мария Луиза. — Неужели, дон Мануэль, вы сами додумались до такого или вас опять надоумил этот хитроумный сеньор Бермудес?

— Клянусь Девой Мадонной дель Пилар, Ваше Величество, это придумал отнюдь не сеньор Бермудес, — надул яркие губы Мануэль.

— Ладно, не обижайся, — примирительно произнесла королева, поглощенная новой мыслью и потому даже не заметившая, как назвала своего любимца снова на «ты». Она уже предвкушала, с какой легкостью и непринужденностью сообщит святым отцам волю Их Католических Величеств.

* * *

Ближайшие дни Мадридский королевский двор бурлил событиями. Великий инквизитор Лоренсана, этот величественный старик, этот страшный и всемогущий владыка отбыл в сопровождении архиепископа Деспига и епископа де Мускиса, духовника королевы, в Рим. Испанская инквизиция понесла невосполнимый урон. И в то же время ко двору неожиданно была вызвана графиня Тереза де Бурбон-и-Чинчон и ее брат кардинал дон Луис-Мария, которым король высочайшим указом жаловал титулы инфантов Кастильских. Что означало столь неожиданное возвышение нового кардинала сразу после изгнания Лоренсаны, никто не мог толком понять. При дворе ходили слухи и сплетни, строились всевозможные догадки и предположения, но никто так и не мог назвать ни причин, ни последствий. И как ни странно, больше всех этот вопрос занимал именно герцога Алькудиа. Мануэль дни, а порой и ночи напролет пытался понять, чем же все-таки был вызван столь яростный гнев королевы в его адрес, и тщетно пробовал связать всю цепь последующих событий со странной отчужденностью и холодностью королевы.

Голова его шла кругом. Он забросил дела, женщин, даже собак и лошадей, не зная, с какой теперь стороны ожидать удара.

Но, наконец, уже совсем измученный, он все-таки получил распоряжение явиться к королеве, которая все последние дни так откровенно избегала встреч с ним. Мануэль шел на прием с гулко бьющимся сердцем, не раздумывая о том, что его ждет, и довольный уже хотя бы тем, что неопределенность его положения вот-вот закончится. Он, как человек быстрого действия, не выносил взвешенных состояний ни в делах, ни в любви. Мануэль решительным жестом открыл дверь, готовый к любой неожиданности. Однако гром не грянул, и небо не разверзлось: королева приняла своего любимца чрезвычайно милостиво.

— Здравствуй, Мануэлито, мой милый чичо! У меня для тебя отличная новость. — Мануэль насторожился, ибо прекрасно знал, как Мария Луиза, любившая утонченные пытки итальянских дворов, порой преподносила яд в самой сладкой облатке. — Ты слушаешь меня, мой милый? Так вот: мы решили женить тебя на донье Терезе де Бурбон-и-Чинчон, которой Его Величество специальным указом пожаловал титул инфанты Кастильской, чтобы затем присвоить титул инфанта и тебе. Теперь весь свет узнает, насколько ты дорог нам, милый мой чичо.

В первое мгновение у Мануэля от такой неожиданности захватило дух. Инфант! Он станет инфантом! Сбываются его самые сокровенные мечты! Какое-то время он даже не мог говорить от возбуждения, пожирая королеву почти влюбленными глазами. Она же тем временем пристально изучала его, пытаясь уловить в лице фаворита хотя бы малейший признак растерянности. Однако Мануэль в миг воплощения его тайной мечты, зародившейся еще в далекой Кастуэре у бедного, но тщеславного мальчика, даже и подумать теперь не мог о какой-то там Пепе. И потому никакой растерянности, никакой тени стыда или озабоченности Мария Луиза не увидела в молодом розовом лице первого министра. Он был счастлив, только счастлив. Теперь даже спесивый племянник короля, жалкий кардиналишка Вальябрига, зазнайка Луис-Мария будет ему признателен за то, что благодаря ему стал инфантом!

Торжественное бракосочетание герцога Алькудиа и инфанты Кастильской Терезы де Бурбон-и-Чинчон было назначено через две недели.

Благодарность дона Мануэля королеве не знала границ…

* * *

Двуликий Янус вспомнил о своем поспешном венчании только спустя несколько дней. Черт, как неразумно попался он тогда в ловкие сети Пепы! Все-таки любая женщина — это зло и хороша… ах, как это там говорится — «только на ложе любви и на ложе смерти». Конечно, уму Пепы надо отдать должное, и… какие ласки дарила она ему тот месяц после венчания! Мануэль в который раз сравнил ее с королевой, которая за последнюю неделю выжала его, как лимон, и подумал о Пепе уже не с раздражением, а с благодарностью. Но, увы, теперь не время вздыхать о былых наслаждениях — игра начиналась крупная. И Мануэль стал лихорадочно придумывать, как половчее ликвидировать брачный контракт и чем бы задобрить Пепу. Однако чем дольше он думал над двумя этими проблемами, тем труднее начинало казаться ему их разрешение. Пепа — не та женщина, которая может простить такое. Она не прощала и менее серьезные вещи. А без нее Мануэль все же не мыслил себе жизни, как и без малыша Игнасио.

Игнасио! Прелестный, разумный не по годам, черноглазый Игнасио — плод настоящих чувств! Но теперь ему никогда не носить титула герцога Алькудиа и никогда не стать ему инфантом.

От сына мысли Мануэля снова вернулись к Пепе, ее ленивой грации, голосу, пьянящему взгляду, и дрожь охватила его. «Нет, Пепа никогда не простит мне этого и будет потеряна для меня навсегда!» — в отчаянии думал Мануэль. Многие годы он постоянно советовался с ней, а теперь даже не мог намекнуть на сложившиеся обстоятельства. И мысль Мануэля бесплодно билась в силках, расставленных мстительной королевой. Он ходил по комнате, пиная попадавшуюся под ноги мебель, рвал кружевные жабо, бросался в отчаянии на диваны.

Несколько раз в дверь уже просовывалась курчавая голова Браулио, но валет, как бы ни был избалован, все же не решался войти, видя хозяина в таком состоянии. Наконец, прождав пару часов, он не выдержал и, скользнув в кабинет неслышной тенью, все-таки напомнил Мануэлю, что сегодня, еще с утра, тот собирался отбирать щенков, дабы отдать их егерям для натаски.

— Какие, к черту, щенки?! — взъярился Мануэль и так рванул бархатный обшлаг, что украшавший его мелкий жемчуг посыпался