Поле битвы - Алексей Бергман

Даяна вышла вперед и молча остановилась перед работающим ученым. Нергунт-о-Лавит бросил на леди косой взгляд, закончил какие-то вычисления и сел прямо, глядя на Даяну без всякого дружелюбия.

— Вы назвались леди Геспард. Это ваше имя?

— Да. Меня зовут Даяна Геспард.

— Хорошо, — сказал профессор, и гостья подумала, что у этого слова в переводе с общегалактического языка есть множество синонимов. Каждое слово имело свой аналог: во всех языках имелись термины, обозначающие одежду, конкретные атмосферные явления, предметы обихода, схожие по предназначению. Для удобства общения каждый житель галактик автоматически переводил для себя такие понятия, как «час», «год», «человек», «личность», скорость передвижения, денежные единицы и многое другое, дабы не смущать свой разум чужеродными названиями. Один виток родной планеты вокруг оси называется на твоем языке — день. А вот если речь идет об исчислении его продолжительности, тут каждый оперирует своими понятиями.

Со словами, несущими эмоциональную окраску, дело обстояло намного запутаннее. То, что для гарха «хорошо» и несет радость, для леди Геспард может означать предвестие изгнания. И смерти.

— Вы отдохнули? — после длительного молчания спросил профессор.

Даяна не чувствовала ментальных прикосновений к своему мозгу. Ни один гарх никогда не полезет в чужие мысли без приглашения. Когда Даяна только появилась в доме Нергунт-о-Лавита, ученый лишь послал гостье мысленное приветствие, он хотел убедиться, прежде чем увидит гостью, что она не ментал. Не путешественница, которую ему придется выдать властям Фантары. Когда гостья с Мира Тихих оказалась не способной к ментальному общению, Нергунт-о-Лавит тут же перешел на вербальное общение.

— Спасибо, я отдохнула, и я сыта. — Даяна все так же столбом стояла напротив профессора. Сесть ей пока не предложили.

Впрочем, остаться в своем доме ученый не предложил ей тем более. Пожевав губами и слегка собрав кустистые брови у переносицы, Нергунт-о-Лавит сказал:

— У вас интересные мозговые эманации, леди Геспард. Их невозможно классифицировать, и это ставит меня в тупик. Впервые. — И тут Даяна ощутила легкое ментальное прикосновение: — Кто вы, леди Геспард?

— За этим я пришла к вам, профессор Нергунт-о-Лавит, — сказала леди и оглянулась.

Профессор неловко поежился и, словно бы смущаясь, произнес:

— Мой ученик Нарунг-а-Вальтим ушел в информаторий университета. У нас образовался некоторый недостаток данных, и Ларинт…

— Спасибо, — кивком Даяна прервала неумело оправдывающегося профессора. Даже невинная и неловкая полуправда была для честнейшего гарха мукой. Профессор выполнил просьбу гостьи, отослал ученика, но не хотел признаваться в этой слабости даже перед собой. — Позволите мне подойти к вам и прикоснуться?

Несколько удивленный, профессор пожал плечами и отодвинулся от стола, подпуская Даяну к себе. Леди встала рядом и, прикрыв глаза, дотронулась до ученого.

То, что произошло дальше, очень напомнило беглянке реакцию на ее прикосновение советника Кырбала. Едва ладонь Даяны легла на плечо профессора, сын-легис перестал скрываться, выступил вперед, и выражение лица Нергунт-о-Лавита в точности повторило очередность чувств Говида: сначала на лице профессора проступило, выделилось безграничное удивление, и дальше — ужас. Столь же беспредельный и всеобъемлющий.

Но то, что напугало советника Кырбала, профессора гарха ударило еще сильнее. Сам факт существования нерожденного телепата такой мощности и уровня накладывался на убийственное обстоятельство — наличие высшей скрытой власти в галактиках.

Легис открыл перед профессором многие тайны, Нергунт-о-Лавит узнал, кто определил судьбу его народа, кто обрек расы менталов на уничтожение… Машина… приказала уничтожить людей…

Ментальный контакт нерожденного легиса и ученого гарха длился дольше, чем между двумя братьями. И все же он был настолько быстрым, что леди Геспард улавливала только эмоции. Информация вливалась в Нергунт-о-Лавита мощным потоком, но не добавляла ему силы, а как раз наоборот — истощала. Когда леди убрала свою руку, профессор показался ей таким изможденным, словно легис вытянул из него все жизненные соки, выбрал их, опустошил и позволил — отпустить.

Утирая дрожащей рукой вспотевший лоб, ученый с усилием оторвал себя от стола и кресла и, шатаясь, добрел до подставки с напитками.

Не глядя на гостью, профессор налил себе воды и с жадностью выпил.

«Он будет „слышать“ наш внутренний разговор?» — спросила леди сына.

«Нет. Он лишь ощутит изменение твоих волновых показателей, но суть разговора для него недоступна. Мы общаемся на другом, „беззвучном“ для гарха уровне, а чтобы напрямую вмешиваться в твой разум, Нергунт-о-Лавит слишком тактичен».

«Ты все ему сказал?»

«Да. Скрывать от профессора определяющую сущность наших проблем бессмысленно. Он должен знать все, чтобы понимать, какой именно помощи мы от него ждем».

«Он нам поможет?»

«Скорее да, чем нет. Люди довольно предсказуемы, ты сама учила меня использовать эмоции в аналитических расчетах…»

— Как жаль, миледи, что вы пришли ко мне только сейчас, — донесся до Даяны тихий голос ученого.

— Вы же понимаете, профессор, что только потому, что ваше нынешнее знание не принесет вам губительного ущерба, я и появилась в вашем доме, — едва слышно сказала леди.

— Да, я знаю. И говорю — спасибо.

Съежившийся, с опущенными плечами, профессор вернулся в свое кресло, обвил ногами высокие ножки и, покачивая головой, произнес:

— Какая мощь, какая сила открылась мне только что…

— Но вы не можете использовать эти знания! — воскликнула Даяна, и профессор досадливо махнул рукой:

— Я понимаю. Равновесие и порядок прежде всего. Ваш сын прав, миледи. Его существование способно нарушить этот порядок. И как же прав был академик Вирна-а-Карит! — Профессор тихонько ударил кулаком о стол. — Он давно утверждал, что существует некая система, некая сила, правящая миром! Но, — ученый горестно развел руками, — старика никто не слушал. Его посчитали сумасбродом и неряшливым математиком, что ошибся в расчетах! — И добавил более тихо:

— А жаль…

Нергунт-о-Лавит сел поудобнее, сложил руки на животе и пристально посмотрел на Даяну:

— Ваш сын уже сказал вам, что волновые показатели работы вашего мозга — меняются?

— Да.

— И именно в этом ему видится опасность вашего существования?

— Да, рано или поздно полуживой мозг Трима меня найдет.

— Интересная проблема, — пожевав губами, выговорил Нергунт-о-Лавит. — Ваш сын надеется, что существует методика управления мозговыми эманациями?

— Мы оба надеемся.

— Так должен разочаровать вас, миледи. Данные разработки существуют только в прикладном варианте. Их использование пока невозможно.

— И что нам делать?! Трим нас найдет!

— Вселенная огромна, — не согласился профессор. — А телепат такого уровня — один. И совершенно обессилен возрастом и травмами. Пока я жив и имею некоторое влияние, я помогу вам зафрахтовать корабль, и после рождения сына вы покинете Фантару.

— А дальше?! — Даяна в волнении заходила по кабинету. — Что нам делать дальше?!

— Сначала сядьте и успокойтесь, — попросил профессор. — Волнения вредны беременным.

Даяна покорно села в предложенное и на этот раз удобное кресло и с тоской взглянула на ученого:

— Всю жизнь бояться? Прятаться?! Ведь вы же знаете, как действуют методики полицейского розыска! Нас найдут!

— Вас, миледи, — поправил Нергунт-о-Лавит. — Это ваши биологические данные занесены в реестр, ваш сын пока там не значится.

Спокойный голос профессора, словно песчаная осыпь, обрушился на леди.

— Что вы предлагаете? — с тихим ужасом спросила Даяна.

— Разделиться. Искать по биологическим параметрам будут только вас, миледи. Для вашего ребенка опасен только Трим. А Вселенная, как я уже говорил, огромна. Усилий почти умершего мозга не хватит для ее исследования.

— Разделиться?! — словно пробуя ужасное слово на вкус, вторила леди. — Оставить сына?!

— Да. Он уже сказал вам, как будет слаб после рождения?

— Слаб? — снова переспросила Даяна.

— Да, очень, очень слаб. Прохождение по родовым путям травмирует его мозг, и первые недели он будет совершенно беспомощен. Почти слеп, с несовершенной, разболтанной нервной системой, все его силы уйдут на контроль нервной организации. Поверьте, тело новорожденного — это тяжкое испытание для полностью зрелого интеллекта.

— А роды при помощи сечения? Уже многие столетия никто не рожает естественным, болезненным путем!

— На Земле, — тихо поправил профессор. — Только расы, берущие начало от земных предков, используют полостные сечения при родах. Женщины прочих рас не испытывают таких затруднений, болезненные роды скорее аномалия, чем правило.