Звезды примут нас - Борис Борисович Батыршин

Тогда ещё что-нибудь — антенна у них, скажем, вышла из строя, тот же «Эндевор» маневрировал и случайно зацепил… Может ведь такое быть?

Она беспомощно пожала плесами.

— Ну, не знаю…

— Вот и никто не знает. Так что отставить уныние, вернётся твой ненаглядный Дима, весёлый и здоровый. И остальные вернутся, вот увидишь!

Я понимал, что слова мои звучат не слишком-то убедительно. За девять часов, прошедших с момента сообщения о потере связи со станцией «Лагранж», ничего нового выяснить не удалось — ни обрывка радиопередачи, пустота. Даже телеметрия, поступающая через зонд-ретранслятор в автоматическом режиме пропала, а этого на моей памяти не случалось ещё ни разу. И, конечно, радио— и телекомментаторы по всему миру смаковали эти подробности и строили предположения, одно страшнее другого. Языки бы им всем повырывать…

— Ладно, я пойду тогда. — Нина вытерла слёзы. — У меня ещё дела… много.

— Иди, конечно. Если что, сразу тебе сообщим. И не вешай нос, всё будет хорошо. Запомнила?

Она часто закивала головой. Юлька, громко всхлипнув, бросилась ей на шею, и я отвернулся. Не выношу женских слёз, никогда не выносил — особенно по таким вот безнадёжным поводам. Любому ведь мало-мальски разбирающемуся в делах Внеземелья ясно, что на «Лагранже» случилось что-то по настоящему серьёзное, и вспышки на Солнце (которых, к тому же, нет и в помине) не имеют к этому отношения.

Объятия, наконец, закончились, я проводил Нину взглядом. Юлька стояла, утирая покрасневшие глаза, по щекам к скулам блестели влажные дорожки.

— Ты куда теперь, вернёшься на Луну? — спросил я. Она пожала плечами.

— Смысл? Данные с «Лагранжа» мы теперь нескоро получим…

— …если вообще получим.

— Думай, что говоришь, накракаешь! — Она сердито сверкнула на меня глазами. — Что до Луны, то я вообще-то на Землю собиралась, в отпуск, но теперь даже и не знаю…

— Мой тебе совет: окажешься на «Гагарине», найди, кто там занимается «Лагранжем» и изложи свои соображения, в том числе и по поводу лунного «обруча». И обязательно о том, что это была первая отправка серьёзного груза через их «батут». По-моему, это особенно важно…

Она пожала плечами.

— Ну, не знаю… может, подождать Гарнье?

Я хмыкнул.

— Он, насколько я понял, сидит на Луне и на «Гагарин» не собирается. А информация вполне эта может оказаться критически важной.

Юлька упрямо тряхнула головой.

— С чего бы это? В любом случае, пока связь не установят, мы можем только гадать.

— Это верно, конечно… но ведь и варианты прикинуть не помешает?

Она помолчала, потом кивнула, соглашаясь.

— Ну, хорошо. А ты сейчас куда? Назад, на верфь?

— Да. Видишь, повезло, что у них тут запланирована экскурсия на «Китти Хок». Эта публика, — я кивнул на кучку туристов в «Воробьях» — большие деньги за такой полёт платит, ну и меня подбросить согласились, задаром. А задерживаться мне тут не с руки, есть подозрение, что «Резолюшн» сейчас понадобится.

Она сощурилась, как делала каждый раз, когда ей приходила в голову какая-то мысль.

— Думаешь, корабль пошлют на помощь, к «Лагранжу», и рассчитываешь лететь с ними?

— Загадывать не хочу, но… почему бы и нет?

Я не кривил душой: шанс, и правда, был, особенно после тех бесчисленных часов, что я провёл, монтируя на «Резолюшне» пусковые трубы «тахионных торпед», и теперь всерьёз рассчитывал попасть на борт в качестве техника-стажёра.

— А зачем именно корабль? Не проще просто забросить туда через «батут» лихтер, чтобы осмотрелись и всё выяснили?

— Посылать лихтер, не зная, что там случилось — значит рисковать людьми. Не факт, что «батут» на «Лагранже» действует, не факт, что он вообще цел — и как они тогда вернутся? А если там вообще реактор вышел из строя? «Резолюшн» хотя бы сам долететь до Земли сможет и сообщить, что случилось…

Над люком загорелось зелёное табло с предупреждением на трёх языках. Туристы встревоженно загалдели.

— Ещё пять минут, торопиться некуда… — сказала девушка. — А «Резолюшн» прямо к «Лагранжу» прыгнет?

Я покачал головой.

— Вряд ли. Думаю, рассчитают прыжок так, чтобы выйти из него, скажем, в четверти астрономической единицы от станции, а там уже попробуют установить связь. Да и в оптику что-нибудь разглядят, хотя бы — на месте станция, или её уже нет вовсе?

— Опять каркаешь? — она покосилась на меня с осуждением. — А обратно как пойдут, на тахионном приводе?

— Если придётся. Осталась всё же надежда, что на «Лагранже» какие-то капитальные неполадки с энергией, тогда можно будет наладить «обруч», запитав его от реактора корабля. Моща, конечно, не так, что у «Теслы», но хоть что-то…

— А люди? Они как смогут выжить без энергии?

— Запрутся в аварийном отсеке — там энергопитание от аккумуляторов и солнечных батарей, плюс запасы воздуха, воды и провианта на месяц для всех обитателей станции. Тесно, конечно, но… лишь бы живы были!

Под потолком трижды квакнул ревун, цвет информационного табло сменился на жёлтый. Туристы засуетились, застёгивая гермошлемы. Между ними ходили инструктора, проверяя, все ли готовы.

— Всё, Лёш, пора. — Юлька приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щёку. — Я пойду. Держи меня в курсе, ладно?

— Обязательно.

Из дневника Алексея Монахова.

«27 декабря 1977 г. „Резолюшн“ стартовал к „Лагранжу“ после стремительной трёхдневной подготовки. Она, что характерно, продолжается и в полёте: программирование трёх имеющихся на борту „тахионных торпед не закончено“, их управляющие блоки сейчас внутри корпуса, ждут своей очереди. Из-за этого в состав спасательной миссии попал и Юрка-Кащей — вместе со своим научным руководителем, американским астрофизиком и физиком-тахионщиком Джоном Коуэллом, он сейчас безвылазно торчит в отданной под лабораторию кают-компании. На вопросы „ну, долго вам ещё там возиться?“ отвечают невнятным мычанием и злобной руганью, но никто. Включая командира корабля Борис Волынов не обижаются. Понять это можно — по-моему, эти двое не прерывали работы даже во время прыжка.

Новостей о судьбе „Лагранжа“ мы не имели до самого старта — и очень скоро стало ясно, почему. Стоило „Резолюшну“ материализоваться в обычном пространстве, как стало ясно: на том месте, где должен находиться „Лагранж“, присутствует некий искусственный объект. Локаторы „Резолюшна“ нащупали его почти сразу, благо дистанция оказалась не такой уж и большой — мы завершили прыжок примерно в десяти тысячах километрах, очень неплохое „попадание“, если сравнивать с целевой стрельбой, то уверенная „восьмёрка“. В телескопобъект различался, как крохотная, сияющая в отражённых солнечных лучах, искорка. В эфире же царило мёртвое молчание, прерываемое время от времени каскадами помех — период