Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке - Джаред Даймонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне часто приходилось слышать, как ребенку велят сделать то или другое, и обычно, что бы это ни было, его просят об этом как об одолжении, хотя иногда требование может сопровождаться угрозой насилия. Родитель уговаривает, ругает или просит ребенка, как равный. На Тробрианах никогда не услышишь простого приказа, предполагающего безусловное повиновение ребенка родителю. Когда я предложил после особенно вызывающей выходки одного из детей поправить дело на будущее, хладнокровно выпоров или наказав ребенка телесно иным образом, идея показалась моим тробрианским друзьям неестественной и аморальной.
Мой друг, который много лет жил среди скотоводов Восточной Африки, рассказывал мне, что дети пастухов ведут себя как малолетние правонарушители до достижения возраста обрезания (мальчиков), после чего от них ожидается ответственное поведение. Тогда после обряда инициации мальчики начинают пасти ценных коров, девочки — ухаживать за младшими братьями и сестрами, и к тем и к другим применяются дисциплинарные меры. Среди талленси, живущих в Гане (Западная Африка), взрослый не колеблясь наказывает ребенка, если тот этого заслуживает, например, медлит, загоняя скот. Один мужчина талленси показал британскому антропологу шрам, который у него остался после жестокой порки в детстве. Старейшина талленси объяснил: “Если ты не будешь наказывать своего ребенка, он не обретет разума” — очень похоже на поучение Батлера: “Пожалеешь розгу — испортишь ребенка”.
Независимость ребенка
Насколько дети свободны, насколько их следует поощрять при исследовании окружающей среды? Разрешается ли детям подвергать себя опасности с расчетом на то, что они будут учиться на своих ошибках? Или же родители должны оберегать безопасность своих детей, пресекать опасные исследования и препятствовать детям, если те начинают делать что-то, что может представлять для них угрозу?
Ответы на эти вопросы меняются от общества к обществу. Впрочем, некоторое обобщение возможно: личная независимость, даже применительно к детям, более ценится в группах охотников-собирателей, чем в государствах; государство считает, что несет ответственность за детей, не хочет, чтобы они пострадали, делая, что им заблагорассудится, и запрещает родителям допускать ситуации, в которых ребенок может нанести себе ущерб. Я пишу эти строки как раз после того, как сел в арендованный в аэропорту автомобиль. Объявление в автобусе, перевозившем нас от багажного отделения к прокатной конторе, предупреждало: “Согласно федеральному закону дети до пяти лет или весящие меньше 80 фунтов могут перевозиться только на одобренных законом детских сиденьях”. Охотники-собиратели сочли бы, что этот вопрос не касается никого, кроме самого ребенка или, может быть, его родителей и членов группы, но уж никак не какого-то бюрократа. Рискуя сделать чрезмерно широкое обобщение, можно сказать, что охотники-собиратели глубоко преданы идее равенства и поэтому не указывают никому, даже ребенку, что тому следует делать. Продолжая расширять это обобщение, можно утверждать, что . малочисленные сообщества вовсе не в такой степени, как мы, современные представители WEIRD-обществ, убеждены, что родители отвечают за развитие ребенка и что они могут влиять на то, что из ребенка вырастет.
Тема независимости подчеркивается многими исследователями, наблюдавшими за охотниками-собирателями. Например, дети пигмеев ака имеют доступ к тем же ресурсам, что и взрослые, в то время как в Соединенных Штатах существует многое, что доступно только взрослым и запрещено для маленьких детей, — оружие, алкоголь или бьющиеся предметы. У народности марту из пустыни Западной Австралии худшая обида — навязать ребенку свою волю, даже если ребенку всего три года. Индейцы пираха видят в детях обычных человеческих существ, с которыми не нужно нянчиться и которых не нужно особо защищать. По словам Дэниела Эверетта,
с ними [детьми пираха] обходятся справедливо и с учетом их размера и относительной физической слабости, но в целом они не рассматриваются как качественно отличающиеся от взрослых. В воспитании детей пираха чувствуется намек на дарвинизм. В результате такого поведения родителей вырастают очень выносливые и жизнерадостные взрослые, не считающие, что кто-то им что-то должен. Пираха знают, что ежедневное выживание зависит от их личных умений и стойкости.
Взгляд пираха на детей как на равных членов общества означает, что не существует запретов для детей, которые в равной мере не распространялись бы на взрослых, и наоборот. Они сами решают, делать им или не делать того, что от них ожидает община. Со временем дети усваивают, что в их собственных интересах прислушиваться к родителям.
Некоторые охотники-собиратели и жители малочисленных крестьянских общин не вмешиваются, когда дети и даже младенцы совершают опасные поступки, которые могут им повредить (западным родителям подобные случаи обеспечили бы судебное преследование). Я уже упоминал о том, как удивился, узнав, что следы ожогов у многих взрослых из племени новогвинейских горцев, усыновившего Эну, — следствие детских игр с огнем; родители полагали, что автономность малыша дает ему право обжигаться и терпеть последствия. Младенцам хадза разрешается хватать и сосать острые ножи. А вот какой случай Дэниел Эверетт наблюдал среди индейцев пираха:
Мы заметили, что в хижине позади мужчины, которого мы интервьюировали, сидит малыш лет двух. Ребенок играл с острым кухонным ножом примерно девяти дюймов в длину. Он размахивал клинком, который часто оказывался близко от его глаз, груди, рук и других частей тела, которые было бы нежелательно отрезать или проткнуть. Однако особенное наше внимание привлекло то, что, когда малыш выронил нож, его мать, разговаривавшая с кем-то, небрежно потянулась к ножу и, не прерывая разговора, снова вручила его ребенку. Никто не предупредил малыша, что ножом можно порезаться. С этим ребенком при нас ничего не случилось, но мне приходилось видеть других детей пираха, наносивших себе серьезные раны ножами.
Впрочем, не все малочисленные народности позволяют детям свободно обследовать окружающую среду и совершать опасные поступки. Различия в степени свободы, которой пользуются дети, можно, как мне кажется, объяснить с нескольких позиций. Две из них я уже упоминал, рассказывая о том, что дети скотоводов и земледельцев подвергаются телесным наказаниям чаще, чем дети охотников-собирателей. Если сообщества охотников-собирателей достаточно эгалитарны, то в обществах, занятых сельским хозяйством, мужчины и женщины, а также старшие и младшие пользуются разными правами. У охотников-собирателей, как правило, меньше ценного имущества, которое ребенок мог бы повредить, чем у земледельцев и скотоводов. Оба эти обстоятельства могут способствовать тому, что дети охотников-собирателей пользуются большей свободой.
Кроме того, степень свободы детей может отчасти определяться тем, насколько опасна (или считается опасной) окружающая среда. В некоторых случаях она относительно безопасна, но в других дети подвергаются угрозе со стороны или природных факторов, или других людей. Наиболее опасны тропические дождевые леса Нового Света, кишащие кусачими, жалящими, ядовитыми пауками и насекомыми (бродячими муравьями, пчелами, осами и скорпионами), опасными млекопитающими (ягуарами, пекари, пумами), крупными ядовитыми змеями (копьеголовыми гадюками и бушмейстерами) и жгучими растениями. Маленький ребенок не выживет, оставшись в одиночестве в джунглях Амазонии. Ким Хилл и А. Магдалена Хуртадо пишут:
Младенцы аче в возрасте до года проводят примерно 93% дневного времени в тактильном контакте с матерью или отцом, их никогда не опускают на землю и не оставляют одних больше чем на несколько секунд. Только после трех лет дети аче начинают на значительное время удаляться~на расстояние более метра от матери, но даже в возрасте трех-четырех лет 76% дневного времени они проводят менее чем в метре от матери и почти постоянно находятся под наблюдением.
В результате, отмечают исследователи, дети аче не научаются ходить самостоятельно, пока им не исполнится 21-23 месяца — на девять месяцев позже американских детей. Детей аче трех-пяти лет взрослые часто носят по лесу на закорках, вместо того чтобы позволить идти самим. Только достигнув пятилетнего возраста, ребенок аче начинает ходить по лесу на собственных ногах, но даже тогда большую часть времени находится не более чем в 50 метрах от взрослого.
Опасны, хотя и не в такой степени, как тропический дождевой лес, пустыня Калахари, Арктика и болота дельты Окаванго. Дети !кунг играют группами, за которыми на первый взгляд небрежно, но эффективно присматривают взрослые: дети обычно находятся на глазах у людей в лагере. В Арктике нельзя позволить детям бегать везде, где им угодно, из-за опасности непредвиденных происшествий, в результате которых можно получить простуду или обморожение. Девочкам из болотистой дельты Окаванго в Южной Африке разрешается ловить рыбу корзинами, но они должны оставаться недалеко от берега, чтобы не стать жертвой крокодила, гиппопотама, слона или буйвола. Есть примеры и более умеренных запретов: четырехлетние малыши пигмеев ака в Центральной Африке, хотя им одним и не позволено одним заходить глубоко в джунгли, могут ходить туда с десятилетними детьми, несмотря на опасность со стороны леопарда или слона.