Белый раб - Ричард Хилдрет

После этого он повёл нас дальше. Мы брели по пояс в воде и тине ещё около полумили. Гигантские деревья, среди которых мы пробирались, тянулись прямо из воды, стройные как колонны. Круглые и словно отточенные, белые лишённые ветвей стволы поднимались ввысь, а пышные кроны образовывали над нашими головами густой шатёр. Внизу почти не было растительности, кроме какой-то разновидности огромной лозы. Лоза эта будто канатами оплетала стволы деревьев, поднимаясь до самых вершин и ещё больше уплотняя навес над нашими головами. Навес этот был почти непроницаем для солнечных лучей, а стволы деревьев стояли так тесно друг к другу, что в этом водяном лесу с трудом можно было различить что-либо на расстоянии нескольких шагов.

Вода становилась всё глубже, а лесная тень с каждым шагом сгущалась. Мы уже с тревогой задавали себе вопрос, куда ведёт нас наш проводник, но вскоре подошли вплотную к маленькому островку, на несколько футов поднимавшемуся над уровнем воды. Форма этого островка была настолько правильной, что он казался искусственным. Возможно, что его насыпали прежние жители этих мест и на нём некогда было расположено какое-то укрепление. Площадью островок этот был не больше акра; он густо зарос деревьями, резко отличавшимися от тех, которые выступали из озера: они здесь были значительно ниже и не имели такого величественного вида. Берега были покрыты мелкими деревцами и кустарником, создававшими впечатление сплошной массы зелени.

Проводник указал нам маленький просвет в кустах, и мы стали подниматься вверх.

Когда мы были уже на твёрдой земле, он повёл нас по узенькой извилистой тропинке, пробивавшейся сквозь густую чащу. Так мы дошли до шалаша, сплетённого из веток и древесной коры. Остановившись на некотором расстоянии от этого жилья, он особенным образом засвистел. Ему сразу ответили таким же свистом, и тут же из шалаша вышло несколько человек мужчин. Наше появление, видимо, всех поразило. Я привлёк их особенное внимание: должно быть, они в первую минуту приняли меня за свободного человека. Проводник наш поспешил уверить их, что мы — друзья, товарищи по несчастью, и повёл нас к шалашу. Встретили нас очень гостеприимно. Узнав, что мы давно ничего не ели, хозяева шалаша не стали задавать никаких вопросов и прежде всего поспешили накормить нас. Они наложили нам мяса и маисовой каши — и столько, что мы наелись совершенно досыта.

Тогда только нас попросили рассказать о себе. Мы рассказали обо всех наших приключениях, не упомянув, однако, об убийстве управляющего, и так как проводник, знавший нас ранее, подтвердил часть сказанного нами, наши объяснения были сочтены удовлетворительными и мы тут же были приняты в их союз.

Он состоял из шести человек, не считая нас. Это были смельчаки, которые, не стерпев деспотизма управляющих и надсмотрщиков, бежали в леса и, скрываясь от всех, вернули себе там первобытную свободу. Эта свобода, хотя и связанная с тяжёлыми лишениями и опасностями, была им во сто крат милее подневольного труда и гнёта, который они стряхнули с себя. Никого из них, кроме нашего проводника, нам не случалось встречать прежде. Главарь этой ватаги года два или три назад бежал вместе со своим товарищем с одной из соседних плантаций. Они тогда и понятия не имели о существовании этого убежища, но, спасаясь от жестокой погони, они пытались перебраться через озеро или болото, которым был окружён островок. По-видимому, до них никто такой попытки не предпринимал. Обоим посчастливилось: они добрались до островка, о кото ром никому ничего не было известно, и с тех пор этот клочок земли стал для них надёжным убежищем. Постепенно к ним присоединилось ещё двое, а потом и остальные.

Как выяснилось, наш проводник был послан на одну из соседних плантаций купить там маис. Островитяне вели постоянную торговлю с рабами ближайших плантаций. После того как сделка состоялась, негры, у которых был приобретён маис, принесли бутылку виски и так щедро угостили нашего приятеля, что он, не дойдя до своего убежища, свалился в том месте, где мы его нашли, и заснул мёртвым сном.

Пить виски вне дома считалось тяжким нарушением закона, установленного из предосторожности в маленькой республике на островке. Такой проступок карался тридцатью ударами ремнём, и наш проводник тут же без всякой жалости был подвергнут этому наказанию. Надо сказать, что он принял его совершенно безропотно: ведь это было выполнением закона, установленного с его согласия и защищавшего его интересы точно так же, как и интересы остальных его товарищей.

Жизнь, начавшаяся для нас с этого дня, имела, во всяком случае, всю прелесть новизны. Днём мы ели, спали, рассказывали друг другу различные истории, связанные с нашими побегами, или же занимались просушиванием шкур убитых животных, шитьём одежды, заготовкой провизии.

Зато ночью наступало время приключений и опасных предприятий. С приближением осени мы участили наши набеги на маисовые и картофельные поля, расположенные не слишком далеко от нас. Это была своеобразная контрибуция, которой мы облагали владельцев плантаций, но продолжалось это всего каких-нибудь полтора-два месяца в году. Постоянным источником для пополнения наших запасов и даже доходов служили стада почти одичавшего скота, которые бродят по сосновым лесам, питаясь растущей там грубой травой. Мы забивали этот скот, когда в этом была нужда, и вялили на солнце мясо, нарезанное тонкими пластинками. В таком виде мясо составляло вкусную и сытную пищу, и мы не только всегда держали значительный запас его для самих себя, но и сделали это мясо основным предметом нашей меновой торговли, которую мы со всякими предосторожностями, но постоянно вели с рабами нескольких соседних плантаций.

Такая первобытная жизнь в лесах сопряжена со множеством лишений и опасностей, но в ней есть своя прелесть и свои радости. Даже если взять самые худшие её стороны, она всё же в тысячу, в десять тысяч раз привлекательнее жизни в условиях так называемой цивилизации, где свободолюбивого дикаря низводят до положения жалкого и трусливого раба. Да что и говорить об этой цивилизации, при которой безделье и роскошь хозяина покупаются слезами и вздохами, подневольным трудом, безмерным унижением, страданием и отчаянием сотен таких же людей, как и он. О да, в вольном и смелом сердце последнего беглеца больше человечности и мужества, чем в целой нации, состоящей из подлых деспотов и пресмыкающихся перед ними рабов!

Глава тридцать вторая

К концу зимы стада, которые паслись поблизости от нашего убежища, сильно поредели, а трава так высохла, что оставшиеся животные исхудали до того, что стали походить на скелеты. Не было смысла даже убивать их.

Управляющие соседних плантаций стали замечать, что их поля подвергаются постоянным опустошительным набегам. От рабов, с которыми мы вели торговлю, мы узнали также, что идут разговоры по поводу значительной убыли скота и ведутся приготовления к большой охоте на грабителей.

Необходимо было отвратить от себя опасность и найти где-нибудь новые стада, и мы решили поэтому, что пятеро из нас отправятся на розыски в более отдалённые местности, а трое останутся в убежище, не показываясь нигде за его пределами.

Один из наших товарищей взялся проводить нас в окрестности плантации, расположенной на другом берегу Санти. Он вырос на этой плантации и хорошо знал местность. По его словам, там легко отыскать много укромных мест, где можно будет скрываться в дневное время, и прекрасные пастбища, где пасётся скот.

Мы пустились в путь, следуя его указаниям, и шли несколько дней, или, вернее, ночей, держа курс на север. На пятый или шестой день мы двинулись сразу же после заката солнца и шли по пустынной и холмистой местности. Было уже за полночь, когда наш проводник сказал нам, что идти остаётся уже недалеко. Но так как луна скрылась за облаками и было совсем темно, он добавил, что ему трудно точно определить место, где мы находимся, и что лучше всего было бы выждать наступления утра; тогда он укажет нам более надёжное убежище.

Мы охотно согласились; мы падали с ног от усталости, и нас клонило ко сну. Разложив костёр, мы приготовили себе еду из остатков продуктов, взятых на дорогу. Поставив одного из наших товарищей часовым, мы легли и сразу же уснули.

Спал я очень крепко. Мне снились Касси и наш ребёнок, как вдруг сквозь сон до меня донеслись звуки ружейной пальбы и топот несущихся лошадей. Я мгновенно вскочил, не вполне ещё отдавая себе отчёт, во сне ли это, или наяву. В ту же минуту взгляд мой упал на Томаса, который был рядом со мной, и я увидел, что одежда его в крови. Он вскочил ещё раньше меня, и, не пытаясь даже разобраться в происходившем, мы бросились в чащу леса, стараясь скрыться неведомо куда и неведомо от чего.

Но вдруг Томас застонал и сказал, что не может идти дальше. Он потерял много крови и ослабел; раны его давали себя чувствовать. Начало рассветать. Мы опустились на землю, и я попытался чем мог перевязать его раны. Пуля или крупная дробь ранила его навылет в мышцу руки, повыше локтя. Другая пуля попала в бок, но, насколько мы могли судить, она скользнула вдоль ребра и пролетела дальше, не причинив особенного вреда. Кровотечение между тем продолжалось, и раны болели. Оглядевшись, мы увидели небольшой ручеёк, и это позволило обмыть раны, а также утолить мучившую нас жажду.