Ода абсолютной жестокости - Тим Скоренко

– Повернись, – говорю я громко.

Он поворачивается. Молчание. Они никогда не видели императора – таким.

– Я вызываю тебя на поединок.

Этот сумасшедший кодекс чести империи Фаолан. Он не может отказаться от поединка. Он не может и унизить меня подобно Кассу: я сильнее. Стражники будут повиноваться сильнейшему.

– Я ранен.

– Ты отказываешься от поединка?

Стражники гудят.

Он думал, что я убью его там, наверху. Он думал, что я оставлю его в живых, но запру в комнатёнке наверху. Он думал, что я потащу его в казематы – к своим товарищам.

Он не подумал о подобном ходе. И он знает, что уже проиграл.

– Ты обещал, – шепчет он.

– Я – не обещал.

Бросаю ему меч. Он ловит его здоровой рукой. Я протягиваю руку. Кто-то из стражников отдаёт мне своё оружие. Тяжеловатое, но драться можно. А с таким соперником – и подавно.

Я не люблю ждать. Я подхожу к нему и заношу меч. Он пытается подрубить мне ноги, но это жалкая попытка. Его собственная сломанная нога подгибается, он падает на колени.

Мой меч сносит голову императору Фаолана.

Человеку, который правил империей тысячу с лишним лет. Непревзойдённому бойцу, бессмертному. Он привык к своей славе. Он привык к своему искусству управления. Он знал, что нет никого сильнее.

В общем, он был прав. Пока не появился Риггер.

Я стою над обезглавленным телом. С меча стекает кровь.

Я поднимаю меч вверх.

Кранас позади меня садится прямо на пол. Мне кажется, от радости.

– Ну, кто я теперь, по праву сильного? – реву я во всю глотку.

– Он был ранен, – тихо говорит чей-то голос. – Это нечестно.

Это Рунас. Маленький слуга. Обладатель немалой власти.

Я разворачиваюсь, взмахивая мечом. Вторая голова катится по земле и останавливается, уткнувшись в труп императора.

– Ещё есть сомневающиеся?

Они не знают, что делать.

Да, конечно. Можно было вызвать императора на бой тогда, в начале. Но решения приходят в голову внезапно. Не победил в честном бою – победи в нечестном.

Вперёд выступает Кранас.

– Он победил императора наверху. В честном бою.

Он поднимает руку вверх и чиркает по ней невесть откуда взявшимся ножом.

– Слово смертного, – громко говорит Кранас.

Он знает, что если меня сейчас не признают, то ему тоже будет несладко.

И тогда они склоняются передо мной. Все эти закованные в латы монстры. Стражники с мечами и алебардами. Слуги в сине-красном. Все.

Император Риггер. Это звучит гордо.

Бессмертный император Риггер – это звучит ещё сильнее. Вечный император.

Кранас и в самом деле почти ничего не знает о дворце. До того, как стать смертным – не по собственной воле – он жил вдали от двора.

Я сижу на троне. Теперь предстоит отдать множество мелких указаний. Решить все проблемы. Все вопросы. Я приказываю привести ко мне Баргота. Почему-то я доверяю этому человеку.

Он появляется передо мной. В его глазах нет ничего. Даже удивления. По-моему, ему безразлично, кому служить. Мне или тому императору. Стражники по-прежнему стоят почётным караулом. Я заметил, что они иногда сменяются. Раз, и где-нибудь в строю происходит шевеление. И на месте одного латника – другой. Это грамотно. Поэтому они не устают.

– Баргот, – говорю я, стараясь понизить тон до почти ласкового.

– Да, господин.

Позади Баргота маленький человечек в чёрном наряде оттирает пол от крови. Я приказал ему делать это при всех, именно сейчас. Демонстративно.

– Советники Касс и Глан?

– В каземате. В камне, как приказал император, – он осекается.

– У прежнего императора было имя?

– Нет, господин. Я его не знаю.

– Кто знает?

– Я не знаю, господин.

Я повышаю тон.

– Кто-нибудь знает, как звали вашего императора?

Ответом служит тишина. Приближённые слуги в сине-красном, помощники Рунаса, столпились у трона, потупив глаза.

– Хорошо. Рунаса – к Кассу. В одну могилу.

Это жестоко. Но нельзя позволять сомнений. Допустивший сомнение хоть раз, допустит его и другой.

Кранас стоит справа от трона. Он горд тем, что сделал. Впрочем, он имеет право.

– Люди, с которыми я пришёл в этот зал?

– Их уже освобождают.

– Вымыть, одеть и привести. И кузнеца Паргаса тоже, если его не освободили до сих пор.

Лжецы. Стая лжецов.

– Да, господин.

Он делает отмашку рукой одному из своих помощников. Тот исчезает.

Знают ли они, что их прежний император не оживёт завтра? Догадываются?

– Тело императора вывесить на ворота замка. Прибить гвоздями, – говорю я.

Завтра народ немного удивится.

И тут я вспоминаю плиту в Чёрных землях. Плиту с давно усохшим мертвецом на ней. Плиту с таинственными знаками.

Император что-то знал. Наверняка. Он слишком долго правил этой страной. Он правил ей ещё тогда, когда Чёрные земли цвели.

– Нет, – я останавливаю Баргота. – Постой.

Он смотрит на меня.

– Ты знаешь о плите посреди Чёрных земель? О плите-обелиске с надписью «Тут кончается бессмертие»?

Он склоняет голову.

– Тело императора доставить туда. И распять на плите. Хотя он всё равно не оживёт завтра.

Последнюю фразу я говорю в сторону. Для всех и ни для кого.

Глаза Баргота округляются.

– Ты слышал, – повторяю я.

– Да, господин, – он отправляет прочь очередного посыльного.

Я поднимаюсь с трона.

– Кстати, Баргот, кто покажет мне мои нынешние покои? И ещё: где моё оружие?

Они боятся меня. Боятся больше, чем того императора. Страх перед ним был просто привычкой, выработанной за столетия. Страх передо мной реален. Это страх перед человеком, который меняет привычный уклад их жизни. Который в одиночку уничтожил тысячу воинов, который отрубил голову императору.

Я оглядываюсь на Кранаса. Он остаётся держателем mortirum и vitum, но теперь он – бессмертный. Теперь он не может ими воспользоваться. Но он – знает. Молодой астроном наверху ещё не знает, а Кранас – знает.

– Его – в камень, – показываю я на Кранаса.

Тот вскакивает с места и что-то кричит, но это неважно.

Я – Риггер. Я буду править огнём. Править кнутом.

Жестокости придётся учиться снова. Я отвык от неё.

Я, чистый и благоухающий, возлежу на диване. Полуобнажённая девушка помахивает опахалом, другая – растирает мне ноги. Я ощущаю себя императором гораздо в большей мере, нежели когда я сидел на троне, а передо мной падали ниц шеренги солдат.

Главный архитектор дворца Наутиокон (я с трудом запомнил это имя) рассказал, что башню воздвигли по приказу императора триста лет назад. До того тронный зал помещался на первом этаже. Император хотел находиться выше всех. Кроме того, и солдаты, и гости, которые поднимались по лестницам, а не на лифте, представали перед императором измотанными и уставшими, что позволяло ему чувствовать себя ещё сильнее.

Он был эгоистом. Как и я.

В дверь стучат. Я показываю одной из девушек: открой.

Она идёт к двери, вращая бёдрами. Она вызывает у меня прилив желания. Впрочем, полчаса назад я уже частично его удовлетворил.

Появляется Баргот. За ним – все трое: Виркас, Марфа и Микта. Люди, которые не бросили Риггера. Не оставили его одного. И ещё один человек: высокий, крупный, с глубоко запавшими чёрными глазами и обритой наголо головой.

– Ситуация изменилась, не так ли? – говорю я.

– Да, мой император, – Марфа делает реверанс.

– Выйдите, – говорю девушкам.

Обе тут же исчезают, прикрыв за собой двери.

– Мы можем общаться, как прежде, – говорю я.

Виркас садится на кресло, Марфа и Микта следуют его примеру. Бритый остаётся стоять.

– Ты, вероятно, Паргас? – спрашиваю я.

Он кивает.

– Надо будет найти ещё художника Арокана. Но это позже, – говорю я скорее для себя, чем для кого-то.

Рядом с диваном лежит моё оружие. Я достаю меч самоедов.

– Твоя работа?

Он берёт меч у меня из рук и рассматривает его.

– Да, господин.

– Меня зовут Риггер. Всегда называй меня Риггер.

Он снова кивает.

– Зачем ты сделал такой клинок? Я никогда и нигде больше не видел подобных.

– Где ты взял его?

Он поднимает на меня глаза. Смелый.

– Отобрал у племени самоедов на границе Фаолана.

– Это их клинок, – говорит Паргас. – Я сделал его для них.

Всё гораздо сложнее, чем я ожидал.

– Ты был одним из них?

– Да. Очень давно. Потом я ушёл, стал кузнецом. Делал клинки. Этот сделал для них. Потому что они были частью моей жизни.

– Они чуть не съели меня, знаешь, Паргас?

– Их не изменить.

Я обращаюсь к Виркасу:

– Вы возвращаетесь в деревню?

– Да. Нам нечего делать в столице. Хотя торговать теперь будет сложно.

– Торговать теперь будет просто. Товар будет брать Карлиф. По утроенной цене. Если не захочет к своему названному брату. Третьим в могилу.

Виркас наклоняет голову.

– Если вы выедете завтра, вы ещё успеете нагнать остальной караван. Я думаю, они поехали не через Чёрные земли. Я дам вам сопровождение.