По предварительному сговору - Сергей Николаевич Подило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь слегка приоткрылась, в кабинет заглянул Толик Ковалев, кивая в сторону головой и крутя глазами, прося выйти из кабинета.
Кирилл прикрыл окно, выглянул из кабинета, шепотом спросил.
– Что у вас?
– У нас все пучком, – Толик протянул руку до этого державшую за спиной. – Вот, в будке для собаки нашли, во время обыска.
В руке он держал черный пластиковый чемоданчик с инструментами. Кирилл аж подпрыгнул на месте.
– Ай да Толик, ай да сукин сын! Я всегда знал, что ты лучший!
– А это не я. Наш Василий отличился. Правда перед этим, мелкая злобная шавка все-таки умудрилась его тяпнуть за палец. Я его в травмпункт направил, на перевязку. Не повезло молодому. Слава богу, что я туда не полез.
– Это еще почему?
– Как почему, «Старый»? Ведь спиртное употреблять нельзя, когда прививки от бешенства делают. А это практически месяц. Я столько не вытерплю.
– Ладно, пьянь хроническая, не юродствуй. Лучше прямо сейчас звони жене нашего пропавшего водителя, и везите ее срочняком в отдел. Необходимо провести опознание изъятого при обыске инструмента и телефона. Но я уверен, на сто процентов, что этот чемоданчик из нашей сгоревшей машины.
– Обижаешь, Кирилл. Уже позвонил, и даже Головин выделил свою служебную «Волгу», чтоб ее привезли сюда.
– За то и дорог ты мне, что очевидные истины разжевывать не приходится и подталкивать в спину не надо. Хлопочите. А я с нашей молодой мамашей продолжу беседовать.
– Что, не колется?
– Хрень всякую несет, как обычно. Но теперь уверен по-другому заговорит. Вариантов у нее нет.
– Может приложить ей пару раз дубиной по горбу, моментально все вспомнит. Если сам не хочешь, позволь мне. Я без комплексов.
– Обойдусь без твоей помощи, ласковый ты наш.
– Это ты обходительный и благодушный стал, – проворчал через плечо, удаляясь по коридору Ковалев.– Ох, не узнаю я тебя, любезнейший.
Кирилл вернулся в кабинет, прикурил сигарету и, щурясь от дыма вытянув руки вперед, навалился грудью на стол. В уголках губ появилась пренебрежительная усмешка.
– Ну что, Лебедева. Надоело мне с тобой вошкаться125. Сил и здоровья у меня на тебя не осталось. Я сейчас звоню и приглашаю сюда следователя. Будешь ему серенады петь про свое трудное детство и деревянные игрушки. А он мужик ушлый, слушать и церемониться с тобой сильно не станет. Шустро «лапти сплетет»126, в этом он мастер. Уверяю. И «канай»127, если так тебе хочется, лет так на десять в исправительную колонию в безоблачную Мордовию. Там научишься, может быть, рукавицы шить, хоть толк какой-то от тебя станет. О, вспомнил! Как же это я. И в инспекцию по делам несовершеннолетних надо сообщить. Жаль твоего ребенка, без матери будет расти в детдоме. Собирайся, пошли.
Деловито поднял трубку телефона и начал наугад тыкать пальцами по кнопкам.
– За что в колонию, Кирилл Сергеевич! Я ведь ничего не сделала плохого, – рыдая, завизжала цыганка. – Вы не имеете права! Это против закона, я буду на тебя жаловаться.
Он с наигранным бешенством отбросил трубку в сторону, подскочил к ней и вмазал ладонью звонкую пощечину.
– Жаловаться? Против закона? – заорал он. – Ты, паскуда, мне говоришь про закон! Убила и решила, что тебе все сойдет гладко! Придушу, тварь! Не по закону, по справедливости! Лучше сам сяду, но и ты, ничтожество, жить не будешь! Для тебя, ни про что лишить жизни человека, значит это по закону!
Выпученные глаза, страшный оскал и брызгающая слюна изо рта Кирилла сделали свое дело.
– Что вы говорите? Какое убийство! Я никого не убивала.
Кирилл спокойно вернулся на свое место, спокойным голосом продолжил:
– Теперь слушай сюда. Ты же женщина умная. Сколько у тебя классов образования?
– Четыре.
– Четыре? Это хорошо. Главное считать деньги научилась. А здесь – арифметика простая. Итак, смотри. Я тебе голосом говорю.
Щелчок зажигалки, очередная прикуренная сигарета и струя дыма в потолок.
– В субботу вечером при загадочных обстоятельствах пропадает мужчина вместе с автомобилем. Машину утром находят почти загородом. У тебя, при личном досмотре, изъят мобильный телефон «Нокиа» в корпусе черного цвета, раннее принадлежащий как раз пропавшему человеку. Это первое. Во-вторых, сегодня в ходе обыска у тебя во дворе найден черный чемоданчик с инструментом, который с уверенностью опознала свидетель, и с решительностью заявил, что данный инструмент до последнего времени находился в машине ее исчезнувшего супруга. Сечешь, Лебедева, о чем я тебе толкую. По данному факту возбуждено уголовное дело, по «сто пятой»128. То бишь умышленное убийство. А это улики неопровержимые, и отмазаться129 от них тебе вряд ли удастся. Так, что в лагерь, Любушка, в лагерь. За свои грехи отвечать всегда приходится. Рано или поздно, но приходится. Поверь мне.
Лицо цыганки стало натянуто собранным. Истерика прекратилась. В ее голове судорожно кипели от напряжения мысли. Наконец-то она подняла на него недобрые глаза и заговорила.
– Ты меня не паскудь. Меня этим не проймешь. Но, за чужие дела, я отвечать не собираюсь. А сейчас извини, мне ребенка кормить надо.
Без стеснения оголила грудь, затолкнув большой черный сосок в рот ребенку. Молчание длилось несколько минут.
– Телефон и инструменты мне Колька Воронов принес.
Кирилл задержал дыхание. Решающий момент настал.
– Это кто такой? Я его не знаю.
– Двоюродный брат моего мужа. Он в субботу вечером ко мне приехал со своим дружком. Хотели денег занять, две тысячи. Ему на «побелку»130 требовалось. Он плотно на ней сидит. Родственники от него вешаются, все из дома вынес и продал. Я не дала. Откуда у меня такая сумма. Я его даже в дом не пустила, у калитки разговаривала. Он и ушел злой как черт.
– С кем он был.
– Приятель его. Януш Оглы. Он тоже родственник, по матери моего мужа, но я его плохо знаю и не общаюсь. Знаю, что они с одного села.
– Конкретно откуда?
– В Романовке живут.
Кирилл кивнул головой. Именно в том районе был засвечен сигнал мобильного телефона, куда пыталась дозвониться Лебедева.
– Сколько им лет?
– Кольке скоро двадцать стукнет, а Януш и того его моложе. Совсем сопляки.
– Они в субботу к тебе пешком пришли?
– Колька сказал, что на «мещере»131 прикатили. Но я «извозчика»132 сама не видела. Сам знаешь, к моему дому ни зимой, ни весной не проехать.
– Что потом?
– Ну, они
