Жернова. Книга 1 - Вик Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, наставница Морна лишь пренебрежительно отмахнулась от причитаний Гретты, которая рискнула придти к ней с нытьем про тяжкую жизнь своей юной госпожи. А на уроке объяснила воспитанницам, что любое наказание, включая унизительное, принуждает избалованных дев к смирению и пониманию, что жизнь человека, в том числе и ноблесс, может перемениться в один миг, причем страшно и внезапно. И нужно научиться достойно встречать любой удар, не впадая в сопливое отчаянье, и находить выход из любых ситуаций, как и подобает высокородным особам.
***
Дикая жара, мучившая земли провинции Нибиру вот уже три недели, никоим образом не повлияла на привычный распорядок в Девичьих Садах. Накануне воспитанницы трудились на огородах под палящим солнцем, и единственной радостью было то, что им приходилось таскать в кадушках воду, которая обливала руки и ступни и дарила мимолетную прохладу. Двух дев унесли в лекарню — им стало дурно на солнцепеке— что, естественно, вызвало неудовольствие Морны, презрительно поджавшей узкий рот. Обычно она лишь радовалась любым погодным нарушениям, изыскивая новые возможности устроить воспитанницам испытания на прочность.
Но сегодня и Морна, и младшие наставницы, и слуги, и евнухи, и Хранительница Девичьих садов Куниберда находились в состоянии отчаянья. В цитадели произошло неслыханное — ночью, промучившись несколько часов, умерла хорошенькая прионса Фрейя — дочь благородного владетеля Ариании малхаза Мгер-Камари. Ужасное событие потрясло всех, поскольку подобное никогда не случалось в стенах Воспитательного дома. И, как считалось, не могло произойти в силу высочайших мер безопасности.
Служанку Фрейи, ее лекаря и старшего евнуха Чора немедленно схватили и посадили в подвальные казематы до прибытия дознавателей и палачей малхаза Ариании. По Садам со скоростью мухи разлетелись домыслы, что девушку, которой едва исполнилось двенадцать лет, отравили тайные враги Мгер-Камари. Но зачем? — недоумевала Айлин, сгребая сорняки вокруг прополотых гряд, — чтобы просто причинить ему боль? Не сходится… Наверное, малхаз очень любит свою милую и жизнерадостную дочку… Но у него осталось еще две дочери и пять сыновей, — размышляла она, стараясь рассуждать здраво, — и вряд ли он сойдет с ума или покончит собой из-за смерти одного из своих детей. Скорее разгневается! Айлин вдруг подумала о своих родителях — как бы они восприняли, если бы подобное произошло с ней? Но додумывать такую неприятную мысль до конца ей почему-то не захотелось и она вновь вернулась к ночному событию с Фрейей… А считать, что принцессу отравили слуги, которые находились с ней несколько лет, — вообще глупо… К примеру, заплатили служанке, и что? — она пожертвует жизнью ради того, чтобы убить малышку, которую знала с раннего детства, понимая, что перед этим будет подвергнута ужасным пыткам? Нелепо как-то… Хотя, может служанку или лекаря Фрейи шантажировали и просто вынудили это сделать? — например угрожали умертвить близких…
От перегрева у Айлин закружилась голова, и все умные мысли вылетели из нее. Едва она укрылась в тени высокого колодца, раздался долгожданный звук колокольчика, оповещающий о времени ужина. Спасаясь от беспощадного солнца, воспитанницы, еле переставляя ноги, побрели под высокие древние своды Воспитательного дома. Как только вся мокрая от пота и красная от жары Айлин вошла в сумрачный каменный коридор, разгоряченное зноем и работой потное тело охватило блаженство. На столах трапезной уже стояли принесенные порхами запотевшие кувшины с холодным кислым молоком. Она жадно глотала живительную прохладу, чтобы, наконец, напиться вволю.
— Воспитанница Айлин, — сухой голос Морны, раздавшийся за спиной, заставил ее вздрогнуть, и она пролила молоко и на пол, и на платье. — Ты так и не научилась контролировать свои порывы, хотя обучаешься больше четырех лет, — проскрипела наставница, глядя на лужу и мокрый подол, и девушка напряглась, ожидая очередного нравоучения или даже наказания, — сегодня от расстроенной ночным событием Морны можно было ожидать любой гадости.
— Неужели мой голос пугает тебя до того, что ты до сих пор оскорбляешь меня вздрагиванием, — строго спросила пожилая женщина. Она медлила, внимательно рассматривая воспитанницу круглыми совиными глазами и покачивая головой, будто с чем-то не соглашаясь. — Стоило бы подержать тебя здесь еще хотя бы год с усилением воспитательных мер… — Морна выпрямилась, хотя ее иссохшее тело и так было прямым, как палка. — Но ваша венценосная мать, королева Элмера Милостивая, сообщила, что вы должны завершить обучение и немедля вернуться в Бхаддуар, — неожиданно произнесла она слова, которые Айлин с трепетом ждала все эти годы.
В голове зашумело от сумбурных мыслей, — что это — издевательство, злая шутка, вроде нового испытания на силу духа. Или, может быть, до родителей дошли вести об ужасной гибели Фрейи, и теперь все знатные семейства решили забрать дочерей из Девичьих садов? Нет, так скоро трагическая весть не долетела бы до Лаара… Быть такого не может…
— У вас есть время до рассвета, Ваше Высочество. После того, как вас приведут в надлежащий вид, соответствующий будущей властительнице Лаара, вы сможете попрощаться с подругами. Я надеюсь, что все, чему вы научились в Девичьих садах, поможет вам в любых испытаниях, которые возможно предназначил для нас рок. — Морна едва заметно приподняла уголки узких губ и ее выцветшие глаза даже потеплели.
И почему пресловутый рок обязательно приберегает для тебя какую-то гадость, вскользь подумала Айлин, и, быстро поклонившись наставнице, направилась было к Гретте, которая с нетерпением заглядывала в дверь трапезной, но вновь похолодевший голос остановил ее:
— Воспитанница Айлин! Вас никто не отпускал! Немедленно убрать это, — ткнула Морна пальцем в лужу пролитого молока. — До рассвета — вы лишь ученица, помните об этом. И при неподобающем поведении, вместо сладких приготовлений к путешествию домой, можете на всю ночь отправиться чистить уборные.
Глава 17. Птичка-невеличка
Ариания (Нибиру — Драхенрисс)
Слава Жизнедателю, чистка уборных на этот раз ее миновала. Илайна с раздражением сорвала с себя мокрую от пота и кислого молока холщовую робу, сбросила грубые сандалии и с упоением принялась
