С высоты птичьего полета - Станислав Хабаров

Сказка наяву

Каркасон сначала существовал для нас в справочниках и путеводителях, в альбомах «Красоты мира», которыми мы успели обрасти, в журналах, в том числе и в выпускаемом компанией внутренних авиалиний, по-моему не очень читаемому, разложенному в изобилии в самолетах и залах ожидания в аэропорту. Подъезжая к месту работы, мы каждый день видели стрелку «Каркасон», и вот теперь со скоростью сто километров в час мчимся в этот чудо-город из снов, как утверждает путеводитель.

Вчера шёл дождь, сегодня солнечно, но по горизонту легкие облака. Метеосводки обещали на юге сносную погоду. По сторонам высокие посевы, местность холмистая, в неё встроены дома с черепичными крышами, а иногда и замки – шато. Дорога не утомляет, любуешься зелеными и вспаханными полями, на одном изумрудные растения серебрятся на ветру. Встречаются редкие кусты или деревья, рядом с ними, как правило, дома со сказочными черепичными крышами.

В Каркасоне мы бродим между двойными, сохранившимися стенами, смотрим вниз на городок, примостившийся рядом. Ветер сильный, он дует, как в аэродинамической трубе, срывает и долго несёт мой берет. Заходим в храм, где закончилась свадебная церемония, а затем обедаем в ресторанчике, где мы одни за вытянутым во всю залу столом. Мы поражаем красивую, на испанский манер, хозяйку, и она быстро меняет опустевшие блюда для хлеба и бутылки вина.

И снова город солнца и камня. Мы видим сверху и ложный вход, у которого в былые времена, как правило, располагались лагерем враги. Холодный ветер пронизывает насквозь, и тут возникает решение: не возвращаясь, поехать дальше на юг по старой римской дороге к Средиземному морю.

Мы добирались до моря не как в Крыму, где подымаешься на высокие горы, через перевал, а прорезающими горы долинами. Дорога вильнула вправо, влево и оказалось – ворота на той же высоте, а мы как бы минуем попеременно чуть приоткрытые створки ворот. И вот перед нами Средиземное море. Автобус тормозит примерно в полутора сотнях метров от воды. Выскакиваем и бежим к морю. Пляж пуст. Иначе на пляже курортного городка Нарбонн подумали бы – прибыли сумасшедшие. Ветер поднимает песок, но мы дружно раздеваемся. Оставшиеся на берегу держат одежду в руках или прижимают к песку ногой, иначе унесёт.

Вода в море – градусов 10, и, как в Прибалтике, нужно ещё добраться до глубины, а ветер срывает пенистые гребешки, и ты, не погрузившись в воду, уже мокр. Но что с того, что холодно, а на губах непривычно соленая вода. Мы в Средиземном море! Плыть в сторону моря легче, ветер попутный, а вот обратно – вода попадает и в нос и в рот – чихаешь, плюёшься, хлебаешь солёную влагу. И все-таки здорово, только замерзшие товарищи на берегу напоминают, что нужно вылезать.

Одни купались, другие сидели на берегу за столиками под пальмами с бокалом лимонада, а кто-то отыскивал декоративные изогнутые сучья, вынесенные морем. А рядом с пляжем громоздились особые рыжие домики Нарбонна. Они лепились друг к другу, словно их подстраивали – тесно, рядом, стенка к стенке. Они выглядывали друг из-за друга, и создавалось сходство с опенками на пне. Но, если приглядеться, то видишь – у каждого изолированная терраса, и вид на море, и близость к пляжу, словом, сумма удобств. А вида хватало и так: пляж, море, шеренги пальм над столиками прибрежных кафе. Оранжевый улей, кто тебя выдумал?

А нам пора, в автобус и обратно. Конечно, тянет дальше вдоль моря к востоку, на Монпелье и Ним, где родился Доде и в гербе, как и на рубашках Лабарта, красуется крокодил. Но почему крокодил? Эти пресмыкающиеся не водятся во Франции; разве что на ферме города Боллен (мелькнуло такое в газетах).

Катим назад по маслянисто поблескивающему шоссе, под южным солнцем, среди начинающегося лета, зелени, и лишь в сознании заснеженные просторы родины.

В Тулузе завершается переход от весны к лету. В круглом скверике на площади Вильсон тюльпанное дерево не успело отцвести, только цветы его выцвели, побелели. А вот у КИСа – «остатки роскоши» – крохотные островки цветения, но сами деревья, тонкие пучки их веток покрылись крохотной красноватой листвой. И это тоже красиво.

В Париже, где мы как обычно мимоходом, проездом, олицетворением весны два пушистых зеленых дерева на остром носу скверика Вер-Галан. Хемингуэй так красочно описал рыбалку в этом месте, что хотелось спуститься с моста у Генриха IV, постоять на описанном месте, но не выходит, весенняя вода затопила нижние ступеньки лестницы.

Как всегда, бывая мимоходом в Париже, я спешу в Латинский квартал на улицу Муфтар. От набережной по крутому холму я опять поднялся до площади Контрэскарп. Но постоять там не удалось. Какой-то панк с выбритой головой с огромным и злобным псом о чем-то спорил с пожилым греком, приставал к прохожим.

Опять мы жили в гостинице «Терминус Нор», напротив Северного вокзала. Возвращаясь к себе, я видел огромную, запрудившую перекресток толпу. Со всех сторон спешили негры и арабы. У Больших бульваров я снова увидел толпу, услышал крики через микрофон. Что это? Оказалось, просто шла распродажа. Весь шум и гам создавал уличный торговец через микрофон. Он составлял за одну и ту же цену привлекающий набор, входя в раж и импровизируя, но толпа безучастно наблюдала его шаманство.

На улице Петит-Экюри вблизи вокзала опять-таки было многолюдно: толпились вооруженные полицейские, другие выглядывали из стоящих вдоль тротуара машин. Их было много, они занимали весь тротуар, сжимая боевое оружие, и мы с опаской обходили их.

В газетах и выпусках телевидения давался ответ на эти вопросы: представитель Африканского национального конгресса Дульчи Септембер была убита на этой улице агентами южноафриканских секретных служб. Хотя удалось опознать личность одного из них, преступников вряд ли когда-нибудь найдут, заявила газета «Монд». Париж, мол, не хочет обострять отношения с Преторией.

Предвыборная борьба вышла на финишную прямую. По телевидению в интервью телепрограммы «Антенн-2» Франсуа Миттеран объявил, наконец, что будет бороться за пост президента. До первого тура президентских выборов остается месяц. С плакатов смотрит пока премьер-министр и мэр Парижа. На лбу последнего напечатано «Воля», а ниже «Да, это – Ширак!» С других расплывшееся лицо бывшего премьер-министра с надписью «Барр – это доверие». Ширак опубликовал программу по рассасыванию пробок на парижских улицах: это и сооружение платных подземных дорог, увеличение парка такси, управление ритмом светофоров с помощью вычислительных машин. Отчего-то часто с экрана телевидения смотрит Лe Пен: ясная улыбка, пшеничного цвета волосы, в руках нередко розы удивительной красоты. Его основной лозунг «Францию – французам». Этот лозунг близок многим французам, боящимся, как пишет журнал «Фигаро-магазин», что Франция сделается скоро «Северной Аравией». «Три миллиона безработных равняются трем миллионам «лишних» иммигрантов», – заявляет Ле Пен. Большинство французов считают, что во Франции слишком много иммигрантов. За последние семь лет 104 человека поплатились жизнью за свое нефранцузское происхождение; погибшие – алжирцы, марокканцы, тунисцы. Словоохотливость Ле Пена подводит его. Так, выступая, он договорился до «незначительной детали минувшей истории – газовых камерах», а агрессивность «бритоголовых» подтверждает теории «ультра».