Город святых и безумцев - Джефф Вандермеер

— Ворон даст вам свой нож, — сказал Сыч, — но не думайте, что сможете бежать только потому, что у вас есть оружие. — И словно чтобы это доказать, Сыч достал пистолет, оружие с виду элегантное и опасное, недавно изобретенное учеными Халифа.

Ворон протянул нож.

Все чувства Лейка обострились, сменили свое назначение, он поглядел на Восса Бендера, потом на нож. Тонкий лучик света играл по металлу и зернистым разводам на рукояти. Он даже смог прочесть гравировку на клинке, имя производителя: «Хоэгботтон и Сыновья». Что у такого ножа есть, наверное, своя история, родословная, что об этом ноже он должен знать больше, чем об этой троице, показалось ему столь же ужасным, сколь абсурдным. И пока он глядел на нож, на выгравированные слова, на него обрушилось сознание необратимости такого поступка. Отнять жизнь. Оборвать жизнь, ас ней целый мир любви и восхищения. Оставить дыру в ткани бытия. Отнять жизнь — это немало, совсем немало. Он увидел, как улыбается отец, как раскрываются его руки, чтобы показать блестящие, грациозные трупики насекомых.

— Бога ради, не заставляйте меня его убивать!!!

Взрыв смеха Сыча, Ворона и Аиста застал его врасплох настолько, что он засмеялся вместе с ними. Его сотрясал смех, его челюсти, его плечи расслабились в предвкушении того, что шутка вот-вот раскроется… а потом понял, что смех их хриплый, жутковатый, жестокий. Медленно-медленно его собственный сменился рыданьем.

Веселость спала с Ворона раньше, чем с Аиста и Совы.

— Он уже мертв, — сказал он Лейку. — Весь город знает, что он мертв. Нельзя убить человека, который уже мертв.

Застонав, Восс Бендер удвоил свои попытки освободиться от пут. Троица его игнорировала.

— Я не стану этого делать. Не стану.

Его слова прозвучали неуверенно, будто он вот-вот поддастся на уговоры или угрозы. Он знал, что, оказавшись лицом к лицу с собственной гибелью, сделает все, чтобы остаться в живых, пусть это даже извратит, растлит, уничтожит все, что составляло истинного Мартина Лейка. Но перед его мысленным взором еще маячило лицо отца, а вместе с ним все, что отец говорил о святости жизни.

С безжалостной четкостью выговаривая слова, Сыч произнес:

— Тогда мы исстегаем ваше лицо, пока кожа на голове не повиснет клочьями. Отрежем вам пальцы на руках и ногах, порубим, точно морковь на суп. Вы, сэр, превратитесь в кровавую головоломку, решать которую выпадет какому-нибудь псу в переулке. А Бендер все равно будет мертв.

Лейк смотрел на Сыча, а Сыч смотрел на Лейка, и совиная маска не выдавала ни тени слабости.

Глаза были как два холодных, морщинистых камня, неумолимых и древних.

Когда Ворон протянул Лейку нож, он его взял. Лакированная деревянная рукоять удобно легла в ладонь, гладкость древесины говорила о заученной легкости, мастерстве в искусстве убийства.

— Очень резкий удар поперек горла, и все будет кончено, — сказал Ворон.

Аист тем временем затянул тело Бендера белой тканью, оставив открытыми только голову и шею. Сколько раз Лейк проводил кистью по нарисованному горлу, а модель перед ним смертельно скучала? Он пожалел, что брал так много уроков анатомии. Он поймал себя на том, что перечисляет и называет мышцы в шее Бендера, каталогизирует артерии и вены, кости и сухожилия.

Аист и Ворон отошли за гроб. Пропасть между ними и Лейком была огромной, нож в руке — холодным и тяжелым. Лейк видел крохотные частички ржавчины, проевшей углубления каждой из гравированных букв в надписи «Хоэгботтон и Сыновья».

Он поглядел на Восса Бендера. Глаза у старика были выпученные, налитые кровью, водянистые. Он умолял Лейка через кляп, и Лейк лишь отчасти понимал слова. «Не надо… Не надо… все, что у меня есть… Помогите…» Лейк восхищался силой Восса Бендера, но, стоя над своей будущей жертвой, поймал себя на том, что наслаждается властью, которую получил над композитором. Ведь это человек, которого он только вчера проклинал, человек, который настолько изменил город, что его смерть его расколола.

Восс Бендер забился снова, и будто движение разрушило чары, головокружительный триумф обернулся отвращением с примесью тошноты. У него вырвался мучительный надломленный смешок.

— Я не могу этого сделать. Я не стану этого делать.

Лейк попытался уронить нож, но пальцы Ворона сомкнулись на его руке, превращая ее в кулак, сгибая собственную, которая повела нож прямо в гроб, заставляя Лейка наклониться к горлу Бендера. Аист удерживал голову Бендера ровно, со странной нежностью гладя виски обреченного. Сыч стоял отчужденно, как сыч наблюдая за разыгрывающейся под его веткой мистерией. Лейк охнул, борясь с неумолимым давлением Ворона вниз. И как раз когда уже казалось, что он вот-вот поддастся, художник внезапно обмяк. Нож опустился под безнадежным углом, что еще усугубилось мощным рывком в сторону Бендера. Клинок сделал лишь полдела, порезав яремную вену. Резко хлынула кровь.

И словно удар был сигналом, Ворон и Аист, тяжело дыша, отступили. Бендер, задыхаясь, загулькал, звук был такой, будто он захлебывается собственной кровью.

Стоя на коленях, Лейк раскачивался взад вперед.

— Вы потеряли голову, — сказал своим товарищам Сыч. — Вы что, хотите, чтобы его кровь была на нас?

Лейк смотрел то на нож, то на неумело располосованное горло Восса Бендера.

Кровь закрасила все, кроме «Хоэг» в «Хоэгботтон». Кровь запятнала его левую руку. Она совсем не походила на краску: слишком яркая. Там, где она высыхала, кожа начинала зудеть.

Закрыв глаза, он почувствовал, как стены стремительно раздвигаются, и перед ним вдруг разверзлась темная бездна. Из дальнего далека он услышал голос Сыча:

— Теперь он умрет. Но медленно. Очень медленно. Будет слабеть и слабеть, пока, вытерпев значительную боль, не испустит дух через несколько часов или дней. И мы не шевельнем ни пером, ни пальцем, чтобы ему помочь. Будем только смотреть. Ваш выбор остается прежним: прикончите его и живите; оставьте жить его и умрете вместе с ним. Теперь это убийство из милосердия.

Лейк поднял глаза на Сову:

— Почему я?

— А почему вы решили, что вы первый? Откуда вам знать, что вы избранный?

— Таков ваш ответ?

— Это единственный ответ, который вы услышите.

— Что он мог вам сделать, что вы к нему так безжалостны?

Сыч поглядел на Ворона, Ворон на Аиста, и по внезапной, проскочившей между ними легкой дрожи Лейк решил, что знает ответ. Он видел, как таким же взглядом обмениваются художники в кафе на бульваре Олбамут, когда словесно расчленяют новую восходящую звезду.

— Вы его боитесь, да? — Лейк горько рассмеялся. — Вы ему завидуете и жаждете его власти, но больше всего вы его боитесь. Вам слишком страшно самим его убить.