Одержимый. Рыцарь Империи - Андрей Буревой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сон вообще не шел. Да и холодно слишком, для того чтобы спать. Так и сидел, поджав босые ноги, на охапке соломы до самого утра. Как ни странно, в моей темнице было крохотное окошечко на свободу, просто я его не заметил поначалу. Слишком оно мало. Да и является, по сути, лишь трубой, через которую в подземелье поступают воздух и немного дневного света.
* * *Тюрьма с зачином дня прямо ожила. Наполнилась гулом, шумом. Очевидно, немало здесь люда сидит.
Кормежка началась. По коридору прокатили какую-то скрипящую тележку и начали стучаться в камеры – еду заключенным раздавать. А про меня словно забыли… Ну да не очень-то и хотелось, учитывая, как громко ругался на тюремщиков сидящий по соседству со мной злодей. Не понравилось ему, вишь, что уже в который раз плесневелый хлеб достается, а каша опять подгорела.
Время потекло… Заключенных еще трижды покормили. А за мной так никто и не пришел.
Я как бы уже беспокоиться начал. Нехорошие мысли стали в голову закрадываться – а не собрались ли меня здесь втихую уморить? Без всякого суда?..
Походив по камере, поразмявшись, я цепь свою подергал, покрутил. В принципе если поднапрячься, то штырь можно выдернуть из стены.
– Эй, ты что это там задумал? – отвлек меня от попыток крутануть цепью штырь знакомый голос.
Повернувшись, я обнаружил знакомую толстую рожу, заглядывающую в окошечко на двери.
– Да так, прикидываю, – неопределенно высказался я, выпуская цепь из рук.
– Ну-ну, – хмыкнул надзиратель и пригрозил: – А то смотри – будешь непотребства какие устраивать, мигом из арбалета в тебя стрельнем.
– Да какие непотребства? – с досадой высказался я. – Что меня на суд-то не ведут?
– Откуда ж я-то знаю? – откровенно удивился тюремщик. – Мне о том никто не докладывает… Может, завтра что решат, – предположил он.
– Да хоть бы поскорей уже, – вздохнул я, поняв, что ничего внятного мне от простого надзирателя не добиться. Потерев бурчащий живот, спросил о насущном: – А что тогда не кормят меня?
– Средствов в городской казне не хватает на то, чтобы вас всех прокормить. Вот, – важно выдал тюремщик.
Я только хмыкнул. Но кивать на чью-то толстую рожу, не иначе как разъеденную на скудных тюремных харчах, не стал.
А надзиратель меж тем продолжил, наморщив лоб:
– А тебя еще к тому же в особом порядке потчевать повелели… Вот и думаем, как угодить. – После чего пообещал, захлопывая оконце: – Завтра что-нибудь решим с твоей кормежкой.
Так я и остался голодным… Урчащее брюхо погладил, вздохнул да на охапку соломы вернулся. На ней хоть ноги не так мерзнут.
Минула еще одна бессонная ночь. Началась кормежка. Опять кашу давали… А про меня забыли вновь!
Когда развозящая пищу тележка прогремела мимо меня, возвращаясь, я не выдержал и, подойдя к двери, громко забарабанил.
– Ну что тебе? – заглянула в окошечко спустя какое-то время толстая харя надзирателя.
– Кормить меня кто обещал? – возмущенно обратился к нему я.
– Сейчас все будет, – заверил он. – С остальными только разберемся.
И правда, десятка минут не прошло, как заскрипел засов, забренчал замок и дверь в мою камеру отворилась.
– Э-э… – растерянно протянул я, глядя на двух толстобрюхих и толстомордых надзирателей, втаскивающих: один – медный таз с исходящей паром водой, а другой – табурет и белоснежное полотенце.
– Умыться вам, перед завтраком, – радушно улыбаясь, сообщил шагающий первым, ставя на пол табурет.
Захлопнув рот, я удивленно хмыкнул, дивясь эдакому тюремному обслуживанию. Но, разумеется, отказываться не стал. И умылся, и руки сполоснул. Чистым полотенцем вытерся.
Надзиратели тут же все уволокли и притащили небольшой лакированный столик. Поставили его у двери на пол. Бархатную подушечку рядом уложили да меня на нее усадили. На столик накрахмаленную скатерть постелили. А мне на шею льняную салфетку притулили. Рукава рубахи помогли закатать.
Я уже в полной прострации от всего этого пребывал. А уж когда один тюремщик притащил здоровенный поднос с фарфоровыми тарелками-тарелочками, разномастными мельхиоровыми ножами, вилками и ложками и начал стол сервировать, а второй подал мне на подносе серебряную чарочку со словами:
– Не изволите ли аперитивчику отведать для аппетиту? – просто в ступор впал.
Даже не задумываясь, чарочку взял и в себя опрокинул. Так хорошо пошло, что я совсем безропотно позволил сунуть себе в руки нож и вилку.
Помогавший мне тюремщик довольно кивнул и выскочил из камеры. Куда-то посеменил, переваливаясь. А второй остался со мной, стоя сбоку, сложив мясистые лапы на пузе и с отеческой улыбкой взирая на меня. Так прошло минуты две или три…
– Ну а еда-то где? – опомнившись, нетерпеливо обратился я к оставшемуся в камере надзирателю.
– Сейчас-сейчас! Уже бегу, уже несу! – тотчас радостно отозвался из коридора другой, словно только этого и дожидавшийся. И торжественно внес в камеру огромное блюдо, накрытое крышкой.
Приблизился. Поставил принесенную посудину на столик передо мной и чуть-чуть крышку приподнял, позволив мне втянуть в себя дивный аромат чего-то вкусненького. Я расплылся в довольной улыбке… И хоп! Как какой-то фокусник неуловимым движением руки резко крышку с блюда снял!
А я ошарашенно разинул рот, уставившись на то, что находилось на полированном до блеска стальном блюде… На наполненную обычной водой простую деревянную кружку, изрядно погрызенную кем-то, и на лежащую рядышком крохотную горбушку черного хлеба, усохшую до состояния окаменелости. Хорошо хоть не плесневелую… У меня даже живот от такого издевательства свело!
– Вот вы в-волки… – запинаясь, выдохнул я, обращаясь к довольно заржавшим надзирателям, глядящим на мою ошеломленную рожу.
– Но-но, не балуй! – бросив глумиться, пригрозил мне самый толстый, едва я, сжав нож и вилку, начал подниматься с подушки со зверским выражением лица. – А то мигом болт в печень схлопочешь.
Получить железный штырь в брюхо мне не очень хотелось, но спасло от неизбежной смерти толстомордых надзирателей только появление нового действующего лица. В камеру заглянул знакомый усатый десятник и с досадой бросил:
– Дэн, Карой, опять вы со своими розыгрышами? Доиграетесь ведь – прирежет вас кто-нибудь! – После чего обратился ко мне: – Собирайся, на суд тебя вызывают.
– Что мне собирать-то? – буркнул я, справившись с обуявшей меня яростью и смерив двух толстобрюхих любителей жестоких шуток не предвещающим ничего хорошего взглядом.
– Ну, к примеру, кандалы, – без тени усмешки выдал десятник, вытаскивая означенный предмет из-за спины. – Цепь с его ноги снимите, – велел он надзирателям.
– Ага, сейчас! – торопливо закивал один из них и двинулся было ко мне. Но вовремя остановился, видя, как я сощурился да нож с вилкой поудобнее перехватил.
– Брось! – строго велел другой, с невероятной для такого толстяка скоростью выскочив из камеры и тут же вернувшись со взведенным арбалетом в руках. Он у них, похоже, рядом с моей камерой лежал – уже настороженный. Видать, частенько во время розыгрышей происходят эксцессы.
– Бес с вами! – выругался я, сочтя произошедшее недостойным кровавых разборок. И так невесть какое обвинение грозит, а за двойное убийство так точно засудят.
Перехватив нож и вилку обратным хватом, я медленно наклонился, вроде как собираясь положить их на стол. А потом, когда тюремщик с арбалетом чуть расслабился, – раз-з! И вогнал их в столик, пробив стальное блюдо-поднос и пригвоздив его вместе со скатертью к лакированной столешнице!
– Ну все, я собрался, – уведомил я десятника, разгибаясь и с удовольствием глядя на ошалевших толстомордых.
Так вот мы и расстались с начавшими переругиваться между собой надзирателями. Ручные кандалы, соединенные тонкой длиннозвенной цепочкой, на меня нацепили и повели на суд. Прямо так, не дав обуться и накинуть куртку. А на улице отнюдь не лето… Неслабо так продрог, пока до управы добрались.
Но все это ничто по сравнению с тем, что ожидало меня в зале суда… В абсолютно пустом зале. Где римхольский десятник и пара его подчиненных усадили меня на скамью и ушли.
Недоуменно повертев головой по сторонам, я растерянно пожал плечами. Что тут творится – не пойму. Но в этот момент за судейской трибуной распахнулась маленькая дверка, и через нее вошла несравненная ди Мэнс. С охапкой каких-то бумаг под мышкой, в судейской мантии и шапочке! Прошла, не обращая на меня внимания, к трибуне и уселась на место судьи!
– Это даже не смешно, – подобрав отвисшую челюсть, хмуро заявил я девушке, начавшей с сосредоточенным видом раскладывать принесенные бумаги. – Это же не суд получается, а фарс!
– А что не так? – подняв взгляд и изобразив удивление, поинтересовалась Кейтлин, не переставая при этом шуршать бумагами. – Все совершенно законно. Закрытое заседание с минимумом присутствующих лиц, так как рассматривается дело, затрагивающее честь девушки благородного сословия.