СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2 - Клод Фаррер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне это не удалось. И вот, снова вернувшись к жизни, я чувствую себя уже ни к чему неспособной. Нет сил… И все же я не могла видеть вас обоих вместе. Мне надо было сделать выбор — я выбрала вас… Или, может быть, не я выбрала, а случай выбрал за меня… Не знаю, но дело уже сделано, и не будем больше о нем говорить… Никогда!
Он отказался от дальнейших попыток и умолк.
Затем последовали иные дни — невыносимые.
Глава тринадцатая
— Но чего она хочет? — в десятый раз спросила мадам Эннебон.
Поль де Ла Боалль вернулся утром из клиники с новостью: Изабелла, уже совсем оправившаяся от болезни, заявила врачам о своем предстоящем уходе. Конечно, о ее возвращении в гостиницу не могло быть и речи. В присутствии своего мужа, не обращаясь непосредственно к нему, она попросила принести ей французское расписание поездов и осведомилась, когда римский экспресс, отбывающий с главного вокзала в полдень, прибывает в Париж.
— Чего же она хочет?
— Очевидно, она хочет уехать отсюда во Францию, не повидав вас. Уехать со мной.
— С вами? Она сказала вам это?
— Вы же знаете, что она никогда ничего мне не говорит, то есть ничего не рассказывает мне о своих планах. Я даже сомневаюсь, есть ли у нее какой-нибудь план. Но она в моем присутствии справилась о двухместном купе в спальном вагоне.
— А! — воскликнула мадам Эннебон.
В голосе ее звучала тревога. Немного погодя, она спросила:
— Что вы сделаете, Поль?
Он посмотрел на нее долгим взглядом, потом пожал плечами:
— Я люблю вас, — сказал он вдруг. — Смею предполагать, что это вам известно. Значит, я без вас не поеду с ней.
— Боже мой! — прошептала госпожа Эннебон.
В шепоте ее звучала тревога, смешанная с радостью.
Поль де Ла Боалль продолжал с какой-то странной жестокостью:
— Я люблю вас. Все, что происходит сейчас, — пытка для меня. Я ее не заслужил. Я послушался вас, согласившись на этот фиктивный брак только под одним условием — что брак этот ничего не изменит в наших отношениях. Вы поклялись мне в этом. Я не забыл о вашей клятве.
Но его упреки скорее радовали, чем тревожили ее.
Она стала думать вслух:
— И все-таки она не должна покидать вас. Ведь у нее мелькнула прежде мысль о разводе, не правда ли? Во что бы то ни стало надо этого избежать. Развод разрушил бы всю вашу будущность как раз тогда, когда ради этой будущности так много сделано! Подумайте только: развод — это такой скандал!
Она остановилась, словно неожиданно обнаружив новую проблему.
— И такой грех! — добавила она с искренним ужасом.
Госпожа Эннебон была в самом деле набожна, а не только для вида.
Вечером Поль де Ла Боалль снова вернулся из клиники в отель. Изабелла, не посоветовавшись с мужем, успела уже заказать два смежных купе в экспрессе Рим — Париж, отбывающем на третий день.
— Но… что она станет делать во Франции? — испуганно спросила мадам Эннебон.
— Откуда мне знать? — ответил Поль де Ла Боалль, который тоже терял почву под ногами.
И, как всегда в таких случаях, женщина первая успокоилась и вновь обрела необходимое хладнокровие.
— Вы должны вначале принципиально следовать во всем ее желаниям. Вы начнете с того, что послезавтра уедете с ней в Париж. Да, я знаю, вы решили иначе? Но не надо упрямиться! Главное — надо избежать непоправимого. Что касается меня, то я уеду отсюда либо на сутки раньше вас, либо на сутки позже… Это не важно…
Он молча слушал ее, готовя в мыслях возражения. Но она продолжала:
— Далее… Когда-нибудь впоследствии, в Париже… Там надо будет совершить самое трудное… Вы должны будете добиться у нее постепенно… добиться у нее мира… Мира между нами тремя…
— О! — воскликнул Боалль.
Голос его выражал полнейшую безнадежность.
Но мадам Эннебон, бледная, взяла его за руку.
— Это необходимо! — настойчиво повторяла она. — Это необходимо! Иначе, что будет с нами обоими?
Он пытался ее переубедить. Но, несмотря на весь свой привычный оптимизм, она ясно различила грозящую опасность: она не могла забыть тех нескольких слов, которые накануне ей передал Поль:
— Вы сказали мне, что перед попыткой наложить на себя руки она подумала о разводе… А также о поездке к отцу в Ванн или — в Париж к аббату Мюру…
— Да.
— Аббат Мюр — мой духовник…
— И ее также, вероятно?
— Нет, — рассеянно ответила мадам Эннебон. — У Изабеллы духовника нет и никогда не было… Она просто исповедуется, и больше ничего… И я даже не знаю, у кого она исповедуется… Нет, нет, аббат Мюр — только мой… Это он направил меня сюда к патеру Ронкетти…
Нескромное любопытство побудило Поля спросить:
— Скажите, пожалуйста… Я уж раньше об этом думал… Перед тем, как решиться выдать замуж свою дочь… выдать ее замуж за меня, вы говорили об этом с аббатом Мюром?
— Конечно.
— И он ничего не возражал?
— А что бы он мог возражать?..
— О, Господи! Я думал… Вы же, вероятно, никогда ему не говорили… о ваших отношениях со мною…
— Я ему всегда исповедуюсь во всем… конечно, не называя имен… Какой же вы язычник, мой бедный Поль, если не понимаете, что исповедь должна быть благоразумной?
— А!.. — воскликнул он разочарованно.
Но потом, подумав с минуту, он продолжал:
— Во всяком случае, я боюсь, что, если Изабелла действительно посетит аббата Мюра, то она сделает это именно для того, чтобы сообщить ему имена…
— Я уж об этом подумала, — сказала она.
Они посмотрели друг на друга. Она покраснела.
— Для меня это будет нестерпимо, — добавила она, — совершенно нестерпимо. Скорее я решусь Бог знает на что…
Она повторила:
— Бог знает на что…
Поймав его вопросительный взгляд, она выразилась ясней:
— Я лучше сама навещу аббата Мюра…
Глава четырнадцатая
Аббат Мюр — несколько лет тому назад переведенный в менее блестящий приход, жил в крошечной квартирке на пятом этаже. Входная дверь в этом доме казалась какой-то дырой в стене, лестница была кривая и обветшалая. Без сомнения, дамы из прежнего прихода, продолжавшие исповедоваться у него и посещавшие его ужасную берлогу, отличались исключительной преданностью к нему. Впрочем, аббат Мюр очень редко принимал у себя на квартире посетителей. Как большинство священников, он предпочитал воздерживаться от личного знакомства с дамами, которых он исповедовал. Конечно, бывали и исключения из этого правила. Для нескольких избранниц аббат Мюр был не только духовником, но и наставником. Увы, выбор производился обыкновенно не на основании особых добродетелей, а, наоборот, на основании слабостей, которые требовали специальных забот. Что касается таких забот, то надо сказать, что аббат Мюр, отнюдь не будучи «светским» священником, был величайшим мастером в этой области.