Керченская катастрофа 1942 - Всеволод Абрамов

5 августа. Разбираю и читаю письма найденной почты. Дело идет очень медленно, ибо текст на многих из них надо закреплять реставратором. Впрочем, отдельные письма сохранились очень хорошо. Вот письмо на грузинском языке из Кабулети. Его перевели мне солдаты-грузины из прикомандированной к нам команды по разминированию. Мы назвали это "письмо невесты". "Привет Ладо от Елены. Ладо, почему ты не пишешь домой письма? Пожалуйста, Ладо, напиши домой письмо, я прошу тебя. Твоя мать все время кричит: "Где мой сын Ладо!?" Ладо, получила я твое письмо 17 августа, а второе 23 сентября… Ладо, письмо тебе писала 12… получил ли ты его или нет? Ладо, я замуж не иду, жду Вас, не бойся… Твой брат Раули живет хорошо, тетя Лео… хорошо Ладо, Бения уже забрали в армию. В Кабулети остались старики и дети, больше никого нет… получаю деньги. Ладо, здесь много кукурузы, живу хорошо. Жду тебя Ладо… уже один месяц прошел, письма не было. Напиши, где ты служишь: в Керчи или нет? Ладо, я жду Вас. Твоя Елена. Ладо, когда я это письмо написала, была ночь, в это время от тебя пришло письмо. Елена+Ладо. Твоя Елена". Второе письмо школьника старшему брату. Обратный адрес: Рязанская область, г. Сасово… кв. 2. "…Иван, шлю тебе свой ученический привет… наилучшего в твоей боевой службе. Мы все живы, живем мы сейчас хорошо… вдоволь. Козы наши окотились, завел себе кроликов, тоже скоро… Ивана Троицкого… нашего классного руководителя взяли в армию, вместо него у нас математик Болховитинов.[265] Иван Степанович… тоже справлялся о тебе, как… Ты бы Иван написал ему что-нибудь… он рад был бы. Ну немножко о себе. Во-первых, сообщаю, что учимся сейчас в три смены. Мои занятия с 3. 40 до 8. 15 по 6 уроков каждый день. 3 апреля сдавал зачеты по военному делу. Сдал на "отлично", военрук Баранов похвалил. Досталось мне три вопроса: показать штыковой бой, устройство пулемета и его действие и окопы. Вернее — какие бывают окопы и как их делают в боевой обстановке. Изучаем сейчас комбайн. Основное уже изучили, по нему тоже будут зачеты. Пока наши… будут пахать, а мы будем ремонтировать… как хлеб созреет, будем убирать… лучше убирать, чтобы больше дать… без потерь, так как каждое зерно ускорит нашу победу… Я подал заявление в ВЛКСМ, не принимали еще, но не сомневаюсь… меня… а все-таки Степановичу что-нибудь напиши о товарищах и о своей части… мы расскажем вам, как… Ну пока, до свидания. В. Медведев".

Позже это письмо я опубликовал в газете "Рязанский комсомолец". Сразу же откликнулся автор этого письма Медведев Василий Семенович, после войны инженер, проживающий по-прежнему в г. Сасове. Письмо было написано брату, старшему лейтенанту Медведеву Ивану Семеновичу, который закончил Московское военное инженерное училище и воевал на Крымском фронте, погиб он в 1943 г. под Новороссийском. В конце войны пришлось повоевать и автору письма, так что добросовестное изучение военного дела в школе ему весьма пригодилось.

После обследования "комнаты Ягунова" Щербак С. М. высказал мысль, что хорошо бы найти могилу Ягунова П. М. Район ее был известен по воспоминаниям Ефремова Н. А. Правда, у нас было сомнение, что эта могила сохранилась, ибо она могла быть разорена после войны беспорядочными раскопками или засыпана обвалом. Несмотря на это, поиск могилы мы восприняли с энтузиазмом и надеждой.

Ефремов Н. А. сообщал, что Ягунов П. М. был похоронен справа от главной галереи, которая шла из глубины в сторону большого карьера. Он рассказывал, что много раз во время обороны проходил мимо этой могилы, когда ему надо было пройти к выходу в карьер. Мы с Щербаком С. М. начали изучать этот район и пришли к заключению, что могила может быть под небольшим завалом в проходе от главной галереи к "низовке", где мы нашли почту. Здесь с потолка обрушился слой ракушечника, который мы решили разобрать. Работа была тяжелая, ибо рухнувшую плиту мы разбивали кувалдами с помощью стальных клиньев и пластинок. Отваливая очередной кусок плиты, мы внимательно изучали поверхность под нею. Но там был небольшой слой сухой тырсы, которая лежала на скалистом грунте. Понятно стало, что в этом месте могилу копать просто не могли. Находки были небогатые: хорошо сохранившийся штык от русской винтовки и граната-лимонка без запала. Эта неудача нас охладила, и мы занялись "низовкой", в которой нашли много интересного. А потом быстро подошел и срок окончания экспедиции. А могила Ягунова была совсем рядом — за стеной в каких-нибудь 3–4 метрах от "низовки". Ефремов Н. А. был прав, что он ходил к выходу и справа видел могилу. Дело в том, что мы считали, что выход в карьер здесь был один и шел из главной штольни, но в действительности здесь был справа еще 1 или 2 выхода, вот к ним-то и ходил Ефремов мимо могилы. Сейчас этих выходов нет, их завалили фашисты взрывами.

Могилу Ягунова П. М. позже нашли случайно рабочие музея, которым для строительства потребовалась тырса. Они наткнулись на доски гроба, сделанного из кузова автомашины. Рядом было второе захоронение, но уже без гроба. Ясно, что это были останки командира, погибшего вместе с Ягуновым от взрыва. То, что это был Ягунов П. М., сомнений нет. Тем более, его останки подверглись судебной экспертизе в г. Симферополе. Хорошо сохранились его хромовые сапоги со следами взрыва неизвестного предмета. Сапоги, особенно нижняя их часть, иссечены мелкими осколками. Особенно пострадали каблуки, один из которых оторван осколком, след которого был хорошо заметен. Рассказ Ефремова Н. А. и тут подтвердился, ибо видно, что взрыв произошел, когда Ягунов П. М. наклонился и присел над взрывоопасным предметом. Интересно, что могила располагалась рядом со своеобразной площадкой, выпиленной из ракушечника. Можно предположить, что эта площадка служила своеобразным "катафалком", где лежали тела погибших, и с ними прощались товарищи. Затем их зарыли на небольшую глубину. Метрах в 15-и от захоронения Ягунова П. М. был вход в интересное помещение, которое мы назвали "церковью". Похоже, что она здесь была оборудована до революции или в первые годы советской власти. Это было сухое, продолговатое помещение, на стенах которого были аккуратно выдолблены в ракушечнике ниши, точнее прямоугольные углубления, напоминающие окна. Очевидно, в них когда-то помещались иконы. Захоронение Ягунова П. М. "около церкви" вполне соответствовало русскому православному обычаю. Останки найденных погибших позже были торжественно перехоронены в центральном сквере поселка Аджимушкай, рядом с другими героями, останки которых были найдены в каменоломнях.

После этого, в один из своих приездов, я посетил место первоначального захоронения Ягунова. Рядом с захоронением у "катафалка" я железной скобой стал перебирать тырсу и наткнулся на интересный предмет, который не заметили рабочие при раскопках могилы. Это была маленькая мензурка, с помощью которой дают больным лекарство. Нетрудно понять, что это был предмет из госпиталя и им воспользовались на поминках погибшего командира. А таковые по русскому обычаю, очевидно, были. Я уже рассказывал, что в каменоломнях из сахара гнали самогон, да и в начале июля еще оставался коньяк из складов военторга.

Во время работы экспедиции 1973 г. у нас совершенно не было времени обследовать Малые каменоломни, и мы тогда там почти не работали. Более полное и систематическое исследование и раскопки там были проведены позже, и там нашли довольно много находок. В первую очередь было решено детально обследовать место, где располагалась последняя группа Поважного М. Г. Это место нам было хорошо известно, ибо показывалось Поважным М. Г. и Ильясовым С. Ф. В один из приездов в Керчь мы договорились с Ильясовым, что он тоже прилетит из Ленинабада, покажет и расскажет все на месте последней стоянки. С нами был и сын батальонного комиссара Карпекина М. Н. — моряк торгового флота, механик судна, Валерий Митрофанович Карпекин. Ильясов показал Валерию место, где умер его отец от голода. Это было перед самым пленением, и тело его еще не успели похоронить в каменоломнях. Далее Ильясов подробно рассказал, как его пленили, где прятались от румын Поважный, Шкода и Дрикер. Я спросил про документы штаба. Ильясов ответил: "Все они были собраны фашистами и вот в этом месте сожжены. Они взяли только толстую тетрадь Шкоды В. П, с приказами и распоряжениями подземного гарнизона. Тетрадь была красного цвета и имела характерные следы от удара камня, свалившегося во время взрыва. Эту тетрадь я видел в Симферополе во время допросов". Без особой надежды на находку я стал ножом перебирать пыль и тырсу на месте сожжения документов и вдруг увидел сложенный вчетверо листок плотной бумаги маленького размера 2x3 см. При свете фонаря мы развернули его и прочитали: "Нач. скл. 1 зап. п. выдать 2 бут. гор. смеси на 2 чел. 5.07.1942 г. К-р 1 зап. п. Поважный". Подпись четкая и мне хорошо знакомая. Благодаря полной копии дневника Клабукова А. И. удалось установить, кому предназначались эти две бутылки горючей смеси, которые использовались в Малых каменоломнях для освещения. Это были политруки Магала Василий Яковлевич из 12-й отдельной стрелковой бригады и Калиба Иосиф Миронович. Оба они весной 1942 г. закончили в г. Горьком политическое училище и попали на Крымский фронт. 4 июля они в составе группы 11 человек ушли с целью переправиться через Керченский пролив, но вдвоем вернулись на следующий день, чем вызвали недовольство Поважного М. Г., ибо их снова надо было ставить на довольствие. Вот и появилась эта записка. Через несколько дней они снова вышли из каменоломен, где-то у переправ они были захвачены и затем расстреляны фашистами. Жену Магала, Ксению Максимовну с дочерью Маргаритой я нашел в Курске, а Калиба Лидию Ивановну — в Ижевске. Найденную записку Поважного М. Г. я отдал Ваулину Н. И. для последующей сдачи ее в Центральный музей Вооруженных сил.