Пересыхающее озеро - Арнальд Индридасон

— Ты как-то замешан в задержании Илоны? — спросил Томас, переходя на исландский.

Лотар повернулся к нему спиной и не стал отвечать на вопрос. Девушки смотрели то на одного, то на другого.

— Это ты спровоцировал ее арест? — наступал Томас, повысив голос. — Разве не ты распускал слухи о том, что она опасна? Что ее следует изолировать? Что она распространяет антикоммунистическую пропаганду? Что она устраивает оппозиционные собрания? Разве это не твои слова, Лотар? Разве не ты приложил к этому руку?

Лотар вел себя так, будто ничего не слышал, и продолжал болтать с девушками, которые глупо улыбались. Томас подошел к нему и взял за плечо.

— Кто ты? — спросил он спокойно. — Ответь мне.

Лотар обернулся и отпихнул его от себя, потом вплотную приблизился к нему, схватил за обшлага пиджака и прижал к стенке шкафа с такой силой, что она заскрипела.

— Оставь меня в покое! — прошипел Лотар сквозь зубы.

— Что ты сделал с Илоной? — все тем же спокойным голосом повторил Томас, даже не пытаясь защищаться. — Где она? Скажи мне.

— Я тут ни при чем, — прохрипел Лотар. — Надо лучше выбирать приятелей, исландский болван!

После чего Лотар бросил его на пол и выскочил из комнаты.

На обратном пути в Исландию до Томаса дошли новости о том, что советские войска подавили венгерское восстание.

Настенные часы пробили полночь, и он положил письма обратно в коробку.

Он следил по телевизионным новостям за развитием событий во время падения Берлинской стены и объединения двух Германий. В репортажах показывали, как люди залезали на стену и били по ней молотками и кувалдами, точно хотели разбить людскую злобу, воздвигнувшую ее.

Когда объединение Германии стало реальностью, он решил, что настало время поехать в бывшую ГДР, впервые после проведенных там студенческих лет. На этот раз путешествие заняло лишь полдня. Он долетел до Франкфурта и пересел на самолет до Лейпцига. Из аэропорта в гостиницу его доставило такси. Он пообедал в отеле, расположенном недалеко от центра города около университетского квартала. В ресторане было мало посетителей — две пожилые пары и несколько мужчин среднего возраста. Наверное, коммерсанты, подумал он. Один из них кивнул ему, когда их взгляды встретились.

Вечером он отправился бродить по улицам, вспоминая, как впервые приехал в этот город ночью, чтобы впоследствии учиться тут. Ему подумалось, что с тех пор мир сильно изменился. Он прошел на территорию университета. Старинный особняк, в котором находилось его общежитие, был отреставрирован и приобрел свой первоначальный вид, и теперь там располагался центральный офис иностранной корпорации. В ночных сумерках старое здание университета, где он слушал лекции, показалось ему более мрачным по сравнению с тем, каким он его запомнил. Он направился в сторону центра и скоро очутился около церкви святого Николая. Несмотря на то что он не был верующим, он поставил свечку в память об умерших. Потом обошел площадь Карла Маркса и поднялся к собору святого Фомы. Перед ним возвышалась статуя Баха, они с Илоной столько раз назначали здесь свидание.

Подошла пожилая женщина и предложила купить цветы. Он улыбнулся ей и взял маленький букетик.

Потом он направился туда, куда так часто уносился мысленно и во сне, и наяву. Ему стало радостно оттого, что дом все еще стоит. Строение отремонтировали, в окнах горел свет. Он не решался заглядывать в них, несмотря на острое любопытство, но похоже, здесь поселилась семья. В комнате, которую когда-то занимала пожилая женщина, потерявшая близких на войне, работал телевизор. Естественно, в квартире теперь все устроено совсем по-другому. Может быть, старший из детей занимает их бывшую комнату.

Томас поцеловал букетик цветов и, перекрестив, положил его перед дверью.

Несколько лет назад он побывал в Будапеште и познакомился с постаревшей матерью Илоны и ее двумя братьями. Отец к тому времени уже умер, так и не узнав, что стало с его дочерью.

Целый день Томас провел с матерью своей любимой, и она показывала ему фотографии Илоны в детстве и юности до поступления в университет. Братья, успевшие состариться, как и он сам, поведали то, что ему было уже и так известно, — поиски ответов на вопросы о судьбе Илоны не дали никаких результатов. В их словах ему послышались нотки горечи и бессилия, накопившиеся за все эти годы.

На следующий день после прибытия в Лейпциг он пошел в центральное отделение «Штази». Все то же здание, что и в годы его учебы: Дитрихринг, 24. Но в приемной больше не было полицейских, его встретила молодая женщина. Она с улыбкой протянула ему информационный проспект. Он все еще прилично говорил по-немецки и, поздоровавшись, объяснил, что приехал посмотреть город и хотел бы познакомиться с интерьерами здания. Народ с улицы, так же как и он, пришедший поглазеть на бывшую тюрьму, свободно входил и выходил через открытые настежь двери без каких бы то ни было замечаний. Молодая женщина, услышав его акцент, поинтересовалась, из какой он страны. Он ответил ей. Она рассказала, что в настоящее время идет подготовка к открытию музея в бывшем помещении «Штази». Он может пойти послушать лекцию, которая должна сейчас начаться, а потом изучить здание. Она проводила его до фойе, в котором были расставлены стулья, уже все занятые. Многие просто стояли у стен. Лектор рассказывал о писателях-диссидентах, ставших политзаключенными в семидесятые годы.

После лекции Томас вошел в кабинет в закутке, тот самый, где в свое время Лотар и человек с большими усами допрашивали его. Тюремная камера по соседству была открыта, и он зашел в нее. Его пронзила мысль, что Илона могла находиться здесь. Стены камеры покрывали всевозможные граффити и каракули, наверняка, подумал он, процарапанные ложками.

Он посылал официальный запрос в архивную комиссию при «Штази», созданную после падения Берлинской стены, чтобы получить доступ к документам. Там людям помогали собрать сведения о судьбе пропавших родственников или найти свое собственное дело, которое могло пролить свет на картину всеобщего доносительства со стороны соседей, друзей, коллег и членов семьи. Разрешение на доступ к бумагам получали журналисты, исследователи и те, чьи имена были упомянуты в архивных материалах. Томас посылал письменные запросы и звонил по телефону из Исландии. Требовалось представить достаточно подробные и убедительные аргументы, зачем просителю нужны документы и что именно он собирается в них искать. Ему было известно, что тысячи толстенных коричневых папок, содержащих материалы дел, прошли через листорезки в последние дни существования ГДР и что потом множество людей было задействовано для того, чтобы восстановить документы. Объем этих дел ужасал.

Его поездка в Германию не дала результата. Он не нашел никаких следов Илоны, как ни старался. Ему сказали, что ее дело скорее всего было уничтожено. Возможно, ее выслали в какой-то из лагерей ГУЛАГа бывшего Советского Союза, в таком случае ему стоит поискать документы в Москве. Но может быть, она погибла от рук полицейских в Лейпциге или Берлине, если ее перенаправили туда.

В старых бумагах «Штази» он так и не нашел имя доносчика, отправившего его любимую в руки тюремщиков.

Теперь он считал часы и минуты, ожидая, когда полиция постучится к нему в дверь. Он прождал все лето и осень, но они все еще не добрались до него. Он был убежден, что рано или поздно полицейские должны явиться к нему в дом, и размышлял, как воспримет это. Следует ли отрицать все подчистую, как будто он только что родился? Это будет, вероятно, зависеть от того, что им известно. Он не мог себе представить, как именно все произойдет, но понимал, что если они выйдут на него, значит, у них достаточно информации.

Он уставился в пространство, погрузившись уже в который раз в воспоминания о годах, проведенных в Лейпциге.

В его мозгу, точно клеймо, отпечатались четыре слова, произнесенные Лотаром при их последней встрече. Он будет помнить их вечно. Четыре слова, в которых сказано все.

Надо лучше выбирать приятелей.

29

Эрленд и Элинборг не предупредили о своем визите. Они почти ничего не знали о человеке, с которым намеревались встретиться, только лишь, что его зовут Ханнес и что он когда-то учился в Лейпциге. Мужчина содержал небольшой отель в Сельфоссе и одновременно занимался выращиванием помидоров. Заручившись его адресом, полицейские направились прямиком к нему. Они остановили машину перед одноэтажным домиком, похожим как две капли воды на все другие коттеджи этого городка, за исключением того, что стены уже давно не красили. Со стороны фасада виднелась забетонированная площадка, приготовленная, возможно, под гараж. Кустарник и цветники вокруг дома были приведены в порядок. В зеленой зоне устроены кормушки для птиц.