Та, которой не стало - Сандра Браун

Встав на колени, женщина готова была усесться на него верхом, но он отрицательно покачал головой:

– Только губами, дорогая. Медленно. Так медленно, как только сможешь.

Закрыв глаза, он снова позволил своим мыслям свободно блуждать, и – как часто бывало – они снова вернулись к прошлому. Не раз он гадал, какой каприз природы был повинен в том, что он уродился таким красавцем. Правда, он уже почти не помнил, как выглядели его родители и братья, но не сомневался – Конвеи никогда не отличались смазливой внешностью.

Из дома он ушел сразу после окончания школы и никогда об этом не жалел. Собственно, не ушел, а сбежал, так как о своем уходе Элвин никому не сказал. Сначала он гадал, что подумали его родные, когда однажды утром обнаружили, что его нигде нет, и только потом сообразил, что могло пройти довольно много времени, прежде чем кто-то из домашних это заметил. Ему и раньше случалось пропадать на два-три дня, но ни отец, ни мать даже не спохватывались. Должно пройти не меньше недели, чтобы кто-то понял – один из Конвеев пропал. Впрочем, Элвин был уверен, что в любом случае это ему ничем не грозит – искать его вряд ли будут, Мало ли что могло с ним случиться – он мог утонуть, попасть под поезд, просто податься в дальние края. Одним ртом меньше – так, наверное, рассудили его отец и мать, поняв, что вряд ли увидят своего младшего сына в обозримом будущем.

Теперь его родители наверняка уже умерли, но кто-то из братьев и сестер вполне мог жить где-то на обширной территории Соединенных Штатов. Иногда брат Гэбриэл спрашивал себя: как могло случиться, что никто из них не узнал его лицо на экране телевизора или в газете? Это казалось маловероятным, и все же это произошло, поскольку в противном случае братья и сестры (вместе с племянниками и племянницами) непременно явились бы к нему, чтобы выклянчить сколько-то денег.

Да, из всей семейки он уродился самым красивым, хотя в детстве братья и сестры немало над ним поиздевались. Главным объектом для их более или менее плоских шуток были его волосы – мягкие, цвета светлого льна с едва заметным золотистым отливом. Они доставляли Элвину столько неприятностей, что он буквально ненавидел их, но теперь он был рад, что с возрастом его волосы не потемнели, как это обычно случается. Теперь эта золотисто-белая грива стала своего рода отличительным признаком, выделявшим брата Гэбриэла среди многих других проповедников. Раз увидев, его просто невозможно было забыть. Кроме того, ему нравилось думать, что цвет волос делает его похожим на архистратига Михаила или архангела Гавриила, благовестника, чье имя он в конце концов принял.

Но это произошло позже, много позже – уже после того, как Элвин Медфорд Конвей закончил колледж и семинарию. В последнюю он поступил исключительно для того, чтобы овладеть основами теологии, однако скоро с удивлением обнаружил, что учиться ему очень нравится.

Сразу после окончания семинарии он получил назначение на приход, однако ему с самого начала было ясно, что в этом захолустье он только понапрасну тратит время и силы. Паства была крайне немногочисленна, и Элвину просто негде было приложить свои таланты. Выслушивать жалобы на соседей, крестить детей, навещать больных и отпевать усопших ему надоело хуже горькой редьки. Единственное, в чем он черпал некоторое утешение, это в той ловкости, с какой он ухитрялся заставить паству кормить его по воскресеньям довольно сносными обедами (для чего прихожанам зачастую приходилось тратить свои последние деньги). Отрадной казалась ему и регулярность, с какой он получал довольно недвусмысленные предложения от молодых девиц. Лишать девственности юных прихожанок на первых порах было увлекательно, однако в глубине души Элвин Конвей продолжал верить, что его предназначение – в ином. Он создан для чего-то по-настоящему великого, так зачем попусту тратить драгоценное время?

Сказано – сделано. Довольно легко ему удалось добиться перевода в большой город – в одну из центральных церквей, но в итоге вся разница свелась к более высокому качеству воскресных трапез и увеличению числа бесстыдных предложений. Юные девицы просто обожали разыгрывать из себя Иезавель или Далилу, и Элвин старался их не разочаровывать. Чем больше они увлекались своей игрой, тем интереснее было иметь с ними дело.

Третья церковь, куда он перевелся несколько лет спустя, была настолько богатой, что могла позволить себе транслировать воскресные службы по местному кабельному телевидению. Вскоре церковная община сумела, как говорят телевизионщики, «просочиться в сетку» со своими программами и начала транслировать их сначала на весь округ, а затем и на штат. Успех проповедей был столь велик, что Элвин оставил ежедневную церковную службу и целиком посвятил свое время телевизионным проповедям, хорошо понимая, что это – начало нового, большого пути, прекрасный шанс сделать карьеру, который выпадает человеку один раз в жизни. В самом деле, зачем ограничивать себя одним штатом? Почему не начать вещать на всю страну? На весь мир?!

А все, что было дальше, уже вошло в анналы истории.

Брат Гэбриэл хотел рассмеяться, но выяснил, что смеяться, когда тебе столь мастерски делают минет, довольно сложно.

Вопреки надеждам своих малолетних прихожанок он так и не женился ни на одной из них, хотя в отличие от католиков для этого ему даже не нужно было отказываться от сана. К чему ему лишняя обуза? Одни только проповеди приносили брату Гэбриэлу несколько миллионов долларов ежегодно. У него были ученики почти во всех странах мира, и они буквально умоляли его дать им какое-нибудь поручение, дабы они могли выполнить его во славу господа и брата Гэбриэла. Или наоборот – во славу брата Гэбриэла и господа. Миллионы и миллионы его последователей готовы были повиноваться каждому его слову, и он частенько думал о том, что его власть и влияние уже превосходят все, о чем только может мечтать человек.

Он обладает большей властью, чем президент Соединенных Штатов. Правда, последний об этом пока не подозревал, однако кое-кто на собственном опыте убедился в том, что с главой Церкви Благовещения, как назвал свою доктрину брат Гэбриэ, следует считаться. Например в прошлом году он ездил в Бельгию на религиозную конференцию, которую открыл папа римский. Дряхлый старикашка-славянин – уже давно не человек, а живая мумия – был встречен жиденькими аплодисментами, в то время как ему устроили настоящую овацию. И если разобраться как следует, то ничего удивительного в этом не было – ведь папа и лидеры других традиционных религий представляли собой прошлое.

Сам брат Гэбриэл считал свою Церковь Благовещения единственной надеждой современного человечества в грядущем тысячелетии. И она действительно представляла собой довольно мощную организацию, способную повести за собой миллионы. Личная власть брата Гэбриэла уже сейчас была практически ничем не ограничена, однако он разработал и даже начал воплощать в жизнь план, который бы сделал ее абсолютной.