Огонь на поражение - Петр Катериничев

— Что у тебя там?

— Пропуск.

Без минуты семнадцать подкатываю к парадному входу «Артана». Ибо точность — вежливость королей. Особенно если время отсчитывает «Ролекс».

За прошедшие четыре часа многое изменилось. Включая мою внешность и автомобиль. Теперь я в обыденном длинном «форде», взятом напрокат у одного левого субъекта под честное слово и солидный залог. Настолько солидный, что вдвое окупает стоимость этой рухляди, отъездившей свое по дорогам Европы лет эдак десять назад и купленной каким-нибудь «челноком» в Познани по цене дырки от бублика. Надеюсь, от погони на ней спасаться не придется.

Ну, а внешность…

Пришлось заехать в самый фешенебельный салон. Дико грязный, но все-таки пятисотдолларовый костюм сыграл свою роль: внутрь меня впустили. Приняв, очевидно, за президента банка, потолковавшего с собственными похитителями. Лицо, волосы, бороду привели в порядок с помощью массажей, примочек и кремов за какие-то сорок минут. Сам себя не узнал. Лицо сохранило общую припухлость в целом, но притом приобрело благородный темно-оливковый отлив, словно последние месяцы я только тем и занимался, что отстреливал слонов где-то на юге Африки.

От иных услуг, входящих в комплексное обслуживание, не без труда отвертелся. А когда рассчитался новенькими банкнотами с добродушным Франклином на «аверсе», мои акции поднялись разом, как бумаги «МММ» после решения Лени Голубкова покупать дом в Париже. Пунктов на двести. Приглашали заходить еще.

Под такое лицо пришлось прикупить костюм — в тон. Для завершенности художественного образа заглотнул лошадиную дозу бодрящих. Бронежилетом снова пренебрег: то ли из-за запавшей в душу картины того, как титановые пули прошивают «антикалашников», то ли по легкомыслию.

Втискиваю «форд» между двумя «телегами» покруче, хлопаю дверцей. В кабине, на приборном щитке, начинает равномерно пульсировать зеленая лампочка. Надеюсь, эта «дура» не рванет раньше времени.

Незнакомый привратник, распахнувший дверь при моем появлении, тенью застыл на крыльце. Зеленый отсвет в машине он заметил. Ну да мне нечего скрывать от народа. Особенно от такого!

Прохожу, поднимаюсь в зал.

— Вас ждут в кабинете наверху, — доверительно сообщает привратник. А я просекаю пока обстановку.

Народу немного, но он есть. А что еще важнее — официанты, а значит, и девочки кордебалета остались. Разумно: работа в таком заведении предполагает контакты с ФСК, РУОПом, МВД, «крестными отцами», вернее, с начальниками их «оперативных отделов». А посему, чтобы мероприятием не заинтересовались те, кому не нужно, люди Организании ограничились подменой охраны. С надеждою завершить обмен скоро: обслуга таким образом и не заметит какого-то там «спецобслуживания»; время еще детское, а ближе к вечеру клуб начнет заполняться.

Ну а насчет «не заметят.» — это я погорячился; обслуга всегда замечает все.

Это «хозяева жизни» могут ее не замечать, и тем допускают ошибку.

— Нет. Я сяду в зале. — Легким движением отстраняю сопровождающего и направляюсь к столику у стены, недалеко от эстрады. Усаживаюсь. С этого места можно видеть весь зал.

Мгновенно появляется метр — Иван Михеевич Савин, монументальная фигура замирает у стола.

— Что будем кушать?

Естественно, Михеич меня признал, но — выучка: то я был работник, а сегодня — гость.

— Михеич, сообрази сам что-нибудь, только чтобы челюсти клиента не перегрузить. Им сегодня досталось.

— Мясное суфле? Рыбное?

— Валяй. И то и другое. И можно без хлеба.

— Есть расстегайчики с налимьей печенкой. Во рту тают.

— Ну раз тают…

— Из напитков?

— Я бы выпил муската. Уж не суди строго!

Метр делает едва заметное движение плечами: дескать, у богатых — свои причуды. Мускат под мясное суфле и рыбные расстегаи — не просто безвкусно, кощунственно!

Ну должен же у меня быть хоть один недостаток! Маленький! Может, так и жизнь сладкой покажется?

Да, под предстоящий разговор — мускат и только мускат! Выдержанный! С едва уловимым привкусом уставшего от солнца винограда…

Михеич удалился.

Незнакомый мне официант материализовался и оставил аперитив…

— Дрончик! Милый!.. — Катька Нестерова выпорхнула неизвестно откуда и легко примостилась на стуле рядом. — Ой, кто это тебя так отделал?

— В каком смысле? — двигаю я бровью. Действительно, что она имеет в виду: работу крепыша или искусство массажистов-декораторов?

— А-а… — Катька уже спешит дальше. — Дрончик, ты! что, разбогател? Ты сегодня гость? — Ага. Не знаю, надолго ли…

— Ой, девчонки будут рады! Мне как Михеич шепнул я и не удержалась…

Ничего, что подошла?

— Очень даже…

— Дрончик, ну что для тебя сделать, чего ты хочешь? Кроме портвейна, конечно, — его ты всегда хочешь…

— Любви.

— Это как понимать? — Катька быстро притянула мою голову и чмокнула в щеку.

— Ты чего морщишься?

— Катюш…

— Ну да. Тебя все-таки отделали… А я тебя все равно еще поцелую… — Девушка снова наклоняется к моей щеке… — Дрончик, тут люди какие-то… — шепчет одними губами. — Сережка Блудов с тремя ребятами на всякий случай на стреме, недалеко… Как тебе помочь, ты скажи…

Целую девчонку в шею. Шепчу:

— Не подставляйтесь! Поняла?

— Да…

— И еще… Исполните для меня песню.

— Дрончик, да мы сегодня будем для тебя весь вечер…

Какую?

Напеваю мелодию.

— Хорошо. Когда?

Смотрю на спускающуюся с лестницы фигуру…

— Сейчас.

Глава 31

По острым иглам яркого огня Бегу, бегу, дорогам нет конца, Огромный мир замкнулся для меня — Арены круг, и маска без лица…

Человек, идущий к столику, высок, атлетически сложен. Правильные черты лица, светлые волосы аккуратно зачесаны назад, подбородок жесткий, выдающийся вперед, губы плотно сжаты. Взгляд умных серых глаз холоден, спокоен и немного насмешлив. Взгляд человека, привыкшего повелевать.

Спортивная фигура вводит в заблуждение относительно его возраста. Что-то мне подсказывает, что он старше меня, и значительно — лет на двадцать, а то и на все двадцать пять. Как и крепыш. Покойный.

Выходят на арену силачи, О, Арлекино, Арлекиио…

Не ведают, что в жизни есть печаль, Они подковы гнут, как калачи, И цепи рвут движением плеча…

Человек останавливается у столика, приветствует меня чопорным кивком — и правильно делает, руки я ему не подам! — усаживается напротив.

Поет Катя, пытаясь подражать Пугачевой. Ну да что говорить, Алла — королева, подражать ей можно, а вот превзойти — нельзя.

Сцена освещена юпитерами — красный, фиолетовый, белый. Девочки шоу-группы танцуют. Прозрачный «газ», усыпанный блестками, окутывает обнаженные тела цветным туманом; блестки вспыхивают искрами огня и золота. Белого золота…

Вообще-то это номер ночного варьете. В стиле «ретро». Ну да гость я сегодня особенный. И — дорогой.

Официант материализуется снова.

— Кофе, пожалуйста. Очень крепкий, без сахара. Большую чашку, — произносит блондин.

— Мне тоже. И — шоколад, весовой, с орехами, — добавляю я.

Звучат заключительные аккорды песни. Из одежды на девочках — только туфли и ленты в волосах… Замирает хохот паяца, замирают танцовщицы — позы их дерзки и соблазнительны…

Снизу сцену окутывает туман, свет густеет до темно-фиолетового, а когда подмостки снова вспыхивают белым — девушек уже нет, только колышется прозрачный серебристый туман, настолько реальный, что кажется влажным на ощупь…

Принесли кофе. Отвожу взгляд от сцены.

— А все-таки вы неисправимый Дон Жуан, Дронов, — улыбается блондин. Вот только глаза его остаются серьезными. Абсолютно. И — холодными.

— Да. Только…

— Что — только?

— Дон Жуан — это не волокита. Это человек, который не может не принять вызов. Будь он брошен бретером, женщиной или… куклой. Маской. Даже высеченной из гранита и величественной… Словно… статуя Командора… — произношу я, а сам смотрю на Михеича. Метр едва различимо опускает веки. Значит, и кофе, и шоколад — без ненужных мне примесей. Тогда — опробуем…

— Ну что ж… Будем знакомиться… — Мужчина отхлебнул кофе. — Можете называть меня…

— Марик, — произношу я. Наудачу. Попал. Теперь пусть шевелит извилинами…

— Впрочем, вы человек не очень молодой и мне малосимпатичный, чтобы я называл вас так запросто… Значит, полное имя — Марк… Любопытно только, Марк Туллий Цицерон или Марк Юний Брут [Марк Туллий Цицерон — римский политик и оратор, автор многих работ по философии и праву. Активный защитник республики. Раскрыл заговор Катилины. Был убит по решению Триумвирата (Антоний, Октавиан, Лепид), по-видимому, по настоянию Антония. Марк Юний Брут-вождь заговора против Цезаря, глава республиканцев в борьбе со вторым Триумвиратом, оратор и политический деятель.

Друг Цицерона. После победы Октавиана покончил с собой.Марий Гаи — выдающийся римский полководец, семь раз избиравшийся консулом; главный противник Суллы в гражданской войне 83-82 гг.]?