Сын скотьего Бога - Елена Жаринова

Снова провал. Он обнаружил себя лежащим в бане на земляном полу. Вокруг жутко пахло могилой. Рядом кашляла и стучала зубами Сайми.

— Дура, — выругался Волх. Девушка протяжно всхлипнула. Перекрутив косу, словно полотенце, она выжала из волос воду и задрожала еще сильнее.

Волха тоже скрутило дрожью. Ругаясь, путаясь в тряпье, он начал срывать с себя мокрую одежду.

— А ты чего ждешь? Лихорадку? — сердито прикрикнул он на Сайми. — Раздевайся.

Он потянул ее за мокрый рукав. У Сайми странно окаменело лицо, но она послушно выпросталась из рубахи.

— Иди сюда.

Волх обхватил ее руками и ногами. Грудь и живот девушки были горячими, как печка. Казалось, от их тел в холодной, сырой бане поднимается пар. Но Сайми продолжала дрожать, и эта дрожь отзывалась в его теле невнятными движениями.

— Боишься? — усмехнулся он. Девушка молчала. Кажется, она не поднимала глаз — Волх не всматривался ей в лицо. Это теплое, дрожащее существо принадлежало сейчас ему так, как завтра будет принадлежать весь город.

— Я мог бы тебя пощадить, но не хочу, — пробормотал он с пьяным высокомерием. И тут беспамятство накрыло его очередной волной.

Назойливый щебет утренних птиц постепенно проник в сознание. Волх проснулся. Он не сразу понял, что лежит голым где-то на полу. В бане, — смутно припомнилось ему. Сверху был наброшен короткий кожух с чужого плеча. Волх то натягивал его на плечи, и тогда зябли ноги, то кутал ноги, и тогда мерзли плечи.

Волх с трудом поднял онемевшее тело. В голове ударил шаманский бубен. Потом стало еще хуже: начали возвращаться воспоминания. Волх отмахнулся от них: нет. Такого он просто не мог учудить.

Однако скоро он убедился, что в бане побывал кто-то, кроме него. Его одежда мокрым и грязным комком валялась в углу, но на замшелой лавке лежала чистая стопка. Рядом стоял горшочек с простоквашей. Волх жадно его опустошил.

Сайми. Значит, ему не приснилось. Она хотела утопиться, он ее вытащил и… Только этого не хватало. Волх застонал, схватившись за голову.

Когда он с черного крыльца вбежал в сени, все уже собрались. Его дружинники тревожно мерили шагами столовую избу. На площади перед красным крыльцом толпился народ. Лица у всех были не такие, как вчера, — пьяные от чувства собственной значимости. Люди пришли серьезные, собранные, некоторые даже оделись по-праздничному, — несмотря на то, что погода испортилась и начинал моросить дождь.

— Ну наконец-то, Волх Словенич! — обрадовался Клянча. — А мы уж подумали, что ты сбежал.

— Не мы, а ты, — возразил Мичура. — Больше никому такая чушь в голову не пришла. Что стряслось, Волх Словенич? На тебе лица нет. Мы искали тебя полночи.

— Хорошо, давайте отложим подробности на потом, — сдвинул брови Бельд. — Народ беспокоится. И Хавра я нигде не вижу. Тянуть нельзя.

Волх молча кивнул и легко побежал вниз по лестнице. Догнав его, Бельд быстро спросил:

— Ты не видел Сайми?

— Кажется, видел.

— Кажется?!

Но Волх уже вышел на крыльцо. Город встретил его дружным ревом. Волх не задумывался, что сказать, слова должны были прийти сами — как вчера. Прислушиваясь к себе, Волх сжал руками ворот рубахи. Что-то острое впилось в ладонь. Волх опустил глаза…

На месте третьего конца оберега был свежий скол.

Это случилось не накануне и не сейчас. Ночью. Этой ночью? Важное событие? Волх едва не расхохотался.

Бельд нахмурился. Волх мешкал, и это было некстати.

— Молчи тогда, я сам, — буркнул он и прокричал в толпу:

— Словене! Хотите ли вы князем Волховца?

— Нет! Нет! — отозвалось людское море.

— Хотите ли вы князем Волха?

На мгновение над площадью повисла тишина — это толпа набирала воздух в легкие, ставшие едиными. Это мгновение показалось Волху вечностью — но вечностью в предвкушении триумфа. Сейчас они разразятся оглушительным «Да! Да!» И дружина Словена поклянется служить новому князю. И ненавистные русы уйдут. И…

— Ой, мамочки… — нарушил тишину чей-то сдавленный возглас.

Вчерашний рябой мальчишка, стоя у самого крыльца, тыкал пальцем куда-то за спину Волху. Тот обернулся и, уже не слыша горестного выдоха толпы, увидел Хавра. Рус со скорбным лицом нес на руках Волховца. Руки мальчика беспомощно мотались туда-сюда, задевая за перила.

Хавр положил Волховца к ногам Волха. Шея у мальчика была свернута так, что, лежа на спине, он лицом уткнулся в доски. И все же Волху понадобилось время, чтобы понять: его младший брат мертв.

Вслед за Хавром на крыльцо выбежала Шелонь.

— Куда? Куда? — смешно закудахтала она. Потом застыла, медленно поднося руки к вискам. Она тоже только сейчас поняла…

— Вот, княгиня, — мрачно сказал Хавр. — Твой сын мертв. А вы, словене, видите, что сотворили с вашим законным князем? — и, не понижая голоса, он печально продолжал: — Зачем, Волх Словенич? Чего ты испугался? Уж все было решено…

— Что — зачем? — тупо спросил Волх. Тишина на площади стала гробовой. Слышно было, как кричат на реке утки.

— Зачем ты убил своего брата Волховца? — громогласно воскликнул Хавр.

Волх почувствовал, как рушится в пятки сердце. Вот дурак… Беспечный, самонадеянный дурак… Одним движением Хавр накрыл его, как зверя — ловчей сетью.

Самое ужасное, что все молчали. Мать, друзья — все застыли в ужасе, но не спешили опровергать страшный навет. Значит, они тоже думают, что он мог…

Да пошли они к лешему, если так думают! Волх с вызовом посмотрел прямо в глаза — сначала скорбно застывшей Шелони, потом всей площади.

— Я не убивал Волховца! — крикнул он.

— Чем докажешь? — донеслось из толпы.

— Правильно, — подтвердил Хавр. — Тут одних слов мало. Да и о чем говорить? Кому, кроме тебя, нужна эта смерть? Бедный мальчик, — страдальчески покачал головой рус.

Гул на площади сменился молчанием. Ледяная логика Хавра была непробиваемой. В самом деле — кому, кроме Волха? Но именно эта очевидность таила в себе разгадку… Да Хавр сам и убил! — озарило Волха. Ну, или приказал кому-то из своих подручных.

Площадь молчала все более грозно. Волху стало жутко. Хавр сделал беспроигрышный ход. Братоубийцу не простят, ему никто не поверит, его никто не станет судить! Толпа, которая вчера ела у него с ладони, разорвет его в клочья, затопчет, забьет камнями насмерть.

— Хорошо, давайте разберемся, — выступил вперед Бельд. Его рука успокаивающе легла Волху на плечо. Но только Волх почувствовал, что она дрожит. — Скажи нам, Волх, где ты был этой ночью.

— Где был, там меня нет, — угрюмо ответил Волх. Страх боролся в нем с гонором. Почти с ненавистью он вглядывался в разинутые от любопытства рты. Вчерашний прилив любви к людям пропал без следа. Это сброд, а он — он! — должен перед ними оправдываться. И все же он должен что-то сказать…

— Я был пьян, — нехотя признался он. — Я где-то ходил… по городу…

Хавр расхохотался. Потом, спохватившись, снова сделал скорбное лицо.

— Детский лепет! Где-то ходил, а потом заглянул к брату…

— Волх, вспомни, где ты ходил, — устало попросил Бельд.

— Я не помню! — заорал Волх.

— Совсем ничего не помнишь? — укоризненно спросил звонкий женский голос.

На крыльце появилась Сайми. Она чуть не споткнулась о тело Волховца и с трудом удержала равновесие.

— Как мы встретились у дверей трапезной, не помнишь? И как пошли потом… вместе… к тебе… И что делали там до рассвета, тоже не помнишь?

Толпа ахнула — и тут же загудела, заулюлюкала, заржала. Сотни взглядов со скабрезным интересом остановились на Сайми. Бельд побледнел и закрыл глаза. Сайми, напротив, покраснела до слез, но стойко держала удар.

У Волха голова шла кругом. Сайми врала… или не врала… или врала наполовину… Но она опять спасала ему жизнь, и может быть, не случайно сломался оберег…

— Что орете? — подбоченилась Сайми. — Как будто никто не знал, что я его любовница, что я в мужском платье ушла за ним из Словенска. И эту ночь мы провели вместе, вот так! Клянусь богами, — дерзко добавила она и вздернула подбородок еще выше.

Сейчас Волх боялся только одного: что толпа под горячую руку разорвет и Сайми. Но поглумившись вволю, народ начал рассуждать.

— Девка правду говорит, не стала бы она на себя наговаривать.

— И княжич смутился. Он молчал, чтобы ее не позорить. А видишь, как все открылось-то!

— Но если Волх с девкой ночь провел, то кто же молодого князя убил?

— Кто? Кто?!

Окаменевшее лицо Шелони обмякло. Она наконец опустилась на колени перед телом младшего сына и подняла на Волха измученный взгляд.

— Кто же это сделал, сынок?

И тогда Волх очень громко и отчетливо крикнул:

— Это сделал Хавр!

Снова вздох изумления, ропот, протестующие крики…

— Я?! — негодующе взревел рус. Он выпрямился во весь рост, черный мех плаща топорщился за плечами, словно шерсть на бычьей холке. — Я?! Сына моего друга и господина? Да как у тебя язык повернулся! И потом, словене, — Хавр выразительно развел руками, — посудите сами, зачем мне убивать Волховца?