Самолет для валькирии (СИ) - Александр Богатырев

- Так это вы графа?!!... - Верн уже с каким-то полумистическим страхом созерцал свою собеседницу. Однако та ответила спокойно. И даже с некоторой скукой.

- Да. Проткнула сердечную мышцу графа лично я. И слуг извела тоже я. Они все давно не были людьми. Даже зверями их нельзя назвать. Все безумны...

- Но в книге говорилось, что вы спасли много женщин из рабства...

- Это так. Действительно так было. Кстати, Паола тоже из них. Она попала в плен к графу практически одновременно со мной. И помогла мне. Меня когда поймали, связали и бросили в общую тюрьму где содержались все наложницы графа. Но пока не пришли за мной, Паола помогла мне освободиться от пут...

- ... А дальше было как в книге! - вдруг весело закончила Натин.

Верна от этого передёрнуло. Он вспомнил кровавые описания бойни в замке. Облик этой мадемуазель никак не вязался с образом хладнокровной убийцы. Впрочем... Она сказала, что они уже не были людьми... Да и вообще она не производила впечатления изнеженной рахитички, которых вокруг, среди детей лавочников,и особенно знати, было немерено.

-- Восход чёрного солнца

Париж жил, как всегда, своей жизнью. Пахло весенней зеленью, снедью из забегаловок, конским навозом, которого еле успевали убирать после проезжающих фиакров.

Сновали обыватели, некие месье, обсуждали последние новости загородив пол тротуара. И, как хорошо было слышно, главной новостью были скачки. Тотализатор. Ясный солнечный день, внушал чисто весеннее настроение, но лицо Натин было мрачнее тучи.

Лавируя между прохожими, она с неприязнью перебирала недавно случившееся, но вместе с тем, не забывала чутким ухом прислушиваться к болтовне обывателей. С некоторых пор это "подслушивание" превратилось в нечто типа мании. И всё потому, что Натин НЕ ПОНИМАЛА. Не понимала, что происходит. И в этих посторонних разговорах она надеялась услышать хотя бы намёк на разгадку явления, на которое она, как выражались братья "лбом налетела". Но вокруг были лишь пустые и никчёмные разговоры.

Вот две кумушки под ручку шествуют куда-то. Деток выгуливают. Трещат как обычно, перемывая косточки некоей Жаклин.

Вот ещё какие-то месье. Те идут по направлению к ближайшему кафе. И тоже степенно рассуждают. На этот раз не о скачках. О войне на юге Африки, об авиаторах из России. Нацепили дежурные улыбки, расшаркиваются со встречными дамами, а сами где-то не здесь мыслями.

Натин фыркнула и мысли невольно отвлеклись от неприятного. На то, что было ближе.

"Мужики во всех мирах, кажется, одинаковы. - с некоторым налётом цинизма думала Натин оглядываясь на месье, погружённых в политический диспут. - Эти Эсторские тоже того же качества: увлеклись глобальными проблемами, а под носом часто совсем ничего не замечают. Ольга -- бедная девочка. Влюблена по уши в старшего. А старший даже не замечает, что она готова буквально разбиться, чтобы он на неё внимание обратил. А у Руматы... отношение к людям прямо сквозит -- утилитарное. Оценить, использовать по полной. Забыть. Хорошо, что не "выкинуть и забыть". Всё-таки стараются своих защищать и как-то опекать. Уже что-то. Впрочем...

Отношение у Руматы к людям как у настоящего военного. Может он там... где-то участвовал в крупномасштабных войнах? Не исключено! В ситуации множества смертей вокруг, привязываться к кому-либо, или даже к целой группе, для военачальника может быть опасным... Значит даже слишком опытные эти Эсторские".

На этом мысли чуть споткнулись.

"Но если опытные... Выглядят как осколок команды -- друг друга дополняют. Но не больше. - сделала неожиданный вывод Натин. - А надо больше! Много больше, если взялись за такую Задачу!

Василий... Или Васса... Это же типичный учёный... по отношению к Румате, как тут говорят: "два сапога -- пара". Только этот не замечает по той причине, что углубился в "двигание науки"... И получается ведь!...

А я что? Эту науку здесь не двигаю?! Так ведь и на людей же смотреть надо больше! Внимательнее! А то ведь уделают их все эти "обыватели". На всём своём, житейском. И пикнуть не успеют! Прецеденты были. И то, что легко выскользнули -- не факт, что дальше будет так везти.

Александр, из их окружения... Романтик. Пламенный. Но и то, Паолу "заметил". И не в пример внимательный...

Может его так среда научила? Если он подпольщик, то такому внимание к окружающим очень даже важно. Жизненно важно. Тот, кажется, уже от полиции бегал. И небезуспешно, судя по тому, что до сих пор не в Сибири руду ковыряет вместе с такими же как он каторжниками".

А с этими двоими - даже играть не интересно. Ведь не заметят. А если и заметят, то проигнорируют. Впрочем, надо признать, что до сих пор эта их наивность и слепота (или "наивность"? "слепота"?), надёжно страховала от больших неприятностей(не с моей стороны!). Ведь если не замечают, то и не ведутся. А не ведутся чаще потому, что их устремления находятся буквально в иной плоскости. И большинство неприятностей, которые в них, вольно или невольно кидает окружение, буквально в эту плоскость не попадает".

Мысли опять совершили вираж и вернулись к последней из их ближайшего окружения. Точнее к особе совсем близкой для Натин в этом мире. Относительно Паолы, у Натин было даже некоторое чувство гордости. Что смогла спасти. И спасла, как оно было по всему видно, далеко не никчёмную личность. Ум и преданность. Преданность и благодарность. Сильные качества.

Натин мысленно пробежалась по достижениям своей подопечной и осталась довольна.

"А Паола молодец. Страх, который она в себе носила, - порастеряла. Пережила его. Я уж боялась, что она всю жизнь за меня держаться будет. А тут кажется, увлеклась этим бывшим студентом. А что? Хорошая будет пара. Может и мне увлечься?... А то обидно. Паола, Ольга... А кем увлечься?.. Из местных -- никто. А эти двое?.. Только не Румата! С-сапог! С таким только собачиться!".

Натин резко оборвала свои мысли. А мысли были более чем неуместные. Расслабилась, что ли?

"Вокруг творится -- неизвестно что, а ты чем занимаешься?!! - обругала она себя. - Иди разбирайся! И если эти Эсторские ничего не замечают, то кому как не тебе в этом разбираться?!".

А разбираться было с чем.

Внимательная к окружению, к реакции этого окружения на них, Натин заметила, что отношение это очень... неоднозначное.

Как-то эти месье-мадам-мадемуазель к ним относились... особенно. Одни встречали их очень восторженно. Кто-то даже преклонялся, но вместе с тем, чувствовалось и другое, что было разлито в этом обществе. И это нечто не было простым пренебрежением людей другой нации или культуры.

Если Эсторских воспринимали больше как неких европейцев, как своих, хоть и весьма эксцентричных, то вот к ней относились... Тут даже термин "неоднозначно" сильно не подходит.

Она вспомнила, то время, когда она, будучи ещё не связанная с братьями, искала наиболее удобное место, чтобы закрепиться, и её занесло в Англию.

Если она была одета богато -- к ней относились как богатой... иностранке. Но стоило ей одеться чуть поскромнее, даже на уровне небедных слоёв населения, как резко наступала перемена: к ней начинали относиться как к скоту.

Скоту без мозгов, которым не просто можно, а должно помыкать как овцой.

Её тогда это не просто взбесило. После нескольких таких предъявлений неприятностей, ей даже помыслить о том, чтобы представиться не как принцессой, было изрядно противно... и страшно. И эта ситуация её изрядно нервировала.

С одной стороны, "её княжество" по ту сторону Барьера, по ту сторону Реальности, в другой Ветви Вероятности. И тут она, по большому счёту, никто. Так, одна из бесчисленного множества. Чтобы стать снова принцессой, ей надо было вернуться в Атталу. Но и отказаться от образа ЗДЕСЬ было даже не просто трудно, а опасно.

Да, была и другая опасность -- прослыть мошенницей. Но пока она не столкнулась с братьями, выходила из положения тем, что потихоньку сбывала награбленное в графском замке.

Тогда, в замке, после вырезания всей банды графа, хоть и было противно шарить по комнатам, воняющим кровью и содержимым кишечников бандитов которые она вскрыла в процессе завоевания личной свободы, однако пришлось. Как раз из соображений, что надо бы что-то такое из местной валюты, ценностей.

Но как-то оно быстро всё нашлось... Так что статусные цацки и уровень потребления она себе обеспечила. На время. Пока не встретила братьев и не вошла в их команду.

И тут снова это проклятие, - а она отношение к себе воспринимала как проклятие -- её догнало. Здесь, в Париже.

И дёрнул же её чёрт, вырядиться поскромнее!

Находясь рядом с братьями, она действительно расслабилась. Почувствовала некую стабильность. И захотелось статус принцессы, снять с себя, и как то самое дорогое платье, что определяло его, сложить в сундук. До лучших времён. Да и сама по себе психомаска, установленная перед внедрением в княжество Аттала, уже достаточно "полиняла". Вернулось её естественное, природное флегматично-снисходительное отношение к неуклюжести окружающих. Но тут, в Париже...