История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен - Джоанна Стингрей

6 октября 1986 года – стали UB40. Десять веселых парней с характерным бирмингемским акцентом проходили сквозь двойной кордон примерно из сотни неподвижных солдат, оцепивших все проходы к стадиону[94]. Ничего подобного никогда в жизни я не видела. Русские совершенно обалдели от такого количества черных лиц среди музыкантов и бригады обслуживания и зачарованно провожали взглядами перемещающиеся от автобуса к служебному входу темные фигуры. Лидер группы Эли Кемпбелл подмигнул мне и подошел вплотную к одному из стоявших в оцеплении солдат:

«РАССЛАБЬСЯ, ПАРЕНЬ! ВСЕ БУДЕТ В КАЙФ, Е…НА МАТЬ!» – проорал он прямо в ухо солдатику и стал трясти его за неподвижные плечи. Одного этого мне было достаточно, чтобы мгновенно стать фаном UB40.

Мне вручили пропуск за кулисы, с которым я могла ходить куда угодно и фотографировать все, что мне заблагорассудится. Я смотрела, как музыканты разгружают, устанавливают и пробуют аппаратуру, которая полностью подавляла огромный зал своим громким, чистым, звенящим звуком. Все это настолько отличалось от интимной, полуподпольной атмосферы концертов, к которым я привыкла здесь, в Ленинграде, что на мгновение я вдруг потеряла ориентацию. Где, черт побери, я нахожусь?

После концертов[95] я привозила UB40 в какую-нибудь квартиру, где мы уже все вместе оттягивались и иногда даже джемовали. Эти бирмингемцы оказались первыми, кто сумел не упасть в грязь лицом перед моими русскими друзьями по части выпивки.

«Все круто, б…дь!» – орал Эли, опрокидывая очередную рюмку. «Вы, русские, только штаны придерживайте!».

Меня он ужасно забавлял: и своей беспрерывной матерщиной, и не сходящей с лица самодовольной ухмылкой. Однажды я поехала к ним в отель на другом берегу реки и наблюдала, как они, шатаясь, раскачиваясь со стороны в сторону и танцуя, образовали круг прямо у входа. Я уже начинала понимать, что не успеваю вернуться к себе до развода мостов, но было так весело, что следить за временем совсем не хотелось.

– Ага! – довольно засмеялся Эли, кладя руку мне на плечи. – Похоже, ты застряла, е…на мать!

– Повезло тебе! – засмеялась я в ответ.

Когда наконец глаза у всех стали смыкаться, Эли сказал мне, что я могу переночевать у него в номере. Мы втиснулись в его узкую кровать, и я вырубилась под шум ветра за окном. Рано утром, до того, как восходящее солнце окрасило небо и крыши ленинградских домов, я выскользнула из номера, пока Эли еще спал.

«А ты смылась тогда, твою мать!» – приветствовал он меня широко раскрытыми глазами, когда мы встретились на очередном их концерте, уже в Москве.

После одного из московских концертов поздно вечером мы всей толпой отправились на Красную площадь, и вдруг один музыкант сообщил мне, что хочет в туалет. Я не успела даже ничего ответить, как он расстегнул штаны и стал писать прямо посреди Красной площади. Я стояла, раскрыв рот от изумления, а к нему тем временем ринулся милиционер с твердым намерением арестовать нарушителя. Кое-как мы с менеджером смогли то ли уговорить мента, то ли откупиться от него, но Россия таким образом прошла крещение как место паломничества западных групп. И хотя крещение, прямо скажем, было хреновым, все равно – время перемен настало.

Тем временем все новые и новые музыканты из записанных на Red Wave групп сообщали мне о направленном против меня документе ВААП, который их всех просили подписать еще в сентябре. У власти в стране стоял уже Горбачев, и мне на самом деле начало казаться, что ситуация вот-вот должна смягчиться. Насколько серьезно все происходящее в ВААП вокруг альбома? Я узнала, что двое из первого состава «Странных Игр» документ подписали, что Вити среди них не было, несмотря на все его страхи за семью, и что Сергей с Кинчевым попросту послали ВААП подальше. «Кино» игнорировало все обращенные к ним просьбы, а Сергей рассказал мне, что ему с просьбой подписать письмо позвонили в квартиру Ксаны в центре Ленинграда[96].

– Я на даче с Борисом, и он говорит, что завтра с утра мы должны вместе пойти в ВААП и подписать письмо, – тихим голосом проговорил мне в телефонную трубку Виктор. – Что мне делать? Я не хочу ничего подписывать против Джоанны и в то же время не хочу расстраивать Бориса.

– Да ты что, совсем охренел?! – заорал на него, вырвав у меня трубку, Сергей. – Сейчас же уходи оттуда и на первом же автобусе возвращайся в город!

Перечить Сергею не смел никто.

Борис в конце концов подписал письмо против меня, и многие были на него в ярости не меньше, чем Сергей. Странно, но у меня, в отличие от остальных, не было по отношению к Борису ни злости, ни ощущения предательства. Я тысячу раз говорила ему, что в первую очередь он должен думать о семье и о группе, и понимала, что другого выхода у него не было. Борис был для меня освежающим дождем в калифорнийской пустыне, и даже если он и причинил мне боль, я все равно была ему безмерно благодарна. Ничто и никогда не могло снизить мою любовь к нему.

Ни тогда, ни после я ни разу не обсуждала эту ситуацию с Борисом. Я знала, что он не любит конфронтации, да и что, собственно, я могла поставить ему в вину? Он никогда не пытался разозлить или разочаровать меня или кого-то еще. Он нес мир и свет, и главное, чего он хотел, – объединить мир. Он не хотел становиться частью проблемы. Я понимала, что он сделал то, что в тот момент вынужден был сделать, и что ко мне лично никакого отношения это не имело.

Много лет спустя в какой-то книге я прочла, что когда Red Wave вышел в свет, кто-то из ВААП принес показать альбом Горбачеву.

– А почему музыку этих групп издают в США, а не у нас? – вроде бы спросил он.

Известно, что в течение нескольких месяцев после выхода Red Wave советские власти всячески пытались как-то изменить ситуацию и представить ее так, будто группы эти были «официальные», чтобы ни у кого не могло сложиться ощущения, что власти подавляют столь популярную и любимую многими музыку. Борис был выбран в качестве рок-лица гласности – да и кто еще, кроме ангела, мог быть на вершине этого дерева? Ему с «Аквариумом» было предложено выступить в «Юбилейном» – самом большом концертном зале города! Песни «Аквариума», «Зоопарка», «Кино» и других групп рок-клуба стали передавать по радио, а вскоре их стали показывать и по ТВ. А «Аквариум» в сопровождении камерного оркестра стал первой рок-группой, удостоенной чести выступить на сцене престижного концертного зала «Октябрьский».

«Совершенно неслучайно именно Борис Гребенщиков и его ”Аквариум“ были выбраны