Мы, Мигель Мартинес. Война - Влад Тарханов

— на этот раз антикоммунистический. В Берлине арестовали видных деятелей компартии (правда, их не расстреливали, чай социал-демократы не национал-социалисты, разницу улавливаете?). Было объявлено о временном перемирии с имперскими силами в связи с заговором Коминтерна. Я приехал восемнадцатого утром в Лейпциг, где получил сообщение от своего человека в правительстве Отто Брауна (этот контакт я не сообщал никому) — Вилли Гельпаха, известного врача и психолога, одного из деятелей Партии Центра, отошедший официально от политики, в правительстве он работал заместителем Карла Кольвица — министра здравоохранения и отвечал за всю фронтовую медицину. Вилли сообщил, что правительство Отто Брауна согласилось прекратить гражданскую войну (имея в сем вопросе свой материальный интерес). Гинденбург гарантировал им иммунитет от преследований и места в кабинете национального согласия, в котором будет канцлером Герман Геринг. Главным условием было разоружение коммунистов и анархистов, сдача позиций, переход полиции под начало имперского правительства. Девятнадцатого по берлинскому радио объявили об остановке боевых действий и начале переговоров между Брауном и Герингом. В Берлине так получилось, что все силы полицейского спецназа (составленного, в основном, из фронтовиков-спартаковцев) оказались переброшены на фронт, где вместе с рабочими батальонами остановили продвижение белогвардейцев и нацистов. А оставшиеся шуцманы не очень-то пылали желанием отправиться на передовую и без колебания выполнили приказ Северинга… Их главными силами оказались шесть тысяч полицейских, подчиненных министру-социалисту. Они и осуществляли аресты коммунистов. Кроме этого было порядка пяти тысяч добровольцев, вооруженных социал-демократами, что-то вроде помощников шерифа.

Конечно, я сильно переживал за Лину, но потом пришло сообщение, что в Ростоке, где она находилась, из-за присутствия советских вооруженных сил, в том числе матросов с военных кораблей, плюс сильного отряда спартаковцев, у местных властей ничего не получилось, а профсоюз портовых рабочих сразу организовал боевые дружины, которые взяли на себя поддержание порядка в городе. Дело в том, что большую часть оборудования, которое мы планировали отправить морем теперь приходилось отправлять по железной дороге. И Лина контролировала этот процесс вместе с группой коминтерновцев.

В этих условиях самой сильной группировкой, неподконтрольной Брауну оказалась Железная армия Жлобы, основу которой составляли анархисты-интернационалисты и самые преданные коммунисты. И было решено навести в Берлине порядок. Еще из Люблина я через Трилиссера отправил шифровку Сталину с предложением задействовать «план В». Фактически, это было переработанное предложение покойного Ульриха — создать коммунистическую Германию. В принципе, гражданская война опять истощила силы Германии и ее прекращения хотели все. Планировалось (план Б) при невозможности военным путем победить Рейх создать независимое социал-демократическую республику на землях, контролируемых правительством Веймарской республики. Но предательство Отто Брауна изменило ситуацию в корне. Я представил себе, как кривится Сталин, говоря о социал-предателях на очередном совещании по Германскому вопросу. А ведь всё могло получиться и по-другому. Был и план А — по нему после разгрома Польши советские войска должны были вступить в Германию (по просьбе немецкого правительства) и решить вопрос с империей Гинденбургов. То есть, вся немеччина должна была оказаться под нашим контролем. Поэтому сейчас и возник вопрос о том, чтобы срочным образом исправить ситуацию.

Уже тут, в Лейпциге, я получил шифровку от Артузова: мне дали добро на претворение в жизнь плана В, но главным пунктом в нём было остановить репрессии коммунистов и решить вопрос с образованием нового социалистического государства. Надо сказать, что мы к такому повороту дел готовились. Так, в Восточной Пруссии удалось убрать центристов и милитаристов из органов власти. Теперь там всем заправляли коммунисты, аналогичная ситуация была и в Померании, а в Шверин-Мекленбурге коммунисты и так рулили процессом. Фактически, мы вполне могли рассчитывать на эти три провинции. В Берлине и Бранденбурге всё-таки силы социал-демократов были намного более внушительными. Вот и не получится объять необъятное.

Мои размышления прервал подошедший бронепоезд. Выглядел он внушительно, но очевидно, что его не так давно подшаманили: он сверкал заплатами бронеплит, а на боках броневагонов четко выделялись серьезные вмятины от ударов снарядов. А общем, «Сталинец» представлял собой мощную крепость на колёсах со спаянным экипажем и серьезным боевым опытом. Мы все вчетвером зашли в штабной вагон, который азместился сразу за десантным. Там нас уже ждал командир поезда Ульрик Вольф — из военных моряков. Это была повсеместная практика: команды бронепоездов предпочитали набирать из технически грамотных моряков, да и морские орудия, которые стояли на этой передвижной батарее имели свою специфику, поэтому канониры тоже набирались из состава флота, который пока что простаивал без дела.

Камрад Ульрик закурил трубку, как только мы появились в вагоне и отдал приказ на выдвижение. Его звание на флоте я не запомнил. Потому как эти немецкие звания для меня были абракадаброй, неразрешимым ребусом. Главное — он точно знал, что надо делать. Следом за ним отправились эшелоны с интернационалистами и штурмовыми отрядами коммунистов, в том числе погрузился весь полицейский спецназ Лейпцига. В пять часов утра на мое имя пришла шифровка, из которой я узнал, что Эрнст Тельман с товарищами приехали в Росток, где сегодня, в восемь часов утра будет объявлено о создании Германской Демократической Республики в составе трёх провинций Германии. Я сообщил об этом своим товарищам, чтобы они смогли в зависимости от этого скоординировать свои действия. По-прежнему, главными целями было: освободить заключенных-коммунистов и анархистов, блокировать и захватить правительство Отто Брауна, провозгласить создание ГДР и добиться мирного раздела Германии. При этом (как оказалось, я правильно предполагал) в правительстве Веймарской республики обязательно должен был оказаться делегат связи от Гинденбурга, то есть, нам предстояли еще и сложные переговоры с имперцами. И основная тема переговоров — свободный переход вооруженных сил компартии в ГДР, а также обмен теми гражданами, которые захотят переселиться в империю или из нее.

В семь утра мы въехали в Берлин. Город спал и вообще в Багдаде было всё спокойно. Как будто и не прокатилась череда арестов: законопослушные бюргеры невозмутимо ждали развития событий. Даже количество полицейских патрулей никто не увеличил опять-таки, как будто никакого переворота не было и всё идёт своим путём. Появление на железнодорожном вокзале бронепоезда было для мирных берлинцев чем-то фантастическим, вызывало шок. А вот появление в городе отрядов красногвардейцев и интернационалистов, для которых к точкам у вокзала были подогнаны автомобили и автобусы никого не удивляло. Едут себе вооруженные отряды по улицам, значит им надо.

Это опять-таки сработала помощь красных профсоюзов, в том числе железнодорожников и работников транспорта. Красногвардейцы блокировали полицейское управление Берлина, здание Рейхстага, комплекс правительственных зданий, военные управления, в том числе Генштаб. Кроме этого патрули выставили у казарм полиции, здания