Свет во тьме - Аманда Эшли

— А если не отпугнет?

— Не знаю. — Вскочив, Сара начала расхаживать по комнате. — Мне страшно не меньше твоего.

Эти слова были для Мориса как пощечина. Расправив плечи, он встал и привлек Сару к себе.

— Если понадобится, я отдам свою жизнь, лишь бы защитить тебя, Сара-Джейн, — спокойно сказал он. — Клянусь жизнью матери.

ГЛАВА XXII

Нина стояла в темноте через дорогу напротив театра. Вся в черном, она растворялась во мраке. Нина наблюдала за Джованни.

«Он ждет, — думала она, — ждет свою балеринку».

Она чувствовала его возбуждение и нетерпение, его радость от предвкушения встречи.

Нина улыбнулась. Неужели он и вправду верит в то, что может уберечь от нее эту маленькую смертную женщину.

Она снова улыбнулась, но улыбка замерла на ее губах при воспоминании об их последней встрече. Как же он упорствовал, как заносчив был в своем отказе! Единственная ночь за сотню лет. Ни один мужчина не мог бы похвастаться, что отказал ей, потому что она просто не оставила бы его в живых.

Но она не станет убивать Джанни, гораздо приятнее убить его женщину.

Так она уговаривала себя, отказываясь признать, что не может убить его просто потому, что даже теперь, после его наглой выходки, он оставался единственным, кто по-настоящему был интересен ей. И вот он не хочет ее из-за другой женщины.

Ревность закипела в ней черной желчью. Это немыслимо! Ведь он любил и обожал ее когда-то, а теперь отказывает в единственной ночи ради этой самочки с невинными голубыми глазами и светло-желтыми волосами.

Сузив глаза, Нина следила за Джованни, ненавидя его в этот момент так же сильно, как любила когда-то.

За свое тысячелетие она желала и познала многих мужчин, но не любила никого из них. Она была слишком эгоистичной, чтобы подарить кому-то часть себя. Это казалось злой иронией судьбы — единственный, кому она готова была отдать свою любовь, не желал ее даже на миг.

И за его пренебрежение заплатит эта балеринка.

Но Джованни не захочет, чтобы платила она, а значит, заплатит сам; он отдаст ей наконец и ночь, и себя…

«Но не слишком скоро, — думала она, отодвигаясь в тень, — до этого он должен настрадаться как следует. Я подожду, потому что сейчас нельзя спешить…»

ГЛАВА XXIII

Габриель шел за Сарой и Морисом, внимательно следя за каждой тенью и шорохом. Его чувства подсказывали ему, что он не один следует за ними. Он ощущал присутствие другого нечеловеческого существа, Нины, хотя она и никак не давала о себе знать.

Он неприязненно глядел в спину Морису, думая, что должен будет убить его, когда минует опасность для Сары. Если он не сделает этого, Морис убьет его.

Он чувствовал, что Морис ненавидит его, питая к нему отвращение и не доверяя ему. Но ревность Мориса была сильнее этих чувств.

Однако сильнее Мориса его внимание привлекала Сара. Она двигалась с такой естественной грацией, юбка порхала вокруг ее лодыжек, свет луны блестел на волосах. Он хотел бы разлюбить ее, убраться из ее жизни, но не мог. А теперь знал, что не только не уйдет сам, но и никогда не позволит уйти ей. Да, он сказал, что решать ей-уходить или остаться. Но если бы она решила уйти, он бы не позволил ей этого. Правдой или не правдой, желая того или нет, но она останется с ним навсегда, пока жива.

Сара открыла дверь и остановилась с Морисом на пороге, дожидаясь, пока Габриель не проверит, все ли в порядке в доме.

Вскоре он подал им знак заходить.

Сара прошла по комнатам, зажигая свет, затем вернулась в гостиную. Морис сидел на диване, Габриель стоял перед камином. Она сразу ощутила напряжение, повисшее между ними.

— Не желает ли кто-нибудь… — дрожащим голосом начала она и закончила, глупо уставившись на Габриеля, — чашечку чаю?

— Я хочу чай, — отозвался Морис.

— Габриель, может, бокал вина?

— Нет.

Она переводила взгляд с одного на другого, думая, не лучше ли оставить их наедине, и, пожав плечами, пошла в кухню, чтобы поставить чайник.

Морис запустил руку в карман и почувствовал себя намного легче, нащупав там серебряный крестик.

— Она хочет выйти замуж за меня, — сказал он.

— В самом деле?

— Да.

— Мне так не кажется.

— Ты не можешь держать ее все время при себе. Это противоестественно. Что за жизнь у нее будет рядом с тобой? Как сможет она посвятить себя…

— Монстру? — спокойно подсказал Габриель, но глаза его при этом угрожающе сузились.

— Именно так! Она молодая женщина и заслуживает больше того, что можешь ей дать ты.

— Возможно.

Морис сильнее сжал крестик в кармане.

— Оставь ее.

— Ты глупец, Делакруа, она моя. Всегда была и будет моей.

— Ты не получишь ее! — Морис вскочил. — Слышишь меня, вампир! Ты не получишь ее!

— И как же ты намерен помешать мне? Ты, человечек!

— Габриель! Морис! Прекратите!

— Скажи ему, скажи, Сара-Джейн, что собираешься замуж за меня.

— Морис…

— Скажи ему!

— Я… — Она прикусила нижнюю губу, переводя взгляд с одного на другого. — Я, собственно, еще не решила, что делать.

— Так реши теперь! — сказал Морис.

— Прости, Морис, но как раз сейчас я не могу строить планы на будущее. Я, видишь ли, вообще не уверена, что оно у меня есть.

— Я не отдам тебя Нине, дорогая, — спокойно сказал Габриель. Он подошел к ней и, взяв поднос с чаем, передал его Морису. — Тебе лучше лечь в постель.

Спать. Это было единственное, чего она хотела теперь. Забыться и забыть обо всем, хотя бы ненадолго. Она молча прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

— Тебе тоже нужно отдохнуть, — сказал Габриель Морису. — Ты должен защищать Сару и завтра.

Поставив поднос на край стола, Морис взял с него чашку и стал пить, поглядывая на Габриеля поверх ее края.

— А кто же защитит меня от тебя, пока я сплю?

— Тебе незачем бояться меня, — ответил Габриель. — Хотя убрать тебя мне было бы крайне приятно.

— Что ж, похоже, ты убедил меня, мне уже чуть-чуть легче.

Поставив пустую чашку на поднос, Морис в последний раз глянул на Габриеля и прошел в спальню для гостей, не забыв повернуть изнутри ключ в замке.

Габриель криво усмехнулся. «Глупый смертный, — изумлялся он, — может чувствовать себя в безопасности за хлипкой деревянной дверью».

Привыкший бодрствовать ночью, он неустанно расхаживал взад и вперед по комнате, пропитанной запахом чеснока. Взглянув на ладонь, он отметил, что ожог от соприкосновения с распятием Мориса еще не зажил.

Чеснок и святая вода, солнце и серебряные кресты-такие привычные вещи, но они ослабляли и разрушали его.

Развернувшись, он уставился в окно и в глубокой ночной тьме ощущал присутствие другого бессмертного.