Соперницы - Ольга Карпович

— Так что занесло тебя в Нью-Йорк? — вдруг быстро спросил он.

— Гастроли, я же говорила по телефону, — пряча бегающие глаза, ответила она.

— Странно, — темные брови поползли вверх, — мне что-то не попадалось сообщений о гастролях Римского оперного театра в Америке.

— Ну, дорогой, всем известно, какой ты завзятый театрал, — она легонько хлопнула его по руке, скользнув кончиками остро отточенных ногтей по коже.

Он перехватил ее руку, сжал ладонью запястье. От его прикосновения по жилам побежали резкие щекочущие электрические разряды. Толя придвинулся ближе. Она уже чувствовала исходящее от него тепло, вдыхала знакомый пряный запах. Суровое невозмутимое лицо римского полководца склонилось над ней, и она подалась вперед, откидывая голову и беспомощно прикрывая глаза, ожидая, что вот сейчас, сейчас его настойчивые губы коснутся ее рта. В голове неотвязно стучало: «Все идет как надо, все получилось».

Однако он не поцеловал ее. Выждав несколько секунд, она взглянула на него из-под опущенных ресниц и наткнулась на твердый, издевательски участливый взгляд.

— Ну, дорогая моя, а теперь говори, что тебе на самом деле от меня нужно, — произнес он, не скрывая усмешки.

Она рванулась в сторону, попыталась разыграть возмущение, он же, нимало не обманутый ее притворством, лишь расхохотался:

— Брось, мы же знакомы столько лет. С чего ты решила, что я куплюсь на этот блеф?

И ей ничего больше не оставалось, как опустить повинную голову и признаться во всем. Что дела у Фабрицио в последнее время идут очень неважно. Что акции, которыми он владел, сильно упали в цене, и он на грани разорения.

— Я ничего в этом не понимаю, — отчаянно повествовала она. — Знаю только, что дела очень плохи. Но положение еще можно поправить. Нужны деньги. Двести пятьдесят тысяч долларов! Он хотел взять заем в банке, но теперь, когда его положение пошатнулось, они отказываются… Я хотела получить кредит на свое имя, но я еще не настолько известна в Италии, чтобы оно могло служить гарантией…

Анатолий, прищурившись, слушал ее сбивчивые объяснения. Губы его все еще сложены были в издевательскую усмешку, глаза же делались все более жестокими, отстраненными.

— Толя, ты поможешь нам? — горячо спросила она, молитвенно складывая руки. — Если не ты, я просто не знаю…

Он смерил ее насмешливым взглядом, спросил спокойным, ровном тоном, в котором лишь изредка проскакивали нотки ярости:

— А почему ты не могла сказать мне все это сразу? Зачем врать, выкручиваться, закатывать глаза и хихикать, как последняя шлюха?

Она вспыхнула, опустила глаза, произнесла вполголоса:

— Я думала… Я боялась, что ты мне откажешь. После всего, что было…

Он хмыкнул, молча поднялся с дивана, открыл кейс, который, входя, небрежно бросил на журнальный столик, достал какие-то бумаги. Светлана боялась поднять на него глаза, чувствуя, как острый стыд жжет ее изнутри.

— Вот, возьми, — Голубчик протянул ей документы. — Отдай Фабрицио. Пускай обратится в римский филиал банка, ему выдадут деньги под мое обеспечение.

Не в силах поверить, что все закончилось так просто, она прижала стопку бумаг к груди, выдохнула:

— Спасибо! Толя, ты просто…

Потом вдруг нахмурилась, перелистала документы, спросила, прищурившись:

— Подожди… Но как же… Когда ты успел все это подготовить? Ты что, с самого начала знал, что мне нужны деньги?

Он устало рассмеялся, опускаясь в кресло:

— Ты верно заметила, что я не театрал. Но в бизнесе я кое-что понимаю и за положением дел слежу. И уж точно знаю, кто понес серьезный ущерб после последней чехарды на рынке ценных бумаг.

Светлана задохнулась от накатившей ярости. Бессильно ломала руки, борясь с отчаянным желанием швырнуть бумаги прямо в его самодовольное ухмыляющееся лицо. Скотина! Что же, выходит, он все знал заранее? Знал и потешался, глядя, как она разыгрывает перед ним Мессалину? А потом вот так, снисходительно, бросил ей эти двести пятьдесят тысяч. Унизил, посмеялся… Черт, если бы только она не так нуждалась в этих проклятых деньгах!

— Ну и сволочь же ты, Голубчик, — процедила она сквозь зубы, поднимаясь на ноги и пряча документы в сумку.

Его цепкие, беспощадные глаза остановились на ее порозовевшем от гнева лице.

— А мне кажется, дорогая, мы вполне друг друга стоим, — лениво протянул он. — В этом и заключается секрет нашей многолетней дружбы.

И ярость отчего-то вдруг улеглась. Плюхнувшись рядом с ним на диван, Светлана рассмеялась и толкнула его в плечо:

— А ведь ты прав, старый черт! Абсолютно прав!

До чего же легко и спокойно рядом с этим мужчиной, который знает ее как облупленную, не питает иллюзий на ее счет и, несмотря ни на что, всегда оказывается рядом, когда она нуждается в помощи.

24

«Михаил Лермонтов» дремал у речного вокзала Астрахани. Круиз добрался до самой удаленной точки, и уже ночью теплоход должен был повернуть обратно в Москву.

С берега доносились запахи вяленой рыбы, которую в изобилии предлагали путешественникам торговки с вокзальной площади. Поднявшийся на палубу местный экскурсовод настойчиво рекомендовал желающим посетить местный кремль, заманчиво обещая показать разнообразнейшую коллекцию пыточных орудий, собранную в каземате.

— Ну, ма, я хочу арбуз! — капризно гнусила юная Марина Тихорецкая, ковыляя по трапу на каких-то совсем уж невообразимых каблуках.

— Но милая моя, какие же арбузы в мае? — шумно возмущалась поспешавшая рядом мамаша.

— Ну мы же в Астрахани? Я знаю, что в Астрахани должны быть арбузы! — не сдавалась дочь.

На верхней палубе шла бурная суета — корабельный персонал готовился к вечернему шоу, которое должно стать самым ярким аккордом во всей развлекательной программе круиза. Стюарды сновали туда-сюда, волоча за собой стулья и кресла, горничные ловко прикрепляли к перилам корзины с живыми цветами, а в дальнем конце открытой площадки рабочие воздвигали что-то наподобие импровизированных кулис. Из этих пепельно-сиреневых драпировок должна была выступить на свет величайшая звезда, гвоздь всего вечера, синьора Стефания Каталано.

Я только недавно узнала, что договор, о котором несколько раз упоминали Стефания и Анатолий, заключался в том, что Стефания обещала выступить на борту «Михаила Лермонтова» в тот день, когда теплоход достигнет крайней точки круиза — Астрахани. Это, конечно, что-то немыслимое: оперная звезда мировой величины — и вдруг выступает перед сомнительной публикой утлого кораблика. Однако Стефания, видимо, слишком уж высоко ценила помощь, некогда оказанную ей Голубчиком, потому что не только согласилась спеть, но даже сейчас, когда дипломатические отношения между ними явно были нарушены, не собиралась отменять выступления.