Другая история войн. От палок до бомбард - Дмитрий Калюжный

Потом, усталые от ходьбы по огромному городу, мы часто останавливались в термах Диоклетиана, не раз поднимались и на крышу этого некогда величественнейшего здания, потому что нигде не найти более здорового воздуха, большей широты обзора, более полного уединения. Там — ни слова о заботах, ни слова о своих повседневных делах, ни слова о состоянии государства, которое достаточно оплакать один раз: шли ли мы по улицам разрушенного города, сидели ли там, перед глазами были обломки развалин; что делать? Много говорили зато об истории, причем разделились между собой так, что в новой оказывался опытней ты, в древней я (если называть древней то, что было прежде, чем в Риме прогремело и было почтено римскими государями Христово имя, а новой — все с тех пор и до нашего века); много рассуждали о той части философии, которая воспитывает нравы, и отсюда заимствует свое название, а в промежутке — об искусствах, его создателях и его началах».

Мы выделили явные «ляпы» — о Христе, например, который с младенчества тут бывал. Вообще весь рассказ — собрание легенд, о которых, как пишет и сам автор, в Риме мало кто знает. Но он-то сам — знает!

При жизни Петрарки началось «Возрождение античности». То есть, как написано во всех энциклопедиях, произошло обращение к «культурному наследию античности». А саму античность относят на многие столетия назад. В таком случае, о ней знать вообще не могли, — за столетия культура античности неминуемо была бы забыта, и не составляла части современной Петрарке культуры.

Но мы видим, что он весьма подробно осведомлен о былых временах, да и не только он. Если так, то, следовательно, античность не забыта, и остается частью культуры. Она настолько не забыта, что Петрарке нет даже нужды называть причину разрушений в Риме. Но если так — ОТКУДА у последующих историков взялось представление о том, что античная культура — древняя? Раз о ней знают в XIV веке, она просто не может быть древней. Да и сам Петрарка ни разу не пишет ни о каких столетиях, различающих настоящее и прошлое. Просто — развалины, разрушенный город. Приходится заниматься вопросом, как образовались развалины, заново.

Англосаксонские поэмы на библейский сюжет «Исход», как полагают, возникли в VII веке. Время написания эпоса «Беовульф» относят на VI век; единственная имеющаяся рукопись датирована X веком. В эпосе упоминается потоп.

«Ученые старой школы рассматривали „Беовульф“ как единственный в своем роде англосаксонский памятник, свидетельствующий о богатой эпической традиции языческих поэм, уничтоженной нетерпимым отношением к ней христианской церкви», —

пишут авторы учебника «История западно-европейской литературы». Удивительно, почему та же христианская церковь не уничтожила языческие произведения Гомера и другие многочисленные памятники античной литературы.

Пророчица Морриган из ирландской саги о короле Брессе предсказывает мировой катаклизм, напоминающий некоторые места «Прорицания вельвы». Здесь, как и в «Беовульфе», присутствует мотив схватки с мировым змеем. То есть мотив планетарной катастрофы трансформировался в сюжет битвы с драконом, пожирателем солнца. Этот сюжет популярен и в славянских сказаниях: можно упомянуть былину о Добрыне Никитиче, победившем Змея Горыныча. Мотив змееборца известен европейской античности (Персей, освобождающий Андромеду; и Геракл, побеждающий Гидру) — а эту эпоху мы, как уже говорилось, относим на XI–XIII века.

Можно предположить, что уничтожение подобных литературных памятников происходило в XVII–XIX веках, после торжества скалигеровской хронологии. И христианская церковь тут совершенно ни при чем. Но многое не было уничтоженным, а просто «провалилось» в древность.

Еврипид писал в «Электре»:

«Тогда в гневе своем поднялся Зевс, поворачивая звезды назад на их огненном пути и даже ослепительно горящую колесницу солнца, и туманный взгляд пасмурного утра… Солнце… повернуло обратно, плетью гнева своего неся наказание смертным».

Овидий описывает явление, наблюдающееся в эпоху аргосских тиранов, когда Феб:

«…резко затормозил и, пытаясь сдержать свою колесницу, повернулся колесами к рассвету».

В драме «Фиест» Сенека дает сильное описание событий, происшедших после того, как солнце в утреннем небе повернулось вспять.

Из короткого фрагмента исторической драмы «Атрей» Софокла следует, что солнце встает на востоке только с тех пор, как его движение переменилось.

«Зевс… изменил ход солнца, заставив его вставать на востоке, а не на западе».

Платон пишет в «Политике»:

«В определенные периоды Земля имеет свое нынешнее круговое движение, а в иные периоды она вращается в обратном направлении… Я говорю в обратном направлении… Я говорю об изменении восхода и захода Солнца и других небесных тел, когда в те давние времена они заходили там, где теперь восходят, и восходили там, где теперь заходят».

Конечно, трудно себе представить, что это не поэтический вымысел, а свидетельства космической катастрофы, происшедшей на памяти человечества. Но еще более экзотичной будет теория, по которой подобные события, оставляющие неизгладимый след в литературном творчестве всех народов мира, происходят периодически.

Если же предположить, что катастрофа была одна, то обнаруживаются сообщения тех, кто ее пережил, и предупреждал, что возможно повторение:

«Земля ваша опустошена… Если бы Господь Саваоф не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре».

Попытку свести в единую систему разновременные описания катастрофы сделал американский исследователь Иммануил Великовский. Он обратил внимание, что длительное время люди видели только четыре планеты, а Венеру, по его мнению, не знали. Венера была кометой, говорит он; ее приход в Солнечную систему вызвал серьезные возмущения в движении других планет; произошло падение на Землю крупного небесного тела; земной год, составлявший до этого 360 дней, изменился; происходили изменения длительности месяцев и даже часов. Серии катастроф космического масштаба, по Великовскому, имели место и в VIII, и в VII веке до нашей эры. Они изменили угол вращения и орбиту Земли, а также и орбиту Луны.

Скажем прямо, версия Великовского не кажется нам научно обоснованной. Приход Венеры привел бы к релаксациям на миллион лет, и не мог бы оказаться отраженным в литературных источниках. На планетах нет табличек с названиями, и какую из них не знали в старину — Венеру или Меркурий — сказать невозможно. Рассуждения ученого об изменении длительности года и месяцев тоже никуда не годятся. Ведь он рассматривает изменение сразу трех параметров: длительности года, месяца, дня, — но в таком случае любые выводы становятся бессмысленными.

«…Земля отошла от орбиты продолжительностью 360 дней на орбиту из 365 1/4 дня, и дни, вероятно, не были равными в обоих случаях, — пишет Великовский. — Месяц изменился с тридцати до двадцати девяти с половиной дней. Таковы были значения в начале и в конце столетия „битвы богов“. В результате потрясений этого столетия возникли промежуточные значения года и месяца. Продолжительность года, вероятно, колебалась между 360 и 365 1/4, но луна, будучи меньшим (или более слабым) небесным телом, чем Земля, гораздо больше пострадала от сильных пертурбаций, вызванных контактом с небесным телом, и промежуточные значения ее месяца должны были подвергнуться более значительным изменениям.

Плутарх сообщает, что по времена Ромула люди „неразумно и неправильно обозначали месяцы“ и считали некоторые месяцы по тридцать пять дней, а некоторые еще больше, „пытаясь придерживаться года из 360 дней“… Когда месяц составлял тридцать шесть дней, а год от 360 до 365 1/4 дня, год должен был состоять только из десяти месяцев. Так и было…»

Согласно Великовскому, в течение столетия катастроф Луна вышла на орбиту продолжительностью от тридцати пяти до тридцати шести дней. Она оставалась на ней несколько десятилетий, пока во время очередного потрясения не перешла на орбиту длительностью двадцать девять с половиной дней, по которой вращается и ныне.

Великовский не был знаком с идеями Морозова и не рассматривал возможности изменения хронологии. Он не соотносил события древности и Средневековья, считая, что легенды вроде «Беовульфа» лишь пересказывали давнее предание. У него получилось, что «меняющиеся месяцы» приходились на вторую половину восьмого века до н. э. — начало римской истории, строительства самого Рима. Он отмечал, что «мы располагаем конкретными датами, вроде „на 33-й день месяца“, которые упоминаются на вавилонских табличках этого периода», и считал важным следующий фрагмент из «Жизнеописания Нумы» Плутарха: