Три ступени вверх - Олег Юрьевич Рой

– Средней тяжести?! – возмутилась Мия. – Когда у меня вся жизнь теперь под откос?!

– Ладно тебе, вся жизнь. Я с врачом побеседовал, он меня заверил, что все сложилось удачно. Тебя же очень быстро привезли, там какая-то бдительная бабуся в окошко пялилась, ну и вызвала моментально и «Скорую», и полицию. Если бы не это, последствия были бы куда хуже. А так… Ну восстановительную пластику придется, конечно, делать, но в итоге…

– Тош, ну какая, к лешему, пластика? – перебила Мия. – Откуда у меня деньги?

– Да не такие уж там великие деньги.

– Это для тебя они… невеликие, – она стукнула кулаком по краю кровати. Хотела посильнее, до крови, чтобы болело, чтобы не давало думать! Но получилось еле-еле.

Он взял ее кулачок в ладони, погладил, разжимая, улыбнулся.

Может, все еще и вправду наладится?

Надежда разрасталась внутри хрустальным шаром – звонким, прозрачным, сверкающим, как северное сияние. Если опять все – вдребезги, если нежный хрусталь еще раз разлетится миллионом острых, колючих, режущих осколков… нет, она этого просто не переживет…

И… Мия прикусила губу… Нет, не хрустальный шар – прекрасный, но… мертвый. Надежда росла внутри пушистым игривым котенком. Веселым, задорным – живым! Вот он – как карандашный эскиз, вот тонкие линии рисунка проросли красками, объемом, движением… шевельнулось ухо, смешно сморщился крошечный носик, маленькая лапка замахнулась – давай поиграем? И если вот это – теплое, живое! – на булыжную мостовую?!! Вдребезги, в кровь?!!

Словно не замечая ее смятения, Платон продолжал деловито:

– Я договорился с твоим лечащим, с утра придет… как они называются-то? Ну, в общем, специалист, который посмотрит, что, как и в каком порядке надо делать. В смысле, восстановительной пластики, это, говорят, процесс довольно сложный. Когда здешние разрешат, тебя переведут в другую клинику, как его, косметологическую, что ли. А может, на амбулаторном лечении оставят, я уточню после консультации. Скоро же занятия начинаются…

– Занятия? – переспросила она.

– Ну да. Ты все-таки к постели не прикована, жалко время терять. Нет, я понимаю, тебе в повязках перед всеми светиться не хочется, но… Ты же сильная, что тебе чьи-то взгляды? Ну… ладно… первое время, наверное, можно как-то… дистанционно. Договориться, чтобы лекции тебе записывали и всякое прочее. Я зайду сейчас к тебе на факультет, выясню, что можно сделать. Учишься ты хорошо, думаю, пойдут навстречу. Чтобы год не пропадал.

Он уже все распланировал! На мгновение Мие показалось, что она слышит не Платона – Алена!

А он продолжал:

– Потому что… ну… я понимаю, было бы легче, если бы кто-то постоянно рядом находился, но… у меня тоже учебный год начинается. Не получится тебя все время за руку водить. Я буду, конечно, приезжать, прилетать то есть, и звонить, но…

– За руку меня водить?

– Дурацкое выражение, но ты не обижайся. Тебе сейчас нельзя расстраиваться.

– Вот оно что! – Мия вдруг разозлилась. – Ты пытаешься позаботиться о своем будущем, так сказать, братике? После того ток-шоу?

– Да нет, о тебе. Зачем бы мне? Шоу я только вчера на ютубе посмотрел. А там именно братик? – спросил он без всякого выражения, как спрашивают: «Тебе одну ложку сахара в чай или две?»

Это было почему-то обидно.

– Да никого там нет, не парься, – процедила она сквозь зубы.

Он же только плечом пожал. Но глядел выжидательно. Точно был уверен: сейчас она сама все объяснит.

– Да я не специально, – с досадой проговорила Мия. – То есть не сочиняла про беременность. Сама была уверена. – О манипуляциях с припрятанным в морозилку использованным презервативом она благоразумно промолчала. – Все так совпало: и тошнило, и тест положительный… и вообще… – почему-то ей неловко было произносить слово «задержка». – А потом у меня спазмы начались, я испугалась ужасно. Ну и пошла на УЗИ, а там говорят: вы что, серьезно? Подумаешь, две полоски! Ложноположительный тест – не такая уж прямо редкость. И еще про какую-то ложную беременность толковали. Я не поверила сперва, но когда тебе на экране все показывают, как тут не поверить. А после консультации уже ко мне Петька подвалил. Пургу какую-то нес, как будто обвинял. И… и все…

Слезы навернулись внезапно. И горло перехватило – сильно, больно.

– Тихо-тихо-тихо, – забормотал Платон, гладя Мию по ладошке. – Сейчас твои датчики засигналят, что с тобой что-то случилось, мониторы взбесятся, прискачет медсестра и выгонит меня. Тебе правда нельзя расстраиваться, я это не просто так сказал. Мне лечащий твой толковал, что ожоги гораздо неприятнее обычных ранений. Главное, говорит, положительные эмоции, чтоб организм сам захотел справляться. А какие тут положительные эмоции? – Он обвел взглядом белый закуток. – А хочешь, я тебе планшет с киношками принесу? Какие ты любишь? Хочешь французских комедий?

– Хочу… – робко улыбнулась Мия. – Но… почему?

– Почему – что?

– Почему ты все это делаешь? Ну… готов делать.

Он хмыкнул:

– Потому.

При всей бессодержательности такого ответа Мия поняла, о чем он. Или, тут же одернула она сама себя, ты опять что-то придумываешь?

– Потому, говоришь… И тебе не…

Она хотела сказать «неприятно», но Платон ее перебил:

– Из-за отца, что ли? Подумаешь! Даже плюс своего рода. Он девушек всегда себе выбирал исключительно высшего сорта, так что роман с ним – это практически знак качества. Ну да, грубо звучит, не обижайся. Но это действительно ерунда.

– И много их было… девушек со знаком качества? – Почему-то ей вдруг показалось это очень важным. Хотя чего там: она-то, дурочка, считала себя единственной и неповторимой, а получается…

– Примерно раз в полгода. По моим наблюдениям, конечно. Свечку я ему не держал.

– А… Леля? Она – знала?

– Да ты что! Мама с ума бы сошла, она таких вещей не понимает.

– А… Янка?

– Вряд ли. Даже наверняка – нет. Да забудь. Это все не имеет никакого значения.

Мия пялилась на него, как на лилового жирафа. Или как на инопланетянина. Что он несет? Как такое вообще возможно? Про тех, кто «примерно раз в полгода», ладно, пусть. Но она-то – здесь. И Платон – здесь. Возле нее, которая крутила роман с его собственным отцом. Ай, ладно, обойдемся без эвфемизмов, она спала с его собственным отцом, она всей стране поведала о своей от этого самого отца беременности… Ну пусть не было никакой беременности, но «слава» – то уже на всю страну, ничего не попишешь. И это не считая итогов Петенькиного нападения. То есть, по всем канонам, она, Мия, что называется, «порченая». А этот мальчик… этому мальчику словно бы… наплевать… Он говорит – «ерунда» и «не имеет значения». Как такое может быть? Он тоже… псих? Вроде Петеньки?