Быт и дух русского народа - Александр Власьевич Терещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запрещение иностранцам носить русскую одежду
Во время одного крестного хода патриарх осенял крестом народ, который, по своему обычаю, делал земные поклоны, но <так> как находившиеся тут иностранцы, одетые по-русски, не следовали нашему обряду, то патриарх за неуважение к святыне прогневался на них и запретил им носить русскую одежду[266].
Запрещение о введении иноземных обычаев
Под конец царствования Алексея запрещено было (1675 г. авг. 6) стольникам, стряпчим, московским дворянам и жильцам перенимать немецкие обычаи, носить их платья, шапки и стричь волосы по-иноземному. Кто же ослушивался, тот подвергался опале, а из высших чинов переписывали в низшие.
Одежда в половине XVII века и пристрастие к румянам
В бытность в Москве английского посла Карлиля, во второй половине XVII в., одевались так же, как и прежде: в широкие и длинные платья, коих рукава ниспадали до пядей, но их подбирали в многочисленные складки с большим искусством; носили полукафтаны, длинные по икры, с большими висячими воротниками. Знатные особы одевались в кафтаны до колен, со стоячими воротниками, кои сзади были шире и выше, нежели спереди; их покрывали бархатом и парчовой материей. Споднее платье было узкое. Головы покрывали высокими колпаками с одним отверстием впереди и другим сзади: богатые носили кармазиновые и бархатные и унизанные жемчугом; купцы делали суконные, а бедные войлоковые, кои пестрили разноцветными кусочками сукна. На зиму подбивали мехами. Рубашки, составляя щегольство, вышивались шелком; воротник, нарукавники и грудь блистали золотой вышивкой и жемчугом. Носили полусапоги остроконечные, с весьма высокими каблуками; подборы подбивали гвоздями. Большая часть дворянства носила уже тогда башмаки и шелковые чулки или вязаные шерстяные; поселяне и рабочие оборачивали ноги войлоком или толстым сукном; бороды отращивали длинные, а волосы на голове имели короткие. Должно отдать справедливость, говорит Мьеж, что русские, не говоря о прекрасной их наружности и хорошем сложении, гораздо еще важнее в своих длинных одеждах, высоких колпаках, со своими короткими волосами и длинными бородами, нежели большая часть европейцев в их одеяниях. Платье простого народа в отношении покроя было то же, что у знатных, отличавшихся от них бархатами, атласами и парчою; горожане носили суконное: темно-красное, темно-зеленое и фиолетово-красное, а бедные — из толстого сукна, делаемого ими самими. На зиму подбивали платье, смотря по состоянию и важности, дорогими мехами: собольими, лисьими, горностаевыми, беличьими, заячьими и пр.; простолюдины носили овечьи полушубки. Женский наряд отличался от мужского шириной и длинными рукавами. Рукава их рубашек были довольно узкие, но от трех до четырех аршинов длины, почему собирали в складки, которые покрывали сгибы самих пальцев. Полусапоги носили такие же, какие мужчины. Волосы заплетали девушки в две плетенки, которые ниспадали по спине; женщины подбирали их под чепец. «Надобно заметить, — продолжает Мьеж, — что женщины вообще имеют правильные черты лица и прекрасно сложены, но так преданы белилам, что едва можно их уверить, что они без румян хороши»[267].
Страсть белиться и румяниться продолжалась до наших времен. И теперь многие купеческие жены и мещанки не покидают этой дурной привычки. В этом, однако, нельзя обвинять их одних. Очень многие из другого сословия прибегают к постыдному средству краситься и румяниться, думая привлечь воздыхателей поддельной красотой или обмануть глаза других, натираясь румянами[268].
Следующая простонародная песня явно показывает, что для того только белятся и сурьмятся, чтобы нравиться:
Ах! На что ж было,
Да к чему ж было,
По горам ходить,
По крутым бродить!
Ах! На что ж было,
Да к чему ж было,
Мне, младёшеньке,
Соловья ловить!
У соловушки,
У младенького,
Бедной пташечки,
Одна песенка.
У меня, младой,
У меня, младой,
Один дряхлый муж,
Один дряхлый черт.
Да и тот со мной,
Да и тот с младой
Не в ладу живет
И не любится.
Не белись мое,
Не белись мое,
Лицо белое,
Лицо полное!
Не румяньтеся,
Не румяньтеся,
Щеки алые,
Щеки алые!
Не сурьмитеся,
Не сурьмитеся,
Брови черные,
Брови черные!
Не носись мое,
Не носись мое,
Платье цветное,
Платье цветное!
Мне на что ж было,
Мне к чему ж было
По горам ходить,
По крутым бродить!
Мне на что ж было,
Мне к чему ж было,
Соловья манить,
Соловья ловить!
У соловушки
У младенькова,
Одна песенка,
Одна песенка.
У меня, младой,
У меня, младой,
Один милый друг,
Мил сердешненький.
Да и он со мной,
Да и он со мной
По любви живет,
Верно любится.
Ты белись мое,
Ты белись мое,
Лицо белое,
Лицо полное!
Вы румяньтеся,
Вы румяньтеся,
Щеки алые,
Щеки алые.
Вы сурьмитеся,
Вы сурьмитеся,
Брови черные,
Соболиные!
Ты носись мое,
Ты носись мое,
Платье цветное
И нарядное!
Постепенное введение иностранного
Иоанн III, дозволив полезным иностранцам селиться в Москве, покровительствовал им и не препятствовал введению иноземных обычаев. Внук его Иоанн Грозный имел намерение ввести немецкие обычаи и законы[269]. Борис Годунов не воспрещал перенимать немецкие обычаи, замышляя совершить преобразование; но преждевременная смерть прекратила его предначертания. Первый самозванец презирал уже наши обычаи и вводил польско-немецкие. Цари Михаил и Алексей постепенно вводили науки, не воспрещали иноземцам жить по своему обычаю, а русским заимствовать от них не одно просвещение, но образ жизни и одежды. Напрасно думают, что Петр В. первый начал вводить иностранное и что он первый ввел науки: до него уже были посеяны начатки, ему оставалось докончить важное дело преобразования.
При царе Феодоре Алексеевиче уже запрещалось носить драгоценные платья, шитые на татарский покрой, а повелевалось ходить в польском или древнем русском. Боярин Никита Иванович Романов давно носил польские и французские одежды, но только у себя в деревне[270].
Введение иностранной одежды и запрещение носить русскую
В конце XVII в. повелевалось всем (1699 г.), исключая земледельцев и духовенство, носить венгерское платье; потом предписано было (в начале XVIII столетия), чтобы мужской и женский пол носили определенное
