Возмездие - Элизабет Нуребэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так ты говорила и о Симоне. И об Алексе. Ты уверена, что можешь полагаться на свой здравый смысл?
Чтобы отвлечься от этих мыслей, я беру с комода в прихожей ключи от машины и выхожу из дома. Несколько часов спустя я сворачиваю на гравиевую дорожку, ведущую к нашей даче на Фэрингсё. Она петляет под сводом веток. Между листьями просачивается теплый мягкий свет, воздух прозрачнее, чем где бы то ни было, и все запахи отчетливее. Здесь мы обычно жили с мая по сентябрь. Упаковывали чемоданы и перебирались сюда, и каждое утро один из маминых ассистентов отвозил меня в школу, а во второй половине дня забирал. Потом наступали летние каникулы, и мы проводили еще несколько недель в турне.
Сколько раз я проезжала по этой дороге в мечтах! Припарковав машину, я прохожу последний участок пути пешком.
Солнце стоит высоко над полями, воздух холодный и свежий. Листья в кронах деревьев начали желтеть.
Когда я в последний раз была здесь с мамой, тоже стояла отличная погода. Мы попили кофе на веранде, поскольку ее кресло-каталка не проходил в двери. Когда это было? Стояла такая слякоть, что мы не смогли спуститься к мосткам. Несколько недель спустя мамы не стало.
При въезде на участок в землю воткнута палка с табличкой «ПРОДАЕТСЯ» — я не удивлена, что дача выставлена на продажу. Половина принадлежит Микаэле, вторую половину унаследовал после меня папа. Судя по всему, продать ее не так легко, как квартиру в районе Эстермалъм. Я иду мимо таблички к высокому дубу, красующемуся посреди участка. Веревка от качелей висит на прежнем месте, все как всегда — и вместе с тем по-другому. Фасад нуждается в покраске, трава в саду почти достает мне до колен, а камни, которыми выложены грядки, давно потонули в сорняках. Одна из опорных колонн, поддерживающих балкон, вот-вот упадет, крыша веранды под ней разваливается. Усевшись на лестнице, я обвожу взглядом сад.
На какой-то краткий миг я вижу все таким, каким оно было когда-то, что придает магическое очарование всему этому месту. Вечеринки, которые устраивала Кэти, музыка и смех, разноцветные фонарики на деревьях и веранде.
И теперь мне становится ясно, какое воспоминание прилетело ко мне во время праздника Эльвиры. Как-то раз здесь, в саду, устроили летний праздник для меня и Микаэлы. Мы родились не летом, но мама вбила себе в голову, что надо устроить праздник.
Как обычно, она все устроила с размахом, роскошно и восхитительно, как это у нее всегда получалось. На веранде, превращенной в сцену, играл оркестр. Столы ломились от блюд с печеньем и тортами, украшенными розовой глазурью, а симпатичный пони возил всех желающих в тележке вниз по гравиевой дорожке и обратно к дому. Целое море шариков по всему саду сорвалось и улетело прочь, мы с подружками с радостными воплями гонялись за ними.
Под конец праздника мама попросила нас спеть вместе для гостей. Она поставила нас на веранду, гул голосов смолк, все взгляды обратились в нашу сторону. Солнечная девочка и ее сестра исполнят совместный номер. Воздух сгустился от ожидания. Мама сделала знак музыкантам начинать, но мы с Микаэлой стояли молча. Публика стала аплодировать в такт, чтобы помочь нам. Они хлопали все интенсивнее и интенсивнее, а мама махала нам руками, чтобы мы начинали.
Тут Микаэла впала в истерику. Плакала, кричала, орала в голос, что не хочет ничего делать из-под палки. Я попыталась успокоить ее, но все было без толку. Она только разозлилась на меня.
— Почему она должна быть на моем празднике? — кричала она. — Почему Солнечная девочка всегда должна быть на виду?
Я предложила взять ее за руку и попытаться спеть, но Микаэла была на грани срыва, и даже маме не удалось ее успокоить. Все закончилось тем, что Микаэла ударила по фотокамере ассистента, пытавшегося заснять праздник, и убежала прочь.
Такие скандалы она устраивала часто. В нашем детстве это происходило не раз и не два.
Я встаю и иду в сторону гостевого домика, расположенного в нижней части сада. Позади него стоят небольшой группкой березы, а за ними начинается настоящий лес. Через него идет тропинка к мосткам, к воспоминаниям о летних ночах, когда совсем не темнеет, когда озеро неподвижно, как зеркало, а свет вибрирует над вершинами деревьев по другую сторону.
Туда уходили мы с Симоном, пока остальные спали. Купались нагишом, плавали бок обок и занимались любовью на берегу.
Пытаясь заглянуть внутрь через одно из окон, я вспоминаю, как в последний раз приходила сюда в сопровождении полицейских, прокурора и адвоката.
Перед продажей Микаэла велела все там переделать. Стены перекрашены в светло-зеленый цвет, a там, где раньше стояла кровать, теперь высится письменный стол с красивым кожаным креслом перед ним.
Обходя дом, я замечаю, что на деревянной доске под окном что-то вырезано. Наклонившись вперед, я пытаюсь разобрать надпись. «RIP» — пожелание покоиться с миром, единственное напоминание о трагедии, разыгравшейся здесь.
Прошло ровно восемь лет с тех пор, как убили Симона. Возможно, эти буквы кто-то вырезал тут в годовщину его смерти. Я читала, что друзья организовали концерт в его память, и когда пели его самый известный хит «Love me when I’m gone»[7], зрители в зале подняли светящиеся мобильные телефоны с изображением горящей свечи на экране — море свечей. Эту песню он сочинил на пляже во время нашего медового месяца. Внезапно меня посещает мысль: я даже не знаю, где он похоронен.
Погруженная в свои мысли, я бреду обратно к дорожке, когда у ворот останавливается пожилая пара с палками в руках. Подняв одну руку с палкой, мужчина приветствует меня.
— Вы журналистка? — спрашивает он.
— Нет, — честно отвечаю я.
Мужчина указывает палкой на табличку в траве.
— Стало быть, вы интересуетесь домом? Эта дача была во владении семьи Андерссонов в течение многих поколений. Знаете актера Эрика Андерссона? Его папа тут родился.
Поскольку я никак не реагирую, женщина вставляет:
— Это было задолго до ее рождения.
— Но вы наверняка слышали про Кэти, ее дочь, — продолжает
