Без Отечества… - Василий Сергеевич Панфилов

Очень много откровенно посторонних: явные букмекеры по виду, мелкие политиканы из Парижа, чиновники из муниципалитета, военные в форме, репортёры и чёрт те кто. Вся эта публика надувает щёки и старательно делает вид, что они — право имеют! Всё как всегда…

На меня глазеют, но без особого интереса. Большинство, как я понимаю, просто не узнали… и к лучшему. А нет… узнали! Вон какой взгляд… охотничий.

Провожаю глазами метнувшегося к выходу неприметного ссутуленного человечка, едва заметно выдыхаю сквозь зубы. Опять… травля натуральная — как волка обкладывают.

— Но… — разом вспотев (и явно приняв моё раздражение на свой счёт), седой снимает очки и беззвучно открывает рот, часто дыша и обдавая меня запахом больных зубов и невообразимым перегаром.

«— Странно, что от него потом не воняет» — мелькает брезгливая мысль.

— Вы, кажется, были ранены? — приходит на помощь коллеге упитанный одутловатый коротышка с тлеющим огрызком сигары в углу тонкогубого рта. Едкий дымок поднимается к застывшему в прищуре глазу.

Лицо у него невыразительно и бесстрастно, стёсано тысячами тысяч ударов и почти потеряло не то что индивидуальность, но и человечность. Более всего оно напоминает древнюю каменную бабу, столетиями открытую ветрам и дождям. Глаза мутные, с желтоватыми прожилками, какие-то ящеречьи, и уж точно — не человеческие, — Мы вычеркнули вас…

Вздёргиваю бровь, и он осекается, с силой затягиваясь и пытаясь давить меня взглядом. Короткая игра в гляделки заканчивается моей победой.

Шумно вздохнув, коротышка мигает и отводит глаза, склоняя голову. Через пару минут перебора бумаг меня восстанавливают в списках. Лица недовольные — я, чёрт бы меня побрал, побеспокоил занятых людей!

Какая уж там у них игра… А впрочем, здесь не нужны догадки — всё как обычно, ставки! Для букмекеров такие нежданчики, особенно когда они и их устраивают, подарок Небес.

Господа эти, к гадалке не ходи, связаны с букмекерами теснейшим образом. Да и с организацией турнира не всё так просто — есть некие Имена где-то очень высоко, а есть — такие вот незаметные рабочие лошадки, которые, собственно, и занимаются всей текучкой. Они не на слуху и не очень-то интересуются такой мишурой, как слава, но умеют делать деньги…

… и создавать для этого возможности.

Если к ним и приходили господа из Парижа, то уже как пустая формальность, завершающий мазок на холсте Жизни. Моё участие в соревнованиях изначально внесло нотку Хаоса в упорядоченное.

А теперь, после ранения, бюрократическо-полицейской чехарды и недоброжелательного внимания властей, я откровенно лишний на этом спортивном празднике. Чёрт знает, чего от меня ожидать…

Кубок Эльзаса призван сплотить, показать, доказать… ну и далее, по длинному списку, составленному из шаблонных, трескучих патриотических фраз. Это далеко не рядовое событие, явно вышедшее за рамки Франции.

Теперь это скорее часть переговорного процесса между участниками анти-германской коалиции. На бой заявлены французы, американцы, британцы…

… и чёрт те кто ещё! До кубка Европы или чего-то подобного, пожалуй, не дотягивает, но чёрт подери, близко! У всех свои интересы, в которых бокс — не обязательная, но важная составляющая, часть психологического давления в переговорах.

А тут я. Неудобный… да чёрт, я практически для всех неудобный! Русский… притом не «хороший» русский и не «плохой», а свой собственный, наособицу! Со своим пониманием жизни и своими интересами, решительно ломающий заботливо выставленные шаблоны.

— Чёрт бы вас побрал, — бормочу себе под нос и цепляю на нос солнечные очки, сбегая по ступенькам.

— Месье Пыжофф… Месье Пыжофф! — надрывается краснолицый потливый коротышка, заступая мне дорогу и дыша в лицо чесночно-луковым перегаром, — Скажите, почему вы испытываете животную, зоологическую ненависть к этому несчастному офицеру…

— … объясните, месье Пыжофф… — требует от меня на английском господин латиноамериканского вида, — или может быть, товарищ Пыжофф?

При этом он размахивает перед моим носом дипломатическим паспортом какой-то банановой республики так, будто это неведомым образом даёт ему какие-то права вторгаться в частную жизнь граждан других государств. Вид у него гневный, решительный, под смуглой кожей перекатываются желваки…

… так и хочется закричать — верю! Верю! Сам Станиславский, наверное, вскочил бы со своего кресла, и обнял и расцеловал. Талант… как есть талант!

Впрочем, латиноамериканец с его актёрством даже не раздражает… Не слишком раздражает. Дипломаты банановых республик замечательно дёшево продаются и всегда готовы поучаствовать в скандале, контрабанде наркотиков и государственном перевороте, притом неважно, в какой именно стране будет этот переворот.

А сейчас всей этой шушеры в Страсбурге столько, что удивительно даже, как я раньше не сталкивался с этими господами.

— … почему вы решили убить офицера, который всего только хотел поговорить с вами?! — заступает дорогу молодой прыщеватый парень, — Общественность требует, чтобы вы объяснились и…

Отодвигаю его плечом и прохожу дальше. Несколько шагов…

— Алексей Юрьевич! — окликает меня полный господин, — Щеглеватов, Московские Ведомости! Вы можете как-то прокомментировать ситуацию с попыткой вашего убийства и последующие события?!

— Ба, Илья Евгеньевич! — улыбаюсь, останавливаясь и пожимая руку давнему знакомцу, — Рад видеть вас, хотя признаюсь, предпочёл бы иной повод для встречи!

— Да и я, пожалуй, — смеется тот, — Ну как?

— А пройдёмте со мной в отель, — приглашаю его, — не забоитесь?

Смеётся… но не забоялся. Хотя взгляды вокруг… Лучи Смерти, ей Богу!

— Любая война это кровь и грязь… — делаю паузу и отпиваю глоток чая, — уж вам-то не знать!

Илья Евгеньевич, как человек, не раз бывавший на фронте и не боящийся не только лазать по окопам первой линии, но и вскрывать, так сказать, отдельные злоупотребления, кивает.

— А уж война Гражданская… — машу рукой, — Умножьте на десять, и мало будет! Я, ещё в Москве, столько нового узнал о себе из газет и слухов…

— Да уж, — усмехается репортёр, — наслышан!

Он работает на Московские Ведомости, принадлежащие Университету (хотя до недавних пор весьма формально), и лучше других знает, что такое слухи, и как они могут отличаться от действительности. С ним мы пересекались во время приснопамятного дела с Галь Лурье, когда купленная пресса и раскачанное большими деньгами общественное мнение пытались сделать чудовище из жертвы. Небезуспешно…

Позже мне это сильно аукнулось. Как там… «Толи он ложечки украл, толи у него… ложечки нашлись, а осадок остался!» Московский обыватель, взбудораженный и легко поддающийся пропаганде, охотно поверил в пахнущие кровью слухи обо мне, так что негатив, любой степени нелепости, в дальнейшем хорошо ложился на имеющийся фундамент.

Перейдя на французский, чтобы девушки понимали наш разговор, со вкусом обсудили самые нелепые и острые