Спецслужбы Белого движения. 1918—1922. Разведка - Николай Кирмель

Генерал П.Ф. Рябиков достаточно внимания уделил организации и вербовке тайной агентуры. В зависимости от побуждений к сотрудничеству разведчик разделил агентов на две категории: добровольных агентов и агентов по принуждению.

Первая категория, в свою очередь, им подразделялась на следующие группы.

а) «людей, идущих на работу исключительно из патриотизма, из желания своей ответственной работой принести пользу Родине».

К этой группе, по мнению разведчика, относились офицеры и другие доверенные лица, работавшие из высоких побуждений, поэтому являвшиеся самыми надежными и наиболее желательными.

б) людей, по различным причинам озлобленных на страну или правительство, принадлежащих к оппозиционным политическим партиям, а также жаждущих приключений авантюристов. Степень продуктивности их работы и надежности, по мнению генерала, зависела «в большей мере от чистоты их побуждений, качества, натуры и степени интеллигентности и подготовки».

в) лиц, работавших из корыстных побуждений. «Жажда наживы при нравственной неустойчивости легко делает этих агентов двойными, почему работа их должна вестись под неослабленным контролем».

г) «ремесленники дела», т.е. люди, посвятившие себя разведке как ремеслу, дающему определенный заработок. «Умелое руководство, соответственные поощрения и наказания могут в значительной мере поднять продуктивность работы людей этой категории, — считал генерал-майор П.Ф. Рябиков. — При сложности агентурного аппарата и обширности его функций обойтись без второстепенных сотрудников типа ремесленников дела — не представляется возможным».

К агентам по принуждению относились лица, посылаемые в разведку насильно под различными предлогами{603}.

Колчаковская разведка сталкивалась с проблемой подбора надежных негласных сотрудников. В Гражданскую войну при вербовке агентов и красные, и белые в основном руководствовались классовым подходом. В частности, в колчаковской спецслужбе предпочтение отдавалось офицерам, «как лицам, враждебно относившимся к советской власти». Но тем не менее автор «Указаний по разведывательной службе в штабах и в частях войск» генерал-майор П.Ф. Рябиков рекомендовал оставлять в качестве заложников семьи агентов{604}. Прибегала ли колчаковская спецслужба к такой мере — автору неизвестно. Однако в условиях военного времени данное указание отнюдь не являлось бюрократической перестраховкой. По данным историка Е.В. Волкова, в среднем из 12 засылаемых в тыл агентов обратно возвращались только двое{605}.

В боевых условиях, при жестком лимите времени было очень сложно выявить мотивацию негласного сотрудничества офицеров с разведывательными органами, поскольку, как пишет историк Е.В. Волков, в белую армию офицеры шли по различным причинам:«… от возвышенно идеологических до сугубо материальных. Однако, видимо, небольшая часть офицеров сражалась против советской власти только по политическим убеждениям, которые, впрочем, в период начавшихся военных поражений белых могли претерпеть значительную эволюцию»{606}.

Как уже было сказано выше, разведывательное отделение Главного штаба через штаб военного представительства в Париже руководило разведкой в Европе, а через штабы военных округов — в Китае, США и Японии. На секретные расходы по содержанию военных агентов в нейтральных государствах ежемесячно выделялось 850 000 руб.{607}

Непосредственно изучением соседних государств в военном, политическом и экономическом отношении занимались разведывательные органы штабов Омского, Иркутского и Приамурского военных округов. Высшее военно-политическое руководство колчаковского режима в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в частности, интересовала деятельность «китайского, японского и американского правительств в сопредельной полосе и их целях и намерениях в отношении Уряханского края и Монголии»{608}.

При восстановлении разведывательных органов колчаковским правительством за основу было взято «Положение для организации и ведения военной разведки штабами пограничных округов», утвержденное 7 ноября 1912 года, а также «Протокол особого совещания Главного управления Генштаба по выработке плана и организации разведки в округах Азиатской России» (1917 года){609}.

В соответствии с этими документами Приамурский военный округ (ПриВО) занимался организацией разведки в Корее, Маньчжурии, Монголии и Японии{610}, Иркутский — в Монголии и Китае, Омский — в западной части Китая, Монголии и Илимском крае. Обратим внимание на одно немаловажное обстоятельство: разведка велась не только на сопредельной, но и на своей территории (ближняя разведка). Например, резиденты военно-статистического отделения (ВСО) ПриВО находились в Благовещенске, Владивостоке и Никольск-Уссурийске{611}.

Начальник ВСО подполковник А.И. Цепушелов, в частности, особо обращал внимание подчиненных на тесное взаимодействие с местными контрразведывательными органами с целью обмена информацией{612}. Остается неизвестным, как к данному предложению отнеслись руководители контрразведки, но ВСО регулярно поставляло командованию сведения контрразведывательного характера— об активной деятельности японских спецслужб на Дальнем Востоке. Например, в телеграмме, датированной 25 декабря 1918 года, сообщалось об организации в Сибири японского контрразведывательного отряда под руководством генерала Накасима{613}.

В соответствии с приведенными выше документами, район глубокой разведки каждого округа разделялся на 4 сектора, где создавались агентурные сети, которыми руководили агенты-резиденты. Им подчинялись агенты-почтальоны и агенты-ходоки.

Так, зона ответственности разведывательного отделения штаба Иркутского военного округа разделялась на Баргинский, Ургинский, Улясутайский и Урянхайский сектора. Сведения добывались агентурной и войсковой разведками, которые сильно пострадали после прихода к власти большевиков и к началу 1919 года оказались полностью разрушенными. Агентура действовала только в трех секторах — Урге, Урянхае и Улясутае. А войсковая разведка, к которой привлекались поселковые атаманы, «была разлажена из-за неопределенного положения Забайкалья и на тот момент не управлялась штабом округа»{614}.

Для сбора разведданных штабы военных округов командировали за границу офицеров с секретными заданиями, предпринимали попытки наладить взаимодействие с русскими консульскими и другими учреждениями, привлекали войсковую разведку, осуществляли перехват большевистских радиограмм из Москвы, а также выписывали иностранную прессу. Но даже в совокупности все виды разведки не давали ожидаемых результатов. Главными препятствиями являлись недостаточное финансирование и отсутствие надежных кадров.

Например, по расчетам генерал-квартирмейстера штаба Омского военного округа (ОВО) на реализацию программы работы разведотделения требовалось 1 233 500 руб.{615}

В действительности за период с января по май 1919 года Главный штаб смог выделить только 40 000 руб. Несмотря на то что Приамурский и Иркутский военные округа финансировались несколько лучше — соответственно, 200 000 и 100 000, — им этих сумм также оказалось недостаточно{616}.

Кажущиеся внушительными суммы на самом деле были сильно обесценены инфляцией. К тому же ходившие в Сибири деньги не воспринимались агентами-иностранцами как серьезная волюта. Поэтому руководители разведки для расширения и поддержания существующей агентурной сети в Монголии пытались посылать в эту страну деньги царской России. В частности, начальник разведывательного отделения штаба Иркутского военного округа просил 2-го генерал-квартирмейстера дать распоряжение Иркутскому отделению госбанка обменять 15 000 руб. для отправки в Монголию, а также впредь обменивать деньги для разведывательного отделения штаба{617}.

Денег для оплаты агентуры постоянно не хватало. Например, оплата агентов наиболее обеспеченного в финансовом отношении военно-статистического отделения Приамурского военного округа колебалась в пределах 400—800 руб.{618} За «такую мелочь», как говорится в одном из докладов, работать желающих находилось немного. О вербовке агентов на идейной основе кадровые сотрудники спецслужб в своих документах даже не упоминали. Это обусловлено в первую очередь тем, что штабы военных округов вели разведку против других государств и поэтому привлекали к сотрудничеству в основном иностранцев — китайцев, монголов, корейцев, которые работали за денежное вознаграждение. Резидент в Благовещенске капитан Шмидт 29 августа 1919 года напоминал руководству ВСО, что условия жизни не только русских, но и китайцев значительно изменились, и поэтому большинство из них стремится к наживе и спекуляции. В докладе он говорил о возможности вербовки агентуры из числа лиц, не занимавшихся спекуляцией, но при этом обращал внимание: «…труд их должен быть оплачен так, чтобы они дорожили службой»{619}.